Кнунянц, Саркис Мовсесян

Сарки́с Мовсеся́н Кнуня́нц (1863, Ниги — 1913, Орловская тюрьма) — борец за освобождение Западной Армении.

Биография

Учился в Эчмиадзинской академии Геворкян, Школа Нерсисян в Тифлисе (окончил в 1885), Петербургском университете. Помогал историку Карапету Езяну в составлении документального сборника «Сношения Петра Великого с армянским народом» (1898, рус).

Уехал на Кавказ, чтобы организовать вооруженный отряд из 78 человек, с целью участия в освобождении Западной Армении. В сентябре 1890 года его отряд двинулся с Кавказа в Западную Армению с надеждой, что к ним примкнут армяне из Западной Армении, однако на границе в борьбе с турецкими пограничниками, силы которых намного превосходили их, пришлось отступить к русской границе. Русские пограничники арестовали его и сдали властям.

Царский суд приговорил его к 20 годам лишения свободы и отправил его в ссылку на Сахалин. В 1905 — попал под всеобщую амнистию. В 1906 — вернулся на Родину, где бунтовал против богатых. В феврале 1909 — был арестован и через три месяца освобожден. В октябре 1910 — был вновь арестован. Партия «Дашнакцуцюн» организовала его побег из Елизаветпольской (Ганзак) тюрьмы, однако вскоре он был опять схвачен и приговорен к 15 годам каторжных работ.

Умер в 1913 году в Орловской тюрьме.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Кнунянц, Саркис Мовсесян

– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.