Кнульп

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кнульп
Knulp

первое издание романа 1915 года
Жанр:

роман

Автор:

Герман Гессе

Язык оригинала:

немецкий

Дата написания:

1907-1913

Дата первой публикации:

1915

«Кнульп. Три истории из жизни Кнульпа» (нем. Knulp. Drei Geschichten aus dem Leben Knulps) — роман Германа Гессе, созданный в 1907-1913 годах и впервые опубликованный в 1915 году. Состоит из трех новелл: «Канун весны»[1], «Мои воспоминания о Кнульпе» и «Конец».





Сюжет

Канун весны

В начале 90-х годов XIX века, выписавшись из больницы, Кнульп пытается найти приют в Лехштеттене в доме Эмиля Ротфуса. Ротфус - старый знакомый, с которым Кнульп некоторое время странствовал, но позже Эмиль осел, организовал кожевенную мастерскую и женился.

Сам Кнульп путешествует по южной Германии и долго не задерживается на одном месте. Чтобы избежать проблем с властями, Кнульп собирает различные документы, свидетельствующие о его трудовой деятельности, хотя сам нигде не работает.

В Лехштеттене Кнульп навещает своего знакомого портного Шлоттербека, отца пятерых детей, который немного завидует свободе и беспечности своего гостя. Кнульп при этом рассказывает портному о своем сыне, мать которого умерла при родах, и теперь ребенок живет у чужих людей, а сам Кнульп все еще надеется когда-нибудь его увидеть.

Жена Ротфуса Лиза симпатизирует Кнульпу, но он отдает своё предпочтение служанке Барбеле, недавно переехавшей из Ахтхаузена, и приглашает её на вечернюю прогулку. Возвращаясь домой, Кнульп признается, что не может остаться в городе и завтра покидает его. На прощание она дарит своему спутнику несколько монет.

Мои воспоминания о Кнульпе

В отличие от двух других, повествование в данной новелле ведется от первого лица. Главный герой вспоминает, как некоторое время путешествовал вместе с Кнульпом. В один из летних дней они остановились на деревенском кладбище, чтобы отдохнуть и переночевать. Кнульп рассказывает товарищу о своих взглядах на жизнь и об отношении к дружбе. На следующий день оба отправляются в соседнюю деревню. Поужинав в трактире, Кнульп отправляется спать, а главный герой предпочитает остаться и выпить пива. На следующее утро он обнаруживает, что Кнульп ушел из деревни без него.

Конец

Однажды осенью, возвращаясь в родной город Гербезау, Кнульп встречает своего школьного соседа по парте доктора Махольда. Махольд понимает, что его друг болен чахоткой и нуждается в помощи. Кнульп принимает предложение доктора пожить в своем доме в Булахе.

Кнульп рассказывает Махольду, почему он в своё время перестал с ним дружить и ушел из гимназии. По его словам, главной причиной тому стало раннее увлечение девушками. Еще будучи тринадцатилетним ребенком, он влюбился во Франциску, которая была старше него на два года. Девушка не отвечала ему взаимностью, считая невозможным иметь отношения с гимназистом, предпочитая ремесленников. Узнав это, Кнульп забросил учебу и вскоре был исключен, но, тем не менее, с Франциской у него ничего не сложилось.

Доктор хочет отправить Кнульпа в больницу Оберштеттена, но тот отказывается. Главный герой хочет в последний раз увидеть свою родину. Тогда Махольд находит место в больнице Гербезау и организует переезд. Но Кнульп, вместо того, чтобы отправиться лечиться, целый день гуляет по городу, вспоминая своё детство и школьные годы. В итоге главный герой решает покинуть Гербезау.

Некоторое время Кнульп еще бродит вокруг своих родных мест. Ему чудится голос бога. Кнульп пытается понять, как бы сложилась его жизнь, если бы не случилась эта история с Франциской, если бы он стал порядочным человеком, семьянином. Но бог успокаивает его словами, что такие как Кнульп рождены, чтобы приносить в мир немного детского легкомыслия и вызывать у оседлых чувство тоски по свободе.

История создания и публикация

Гессе работал над «Кнульпом» в течение шести лет. Первые две новеллы были написаны в Гайнхофене, а «Конец» в Берне. «Мои воспоминания о Кнульпе»впервые опубликовали в феврале 1908 году в берлинском литературном журнале «Neue Rundschau», «Канун весны» в мае 1914 в штутгартском «Der Greif», «Конец» в декабре 1914 году в «Deutsche Rundschau». В 1915 году в издательстве «S. Fischer Verlag» вышла книга «Кнульп. Три истории из жизни Кнульпа» в серии «Библиотека современного романа».

Художественные особенности романа

В «Кнульпе», как и других произведениях раннего творчества Германа Гессе, заметно сильное влияние немецкого романтизма. Тип героя-странника, ищущего смысл жизни, довольно характерен для многих работ Гессе. Сам писатель отмечал, что Кнульп предвосхитил Златоуста из романа «Нарцисс и Златоуст» (1930).[2] В письме Цвейгу в 1915 году Гессе также пишет, что наряду с «Росхальде» и несколькими стихотворениями, «Кнульп» - самое дорогое из всего, что он сочинил.[3]

Странствия Кнульпа представляются не как бесцельное бродяжничество, а как своеобразный образ жизни художника. Он тесно связан с окружающим миром и природой. Через весь роман проходит сравнение человека с цветком - люди, как цветы, не могут сблизиться друг с другом, оторвавшись от корней, и также увядают со временем.

Образ вымышленного городка Гербезау, как образ родины, списан с Кальва, места где провел своё детство писатель. Этот образ можно встретить и в рассказе «Возвращение», написанном в то же время, что и «Кнульп» - главный герой Август Шлоттербек возвращается в родной город Гербезау спустя долгие годы скитаний по всему миру.

Стефан Цвейг писал: «Кнульп - своеобразный поздний плод романтизма, кажется мне вечной частью Малой Германии, картиной кисти Шпицвега, наполненной чистой музыкой, как народная песня».

Напишите отзыв о статье "Кнульп"

Примечания

  1. в переводе В. Седельника «Приближение весны»
  2. Г. Гессе «Письма по кругу» М. 1987; Энгадинские впечатления
  3. Г. Гессе «Письма по кругу» М. 1987; Письмо Стефану Цвейгу 20 ноября 1915

Отрывок, характеризующий Кнульп

И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.