Кнорринг, Карл Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Фёдорович Кнорринг 2-й
(нем. Karl Heinrich von Knorring)
Дата рождения

22 мая 1746(1746-05-22)

Дата смерти

12 февраля 1820(1820-02-12) (73 года)

Место смерти

Москва

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Годы службы

1764 - 1803

Звание

генерал-лейтенант

Сражения/войны

Русско-турецкая война (1768—1774)
Русско-турецкая война (1787—1792)
Кавказская война

Награды и премии
Связи

младший брат Богдана Федоровича Кнорринга

В отставке

1803

Карл Фёдорович фон Кнорринг (22.05.1746 - 12.02.1820)[1], барон, российский военный и государственный деятель второй половины XVIII и начала XIX веков, с 2 марта 1799 г. командир 10-й Кавказской дивизии (инспекции), управлял Грузией и Астраханской губернией (включающей в то время территории будущей Кавказской губернии) фактически до начала 1803 г.[2]





Биография

Происхождение

Из эстляндских дворян, потомок древнего швабского рода, поселившегося в Прибалтийском крае в XVI веке[3].

Учёба

В 1758 году вместе с братом Богданом, поступил в Сухопутный шляхетский кадетский корпус в Санкт-Петербурге (находился в Меншиковском дворце). Окончил кадетский корпус в 1764 году, уже в царствование Екатерины II.

Военная карьера

Выпущен на службу корнетом в Астраханский карабинерный полк.

В составе полка принимал участие в первой Русско-турецкой войне 1768—1774 годов, в ходе которой в 1771 году дослужился до чина секунд-майора.

Затем служил в Казанском кирасирском и Бугском егерском корпусе.

Участвовал во второй Русско-турецкой войне 1787—1792 годов и за отличие при штурме Очакова был награждён орденом св. Георгия 4 степени[4].

В 1789 году Кнорринг произведен в полковники и переведён в Ингерманландский пехотный, а через 2 года в Таврический гренадерский полк.

В 1794 году был произведён в бригадиры, в 1796 году назначен шефом Ревельского мушкетерского полка[5] (3.12.1796–2.03.1799).

С 27.01.1797 генерал-майор, с 11.09.1798 генерал-лейтенант[6].

В 1799 году назначен шефом Казанского мушкетерского полка[7] (2.03.1799–11.09.1802).

В 11.06.1800 года - Кавалер Большого Креста ордена Св. Иоанна Иерусалимского за номером 118 [8].

Главнокомандующий в Грузии (1801-1803)

22 декабря 1800 года император Павел I подписал манифест, о присоединении Грузии к России. Смерть царя Георгия XII и переход власти к Давиду XII в декабре 1800 г. обострил обстановку в стране. Царица Дареджан (вдова Ираклия II) и её сыновья категорически отказались признать власть царевича Давида XII, а также присоединение Грузии к России.

Весной 1801 года, после убийства Павла I, на престол взошёл Александр I. По воцарении Александра I Кноррингу пришлось принять деятельное участие в судьбе Грузии. Хотя она была присоединена к России еще при императоре Павле I, его преемник решил ещё раз рассмотреть вопрос о присоединении, который немного не соответствовал представлениям о международном праве Александра I и части членов только что созданного им Государственного Совета. Другая же часть членов Государственного Совета, наоборот, была за присоединение. При таких обстоятельствах Кнорринг был послан императором с Кавказской линии в Грузию, чтобы на месте определить положение страны и её потребности, а также беспристрастно ответить на вопросы: имеет ли Грузия возможности оставаться полностью независимым государством и поддерживает ли население этой страны действия российских властей.

Пробыв в Грузии 3 недели, Кнорринг представил доклад, в котором однозначно высказался за присоединение Грузии. После обсуждения положения в Грузии (и доклада К.Ф. Кнорринга, в том числе) на Государственном Совете Манифестом от 12 сентября 1801 года Александром I был подтвержден Манифест императора Павла от 18 января 1801 года о присоединении "на вечные времена" Картли-Кахетинского царства в подданство России. Правление грузинских царей было заменено правлением Верховного Грузинского Правительства, первым главнокомандующим которого был назначен Кнорринг:
Единое достоинство, единая честь и человечество налагают на Нас священный долг, вняв молению страждущих, в отвращение их скорбей, учредить в Грузии правление, которое могло бы утвердить правосудие, личную и имущественную безопасность и дать каждому защиту закона. А посему, избрав нашего генерал-лейтенанта Кнорринга быть главнокомандующим посреди вас, дали Мы ему полные наставления открыть сие правление особенным от имени Нашего объявлением и привести в силу и действие предначертанное от Нас постановление, к исполнению коего приобщая избранных из вас по достоинствам и по общей доверенности, уповаем, что вы, вверясь правлению сему, несомненно под сенью оного начально спокойствие и безопасность обрящете, а потом и благоденствие и изобилие.[9]
9 апреля 1802 года Кнорринг торжественно въехал в Тифлис и 8 мая открыл там российские губернские присутственные места.

Грузинское дворянство долго официально не хотело признавать Манифест Александра I, ибо по нему грузинская царская династия фактически полностью теряла свою самостоятельность в Грузии; 12 апреля Кнорринг собрал всех знатнейших его представителей в Сионском соборе Тифлиса и все-таки добился от них принесения присяги российскому престолу.

Кноррингу не долго пришлось занимать свой высокий пост. Ситуация в Грузии, по мнению императора, требовала более жестких мер по пресечению недовольства грузинской знати и более активных последующих военных действий в Закавказье. 11 сентября 1802 года Кноррингу повелено было состоять по армии, а на посту главнокомандующего в Грузии его сменил грузин по происхождению князь Павел Цицианов, который был назначен также инспектором пехоты на Кавказе и Астраханским военным губернатором. Фактически же П.Д.Цицианов сменил Кнорринга на его посту только к началу 1803 года. Дальнейшая дипломатическая деятельность и военная активность Цицианова привела не только к его убийству в 1806 году при переговорах у г. Баку, но и к убийству представителями грузинского царского рода следующего по старшинству военного чина в Грузии того времени - генерал-майора И.П. Лазарева в апреле 1803 г. Ценой, в том числе, и таких жертв ситуация в Грузии и соседних с ней землях перед началом Отечественной войны 1812 года все-таки была в значительной мере стабилизирована.

Привезенный же Карлом Фёдоровичем в Петербург проект реформ по Грузии не удостоился высочайшего одобрения.
4 февраля 1803 года Кнорринг подал прошение об отставке, которое и было удовлетворено.

Наследие

Генерал-лейтенант Карл Кнорринг в Москве владел домом № 37 на Остоженке. Во время московских пожаров войны 1812-го года особняк сгорел, а генерал умер в 1820 году, так и не отстроив усадьбу[10]. Похоронен на московском Введенском кладбище [11].

См. также

Напишите отзыв о статье "Кнорринг, Карл Фёдорович"

Примечания

  1. Stackelberg, Otto Magnus von: Genealogisches Handbuch der estlandischen Ritterschaft, Teil 3: Estland, Bd.: 3, Gorlitz, 1930, р.82
  2. [kmvline.ru/lib/asadov_11.php Кнорринг (2-й) Карл Фёдорович]
  3. В.К. Николай Михайлович, Русские портреты XVIII и XIX столетий в 5-ти томах, С.-Петербург, 1905 - 1909 г.г.
  4. В память столетнего юбилея Императорского военного ордена святого великомученика и победоносца Георгия (1769-1869), С.Петербург, 1869, Четвертой степени, стр. 36
  5. [www.museum.ru/museum/1812/library/Podmazo/shefcom_r.html#Revelski_mush_p РЕВЕЛЬСКИЙ МУШК. (с 22.02.1811 ПЕХ.) ПОЛК (сф. 06.03.1775)]
  6. Список генералитету по старшинству на 1801 год составлен по 8-е августа, СПб, 1801, стр.8
  7. [www.museum.ru/museum/1812/library/Podmazo/shefcom_k.html#Kazanski_mush_p КАЗАНСКИЙ МУШК. (с 22.02.1811 ПЕХ.) ПОЛК]
  8. [www.imha.ru/knowledge_base/base-10/page,4,1144529891-kopii-gramot-na-kavalerskoe-i-komandorskoe-dostoinstva-ordena-sv-ioanna-ierusalimskogo-v-sobranii-rnb.html Копии грамот на кавалерское и командорское достоинства ордена Св. Иоанна Иерусалимского в собрании РНБ]
  9. 20.007. - Сентября 12. Именной, данный Сенату. - О учреждении внутреннего в Грузии управления //Полное собрание законов Российской Империи, выпуск I, том 26, 1830, стр.781-786
  10. [archive.is/20120804182741/www.izvestia.ru/moscow/article3134105/ Муму вернулась на Остоженку. В Москве открылся первый музей Ивана Тургенева.]
  11. В.К. Николай Михайлович, Московский Некрополь, С.-Петербург, том 2, 1908, стр.52

Ссылки

  • [medalirus.narod.ru/Portret/19vek/5t073.htm Карл Фёдорович Кнорринг], Георгиевские кавалеры, портрет
  • Кнорринг // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  • Н. Дубровин. Георгий XII, послед. царь Грузии, и присоединение её России. СПб., 1897;
  • В. Потто. Кавказская война в отдел. очерках. СПб., 1887.

Отрывок, характеризующий Кнорринг, Карл Фёдорович

Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».