Книгопечатание

Это статья об истории книгопечатания. О современном состоянии дел см. Издательское дело и Полиграфия.

Книгопечатание — процесс создания печатной продукции. Термин обычно употребляют в историческом контексте.

История книгопечатания

Изобретение книгопечатания

Книгопечатание было изобретено дважды: в Китае и в средневековой Европе. В Китае книгопечатание изобретено, по одним данным (Julien, «Documents sur l’art d’imprimerie»), в 581 году н. э., а по китайским источникам — между 936 и 993 годами (подробнее см. четыре великих изобретения). Первым точно датированным печатным текстом является китайская ксилографическая копия буддийской Алмазной сутры, изданная в 868 году. Печатный амулет, датированный 704 — 751 годами был найден в 1966 году при раскопках храма в Кёнджу, Корея .

Штучная печать

Техника штучной печати для воспроизведения текста, рисунков и изображений широко использовалась по всей Восточной Азии. Она возникла в Древнем Китае как метод печати на текстиле, а затем и на бумаге. Самые ранние сохранившиеся образцы, напечатанные на ткани, являются китайскими и датируются не позднее 220 года н. э. Ближайшие по времени западные образцы относятся к IV веку и принадлежат Древнему Египту эпохи римского правления.

В Восточной Азии

Самые ранние сохранившиеся гравюры происходят из Китая эпохи династии Хань (до 220 года н. э.), они использовались для оттиска на шёлке трёхцветных изображений цветов, а самый ранний пример гравюры на бумаге, также китайский, относится в середине седьмого столетия.

В девятом веке печать на бумаге уже профессионально практиковалась, именно этим периодом датирована первая сохранившаяся полная печатная книга — Алмазная сутра (находящаяся ныне в Британской библиотеке). В десятом веке были напечатаны 400 тысяч копий некоторых сутр и картин, выходила конфуцианская классика. Опытный печатник за один день мог напечатать до 2000 листов, состоящих из двойных страниц.

Из Китая книгопечатание распространилось в Корею и Японию, которые использовали китайские логограммы; методы китайской печати также применялись в Турфане и Вьетнаме с использованием других шрифтов. Однако в отличие от другого изобретения — бумаги, техника книгопечатанья так никогда и не была заимствована исламским миром.

На Ближнем Востоке

Штучная печать на ткани появилась в римском Египте к четвёртому столетию. Ксилография, названная по-арабски «тарш», была развита в арабском Египте в IX—X столетиях, применяясь главным образом, для молитв и письменных амулетов. Есть некоторые причины полагать, что эти печатные оттиски (гравюры) были сделаны из недеревянных материалов, возможно из олова, свинца или глины. Используемые методы, кажется, имели очень мало влияния за пределами мусульманского мира. Хотя Европа приняла печать деревянной гравюры от мусульманского мира, первоначально для оттиска на ткани, техника металлической ксилографии в Европе осталась неизвестной. Позже ксилография вышла из употребления в исламской Средней Азии после того, как из Китая была перенята печать подвижного типа.

В Европе

Впервые в христианской Европе методика оттиска на ткани появилась около 1300 года. Изображения, оттиснутые на ткани для религиозных целей, могли быть довольно большими и сложными, и когда бумага стала относительно легко доступной, около 1400 года, тут же получили распространение небольшие гравюры на религиозные темы и игральные карты, напечатанные на бумаге. Массовое производство печатной бумажной продукции началось примерно с 1425 года.

Технология

Печатание производилось следующим образом: на деревянных козлах, на которых вырезались выпуклые буквы, наносили жидкую краску, затем сверху накладывали лист бумаги и тёрли мягкой щёткой. Этот способ печати, употреблявшийся и в Средние века нидерландскими печатниками на деревянных печатных досках, сохранился в Китае до начала XX века; попытка иезуитов-миссионеров в XVII веке вырезать слова из меди не привилась.

Уже в гробницах Фив и Вавилона находили кирпичи с вытиснутыми надписями; у ассирийцев для летописей служили цилиндры из жжёной глины с вырезанными буквами; в Афинах вырезали географические карты на тонких медных досках; Римские горшечники на изготавливаемой ими посуде отпечатывали имя заказчика или обозначение цели, для которой она предназначена. Богатые римляне, чтобы облегчить детям изучение грамоты, давали им буквы, вырезанные из слоновой кости или из металла, из которых дети учились составлять отдельные слова; Цицерон, рассказывая об этом, излагает в ясных выражениях основной принцип набора слов.

В Средние века, после крестовых походов, когда усилилось стремление к образованию, деятельность монахов, занимавшихся переписью книг (манускриптов), перестала удовлетворять возраставшие потребности. С XIII века начали вырезать картинки на досках с текстом, вначале весьма кратким. Впоследствии текст начал занимать больше места, чаще в виде составленной из слов ленты, исходящей из уст действующего лица; следом начали печатать книги, состоявшие из одного текста, без рисунков. Для печати изготавливались тонкие металлические доски, на которых вырезались значки. Существовало несколько методов:

• линии очертания букв оставлялись, а всё остальное срезалось;
• в доске вглубь вырезалось очертание букв — тогда буквы при печатании выходили белыми, а всё остальное оставалось чёрным.

Ксилография

Позднее начали вырезать текст ножом на деревянных досках; это так называемая ксилография. Древнейшее дошедшее до нас произведение этого искусства, имеющее на себе дату печатания, относится к 1423 году (см. «Библия бедных»). Производилось ли печатание с помощью станка или с помощью щёток — неизвестно; во всяком случае дошедшие книги печатались лишь с одной стороны листа. Из книг, напечатанных этим способом, наиболее известны так называемые «Донаты» (сочинение римского грамматика Элия Доната). Не доказано, что «Донаты» были напечатаны много раньше изобретения Гутенберга; с другой стороны, известно, что печатными досками пользовались ещё долго после Гутенберга; ксилография также существовала в 1475, в 1482 и даже в 1504 годах.

Наборный шрифт

История книгопечатания в современном смысле этого слова начинается с того момента, когда стали изготавливать металлические, подвижные, выпуклые буквы, вырезанные в зеркальном отображении. Из них набирали строки и с помощью пресса оттискивали на бумаге.

Между 1041 и 1049 годами китаец Би Шэн придумал изготавливать наборный шрифт из обожжённой глины, но этот способ получил меньшее распространение, чем ксилография, так как в китайской письменности тысячи иероглифов и поэтому изготовление наборного шрифта было слишком трудоемким.

В Корее времён династии Корё в 1377 году с помощью подвижного шрифта из металла была напечатана книга «Антология учения великих монахов об обретении духа Будды с помощью практики Сон Пэгуна Хвасана» (Чикчи).

В Европе наборный шрифт появился во второй трети XV века, и почти все исследователи приписывают его немцу Иоганну Гутенбергу. Иоганн Ментелин в Страсбурге, имевший типографию уже в 1458 году, и Пфистер в Бамберге, считавшиеся ранее первыми печатниками, должны быть признаны учениками Гутенберга. Почти все западноевропейские народы оспаривали у немцев честь изобретения книгопечатания. Наиболее убедительно отстаивали свои притязания голландцы, ссылающиеся на изобретение книгопечатания Лоренсом Янсзооном Костером.

У итальянцев Памфилио Кастальди в Фельтре считался изобретателем подвижных букв: как рассказывают, он не придавал своему изобретению никакого значения, уступил его Фусту, который с товарищами воспользовался им, учредив типографию в Майнце. Однако до нас не дошло ни одной строчки, напечатанной Кастальди, которая могла бы подтвердить достоверность этого рассказа.

К свидетельствам современников, говорящих в пользу Гутенберга, нужно отнести указание Петера Шеффера, зятя Фуста и продолжателя его дела: в издании «Институций Юстиниана» 1468 году он указывает на Гутенберга и Фуста как на первых печатников. Движимый родственным чувством, он, вероятно, приписал и Фусту честь изобретения, принадлежащего одному Гуттенбергу. В 1472 году Вильгельм Фише, ректор Парижского университета, в письме к Роберту Гагену говорит: «Передают, что недалеко от города Майнца был некто Иоанн Бонемонтан (Гутенберг), который первый выдумал искусство книгопечатания». Матвей Пальмерий, в продолжении «Хроники» Евсевия, напечатанном в 1483 году в Венеции, указывает, что «искусство печатать книги было изобретено в 1440 г. Гутенбергом в г. Майнце». Наконец, Иоанн Шеффер, сын Петера Шеффера, в посвящении к переводу Тита Ливия 1505 года указывает на Гутенберга как на первого печатника, хотя в других местах приписывает это изобретение Фусту.

Первопечатные книги

Первопечатные книги (инкунабулы) сохранились в крайне незначительном числе экземпляров; они совершенно сходны с рукописными книгами, как в шрифте, так и по своей внешности. Первопечатники во всём подражали рукописям, ибо последние ценились гораздо дороже, да и публика в первое время по привычке требовала рукописи, подозревая в печати вмешательство дьявола; на первых печатных экземплярах, выпускавшихся в виде рукописей, не отмечалось ни года, ни места напечатания, ни имени типографа.

Изобретение цветной печати

Раймондо де Сангро

Раймондо де Сангро, купив 25 октября 1745 года у падре Ильянеса, приехавшего из Чили, рукопись Historia et rudimenta linguae piruanorum (1600—1638), составленную на основе секретного документа «Exsul immeritus blas valera populo suo» и написанную иезуитскими миссионерами в Перу Джованни Антонио Кумисом и Джованни Анелло Оливой, включил в свою книгу «La Lettera Apologetica» (1750) многие знаки токапу из капак-кипу, правда переделав их и придав им закругленные, а не квадратные формы.

В 1747 году Мадам де Графиньи издала свои «Письма перуанки», в которых знатная перуанка Силия (Zilia) использовала кипу для записей и переводила сразу на французский. В «Письме XVI» Графиньи приводит описание кипу как письменности. Книга была переиздана в 1749 году. Издатель сборника «Coleccion de documentos literarios del Peru» (1874) Мануэль де Одриосола предположил, что эти письма послужили «одному итальянцу из Академии де ла Круска и одной графине, той же национальности, написать толстый том „в одну четверть“, озаглавленный „Apologea de los quipos“. Использовав Гарсиласо, автор столь уверенно использует грамматику, словарь из кипу, представляющие собой кипуграфию, позаимствованную от некого Кипу-Камайока из инков, но как бы они не ошибались в своих предположениях».

Именно в этой книге, имевшей полное название «Lettera Apologetica dell’Esercitato accademico della Crusca contenente la difesa del libro intitolato Lettere di una Peruana per rispetto alla supposizione de' Quipu scritta dalla Duchessa di S*** e dalla medesima fatta pubblicare», использовано 40 «ключевых слов» якобы древней системы записи Инков. Ключевые слова в кипу были раскрашены разными цветами и имели форму круга. Метод цветной печати был неизвестен на то время и изобретён самим Раймондо.

Как видно, именно Мадам де Графиньи (графиня S***) и князя Раймондо де Сангро (являлся академиком де ла Круска) имел в виду Одриосола.

Опубликование князем книги «La Lettera Apologetica», содержавшей опасные еретические мысли, привело к отлучению Раймондо де Сангро от Церкви папой Бенедиктом XIV в 1752 году.

См. также

• Палеотип
• Акоп Мегапарт
• Иван Фёдоров
• Пётр Мстиславец
• Франциск Скорина
• Спиридон Соболь
• Список выдающихся произведений книгопечатания

Литература

Дореволюционная литература

• Печатное дело // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Wetter J. Kritische Geschichte der Erfindung der Buchdruckerkunst. — Meinz, 1836.
• Schaab. Geschichte der Erfindung der Buchdruckerkunst. — 2. Ausg. — Meinz, 1855.
• Bernard Ang. De l’origine et des débuts de l’imprimerie en Europe. — P., 1853.
• Sotheby. Principia typographica. — L., 1858.
• Dupont P. Histoire de l’imprimerie. — P., 1869.
• Bigmore и Wyman. Bibliography of printing. — L., 1880—84.
• Didot A. F. Histoire de la typographie. / Extrait de l’Encyclopédie moderne. — P., 1882.
• De Vinne. The invention of printing. — 2nd ed. — N. Y., 1878.
• Булгаков Ф. И. [elib.shpl.ru/ru/nodes/113-bulgakov-f-i-illyustrirovannaya-istoriya-knigopechataniya-i-tipografskogo-iskusstva-t-1-s-istorii-izobreteniya-knigopechataniya-po-xviii-vek-vklyuchitelno-spb-tsenz-1889#page/1/mode/grid/zoom/1 Иллюстрированная история книгопечатания и типографского искусства: Т. 1: С истории изобретения книгопечатания по XVIII век включительно. — СПб., 1889. — 365 с., ил.]
• Голике Р. Р. Сборник снимков с славяно-русских старопечатных книг. — СПб., 1895.
• Шибанов П. Каталог русских и славянских книг, напечатанных вне Москвы и Петербурга с основания типографий до новейшего времени. — М., 1883.
• Старопечатные славянские издания // Вестник славянства. — Вып. X. — 1895.
• Остроглазов. Книжные редкости // Русский архив. — 1891. — № 8, 9.
• Голубев. О начале книгопечатания в Киеве // Киевская старина. — 1886. — № 6.
• Ляхницкий. Начало книгопечатания в России. — СПб., 1883.
• Лихачев Н. Документы о печатании книг и грамот в 1694 г. — СПб., 1894.
• Лихачев Н. Книгопечатание в Казани за первое пятидесятилетие существования в этом городе типографий. — СПб., 1895.
• Карамышев И. Краткие исторические сведения о СПб. типографиях.
• Божерянов И. Исторический очерк русского книгопечатного дела. — СПб., 1895.
• Владимиров П. В. Начало славянского и русского книгопечатания в XV—XVI вв. — К., 1894.
• Собко, «Ян Галлер» // Журнал Мин. нар. просв., 1883, № 11;
• Петрушевич А. С. Иван Фёдоров, русский первопечатник. — Льв., 1883.
• Пташицкий О. Л. Иван Фёдоров, русский первопечатник. // Русская старина. — 1884. — № 3.
• Дринов М. Првата Блгарска типография в Солун и некои от напечатанише в нея книги. — 1890.
• Обзор I Всерос. выставки печатного дела. — СПб., 1895; 34.

Современная литература

Учебная и справочная

1. Баренбаум И. Е., Шомракова И. А. Всеобщая история книги. — СПб., 2005.
2. Владимиров Л. И. Всеобщая история книги: Древний мир, Средневековье, Возрождение. — М., 1988.
3. История книги / Под ред. А. А. Говорова, Т. Г. Куприяновой. — М., 2001 (первое издание: М., 1999).
4. Ростовцев Е. А. История книжного дела. Учеб. пособие. — СПб., 2007—2011. — Ч. 1—3.
5. Книга. Энциклопедия. — М., 1999. (Книговедение. Энциклопедический словарь. — М., 1982. — первое издание)

Избранная научная

• Аронов В. Р. Эльзевиры. — М., 1965.
• Баренбаум И. Е. Книжный Петербург. — СПб., 2000.
• Баренбаум И. Е. Штурманы грядущей бури. Н. А. Серно-Соловьевич, Н. А. Баллин, А. А. Черкесов. — М., 1987.
• Баркер Р., Эскарп Р. Жажда чтения. — М., 1979.
• Белов С. В., Толстяков А. П. Русские издатели конца XIX — начала XX века. — Л., 1976.
• Блюм А. В. Советская цензура в эпоху тотального террора 1929—1953. — СПб., 2000.
• Бубнов Н. Ю. Старообрядческая книга в России во второй половине XVII в. Источники, типы и эволюция. — СПб., 1995.
• Варбанец Н. В. Иоханн Гутенберг и начало книгопечатания в Европе. — М., 1980.
• Васильев В. Г. Издательская деятельность Академии наук в её историческом развитии (от зарождения до наших дней). — М., 1999. — Кн. 1—2.
• Верещагин Е. М. Христианская книжность Древней Руси. — М.,1996.
• Вздорнов Г. И. Искусство книги Древней Руси. Рукописная книга Северо-восточной Руси. — М., 1980.
• Волкова В. Н. Сибирское книгоиздание второй половины XIX в. — Новосибирск, 1995.
• Володихин Д. М. Книжность и просвещение в Московском государстве XVII в. — М., 1993.
• Вольман Б. Русские нотные издания XIX — начала XX вв. — Л., 1970.
• Герчук Ю. Я. Эпоха политпажей. Русское типографское искусство. — М., 1982.
• Динерштейн Е. А. А. С. Суворин. Человек, сделавший карьеру. — М., 1998.
• Динерштейн Е. А. Издательское дело в первые годы Советской власти. — М., 1971.
• Динерштейн Е. А. «Фабрикант» читателей: А. Ф. Маркс. — М., 1986.
• Динерштейн Е. А. И. Д. Сытин. — М., 1983.
• Дуров В. А. Книга в семье Романовых. — М., 2000.
• Ершова Г. Г. Майя: тайны древнего письма. — М., 2004.
• Заболотских Б. В. Книжная Москва. — М., 1990.
• Завадская Е. В. Японское искусство книги (VII—XIX вв.) — М., 1986.
• Ильина Т. В. Декоративное оформление древнерусских книг. Новгород и Псков. XII—XV вв. — Л., 1978.
• Каждан А. П. Книга и писатель в Византии. — М., 1973.
• Кельнер В. Е. Очерки по истории русско-еврейского книжного дела во второй половине XIX — начале XX века. — СПб., 2003.
• Кестнер И. Иоганн Гутенберг. — Льв., 1987.
• Киселева Л. И. Западноевропейская рукописная и печатная книга XIV—XV вв. — Л., 1985.
• Киселева М. С. Учение книжное: текст и контекст древнерусской книжности. — М., 2000.
• Кишкин Л. С. Честный, добрый, простодушный…: Труды и дни А. Ф. Смирдина. — М., 1995.
• Клейменова Р. Н. Книжная Москва первой половины XIX века. — М., 1991.
• Королев Д. Г. Очерки из истории издания и распространения театральной книги в России XIX — начала XX веков. — СПб., 1999.
• Куприянова Т. Г. Первая династия российских издателей. — М., 2001.
• Куприянова Т. Г. Печатный двор при Петре I. — М., 1999.
• Кьера Эдвард. Они писали на глине. — М., 1984.
• Лазурский В. В. Альд и альдины. — М., 1977.
• Левшун Л. В. История восточно-славянского книжного слова. XI—XVII вв. — Мн., 2001.
• Леликова Н. К. Становление и развитие книговедческой и биографической наук в России в XIX — первой половине XX века. — СПб., 2004.
• Лихачева В. Д. Искусство книги. Константинополь XI в. — М., 1976.
• Луппов С. П. Книга в России в XVII в. — Л., 1970.
• Луппов С. П. Книга в России в первой четверти XVIII в. — Л., 1973.
• Луппов С. П. Книга в России в послепетровское время. — Л., 1976.
• Ляхов В. Н. Искусство книги. — М., 1978.
• Ляхов В. Н. Очерки теории искусства книги. — М., 1971.
• Мартынов И. Ф. Книгоиздатель Николай Новиков. — М., 1981.
• Мигонь К. Наука о книге. — М., 1991.
• Москаленко В. В. Книгоиздание США. Организация, экономика, распространение. — М., 1976.
• Мыльников А. С. Чешская книга. Очерки истории. — М., 1971.
• Назаров А. И. Октябрь и книга. Создание советских издательств и формирование массового читателя. 1917—23. — М., 1968.
• Накорякова К. М. Редакторское мастерство в России. XVI—XIX вв. Опыт и проблемы. — М., 1973.
• Немировский Е. Л. Иван Федоров. — М., 1985.
• Немировский Е. Л. Изобретение Иоганна Гутенберга. Из истории книгопечатания. Технические аспекты. — М., 2000.
• Немировский Е. Л. Начало книгопечатания на Украине. — М., 1974.
• Немировский Е. Л. Начало славянского книгопечатания. — М., 1971.
• Немировский Е. Л. История славянского кирилловского книгопечатания XV — начала XVII века. — М., 2003.
• Немировский Е. Л. Иван Федоров. Начало книгопечатания на Руси : Описание изданий и указатель литературы : К 500-летию со дня рождения великого русского просветителя. — М., 2010.
• Пайчадзе С. А. Книжное дело на Дальнем Востоке: Дооктябрьский период. — Новосибирск, 1991.
• Рассудовская Н. М. Издатель Ф. Ф. Павленков (1839—1900). Очерк жизни и деятельности. — М.,1960.
• Рафиков А. Х. Очерки истории книгопечатания Турции. — Л., 1973.
• Рейтблат А. И. От Бовы к Бальмонту: Очерки по истории чтения в России во второй половине XIX в. — М., 1991.
• Розов Н. Н. Книга в России в XV в. — Л., 1981.
• Розов Н. Н. Книга Древней Руси (XI—XIV вв.) — М., 1977.
• Романова В. Л. Рукописная книга и готическое письмо во Франции в XIII—XV вв. — М., 1975.
• Самарин А. Ю. Читатель в России во второй половине XVIII в. (по спискам подписчиков). — М., 2000.
• Сапунов Б. В. Книга в России в XI—XIII вв. — Л., 1978.
• Терентьев-Катанский А. П. С Востока на Запад. Из истории книгопечатания в странах Центральной Азии. — М., 1990.
• Толстяков А. П. Люди мысли и добра. Русские издатели К. Т. Солдатенков и Н. П. Поляков. — М., 1984.
• Функе Ф. Книговедение: исторический обзор книжного дела. — М., 1982.
• Халидов А. Б. Арабские рукописи и арабская рукописная традиция. — М., 1985.
• Червинский М. Система книги. Зберский Т. Семиотика книги. — М., 1981.
• Шматов В. Ф. Искусство книги Франциска Скорины. — М., 1990.
• Шустова Ю. Э. Документы Львовского Успенского Ставропигийского братства (1586—1788): источниковедческое исследование. — М., 2009.
• Якерсон С. М. Еврейская средневековая книга: кодикологические, палеографические и книговедческие аспекты. — М., 2003.

Ссылки

• [bookshistory.narod.ru История книги]
• [www.abtip.ru/articles/article-01.php/ История книгопечатания в Китае]

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Шаблон:Ссылки

Отрывок, характеризующий Книгопечатание

– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.