Антиохийское княжество

Княжество Антиохия
лат. Principatus Antiochiae фр. Principauté d'Antioche итал. Principato d'Antiochia
← 1098 — 1268 →
Герб
Государства крестоносцев на Востоке в 1140 году
Столица	Антиохия
Язык(и)	латынь, старофранцузский, итальянский, арабский, греческий
Религия	католичество, греческое православие, сирийское православие, ислам, иудаизм
Форма правления	Монархия
князь Антиохии
- 1098—1111	Боэмунд I
- 1111—1130	Боэмунд II
- 1136—1149	Раймунд де Пуатье
- 1153—1160	Рено де Шатильон
- 1163—1201	Боэмунд III
- 1201—1216, 1219—1233	Боэмунд IV
- 1233—1251	Боэмунд V
- 1251—1268	Боэмунд VI
История
-  1098	Завоевание Антиохии крестоносцами
-  1207	Объединение с графством Триполи
-  1268	Завоевание Антиохии Бейбарсом
-  1287	Смерть Боэмунда VII, титулярного князя Антиохии
Преемственность
← Фатимидский халифат Мамлюки →

К:Появились в 1098 годуК:Исчезли в 1268 году

Княжество Антиохия (лат. Principatus Antiochiae, фр. Principauté d'Antioche, итал. Principato d'Antiochia) — второе из христианских государств, основанных крестоносцами во время 1-го крестового похода на территории современных Сирии и Турции. Государство образовано в 1098 году после завоевания Антиохии Боэмундом I Тарентским.

В 1268 году Антиохия была завоёвана мамлюкским султаном Бейбарсом и прекратило существование, однако титул «князь Антиохии» продолжали носить графы Триполи до его завоевания в 1287 году.

В начале XII века княжество находилось в вассальной зависимости от Византии, а с 1119 года — от Иерусалимского королевства. В состав княжества входила территория, располагавшаяся между средиземноморским побережьем современной Сирии и рекой Евфрат, в первой половине XII века в его состав входила также Равнинная Киликия. Князь Антиохии был сюзереном графства Эдесса (до 1144 года), а с 1163 года — графства Триполи, с которым в 1207 году Антиохия была объединена Боэмундом IV.

Основание

Пока Балдуин Булонский и Танкред Тарентский пребывали в Киликии и Месопотамии, где Балдуином было основано графство Эдесское, остальные крестоносцы продолжали наступление на юг и 21 октября 1097 года под предводительством Боэмунда Тарентского осадили Антиохию. Город, толстые стены которого были надёжно укреплены четырьмя сотнями башен, оказался поистине неприступным, и осада продлилась всю зиму 1098 года. Воины, как писал в письме супруге Адели Стефен Блуаский, «в течение всей зимы страдали ради нашего Господа Христа от непомерного мороза и страшных ливней». Затем в лагеря крестоносцев пришли болезни и голод. Положение христиан было настолько отчаянное, что по свидетельству очевидцев-хронистов, они были вынуждены пустить на мясо собственных лошадей. Существуют записи о том, что иногда дело доходило до каннибализма и голодающие воины поедали тела своих умерших товарищей.

В конце концов Боэмунд нашёл выход. Он подговорил воина из гарнизона Антиохии, бывшего христианина по имени Фируз (историк Ибн ал-Асир приводит другое имя — Рузбих), открыть городские ворота и 3 июня 1098 года, спустя 8 месяцев после начала осады, крестоносцы вошли в Антиохию. Несколько дней в городе продолжалась кровавая резня, а через четыре дня к стенам Антиохии прибыла мусульманская армия под предводительством мосульского атабека Кербоги и в свою очередь осадила город. Император Византии Алексей Комнин собирался сначала оказать крестоносцам помощь, но услышав, будто бы мусульмане отбили город, развернул войска обратно.

Атаку мусульман удалось отбить только благодаря чуду. После того, как по предсказанию марсельского монаха Пьера Бартелеми в церкви Св. Петра было обнаружено копьё, которым якобы было прободено ребро распятого Иисуса, крестоносцев, истощенных за долгие месяцы безрезультатной осады, охватило такое рвение, что им удалось обратить Кербогу в бегство и перебить значительную часть его армии. Далее начались споры о том, кому достанется право управлять городом, и в конце концов князем Антиохии стал Боэмунд Тарентский.

Ранняя история

Князь Боэмунд в 1101 году попал в плен к сельджукскому эмиру Сиваса, Данишменд Гази и провёл в плену два года. В это время княжеством управлял его племянник Танкред. Он значительно раздвинул границы княжества, воспользовавшись разногласиями среди мусульман и захватив византийские города Латакию и Тарсус.

Боэмунд вернулся из плена в 1103 году, но спустя два года, после поражения при Харране, отбыл в Италию набирать новую армию, и вновь назначил Танкреда регентом Антиохии. Вернувшись с новыми силами на Восток, Боэмунд в 1107 году напал на Византию, но потерпел поражение и был вынужден в следующем году заключить с Алексеем Комнином унизительный Девольский договор, согласно которому он признавал себя вассалом Византии, а после его смерти княжество должно было отойти императору. Вскоре Боэмунд вновь отправился в Италию, оставив во главе княжества Танкреда, где умер в 1111 году.

После смерти Боэмунда Византийская империя потребовала выполнить условия договора, но Танкред Тарентский при поддержке графа Триполи и короля Иерусалима ответил отказом. Фактически Танкред был единственным из лидеров 1-го крестового похода, кто не давал клятву возвратить завоеванные земли Византии (хотя никто из поклявшихся все равно не сдержал слово). После его смерти в 1112 году княжество унаследовал Боэмунд II, сын Боэмунда Тарентского и Констанции, дочери французского короля Филиппа I. Так как юному князю было на тот момент всего три года, регентом Антиохии был назначен родственник Танкреда, Рожер Салернский, в 1113 году успешно отразивший нападение сельджуков.

28 июня 1119 года Рожер пал в битве на Кровавом поле и Антиохия стала вассальным княжеством Иерусалимского королевства под регентством Балдуина II.

Боэмунд II в 1126 году в возрасте восемнадцати лет женился на дочери иерусалимского короля, Алисе де Бурк. Он правил Антиохией на протяжении коротких четырёх лет, а после его смерти княжество унаследовала его четырёхлетняя дочь Констанция. Некоторое время регентом Антиохии снова был Балдуин II, но в 1131 году он скончался и власть перешла к его дочери Мелисанде и её мужу Фульку Анжуйскому. В 1136 году наследница Антиохии Констанция в возрасте десяти лет была выдана замуж за Раймунда де Пуатье, который был в три раза старше своей юной жены.

Подобно своим предшественникам, Раймунд делал попытки продолжить экспансию на территории византийской провинции Киликия. Однако на сей раз ему оказал серьёзное сопротивление император Иоанн II Комнин, который в 1137 году принудил Раймунда принести ему клятву верности. Однако эта клятва осталась формальной. В 1142 году Иоанн умер, так и не осуществив своих планов по отвоеванию захваченных крестоносцами земель.

Антиохия под сюзеренитетом Византии

Во время 2-го крестового похода, вскоре после падения Эдессы (1144), Антиохия была атакована армией атабека Алеппо Нур ад-Дина Махмуда, в результате чего были потеряны восточные территории княжества. После гибели Раймунда де Пуатье в 1149 году в сражении при Инабе регентом княжества на время, пока овдовевшая Констанция не вышла в 1153 году замуж за Рено де Шатильона, был иерусалимский король Балдуин III.

Рено в 1158 году заключил с императором Мануилом I мирное соглашение, согласно которому Антиохия становилась вассальной территорией Византии и обязалась поставлять воинов для службы в византийских войсках. И хотя этот договор ставил крестоносцев в не слишком выгодное подчиненное положение, предполагалось, что дружба с могущественной Византией защитит княжество от нападения Нур ад-Дина.

В 1160 году Рено де Шатильон попал в плен к мусульманам (он оставался в руках неверных на протяжении шестнадцати лет и так никогда и не вернулся в Антиохию), и регентом княжества стал патриарх Антиохии Эмери Лиможский. 24 декабря 1161 года византийский император Мануил I, желая после смерти супруги жениться на одной из дочерей христианских правителей, взял в жены дочь Констанции Марию.

К тому времени сын Констанции достиг совершеннолетия и заявил матери о своих правах на престол. Констанция не захотела уступать власть и в 1163 году обратилась за поддержкой в Киликию, однако жители Антиохии взбунтовались, изгнали Констанцию, а Боэмунд III стал князем. В 1164 году во время битвы при Хариме Боэмунд попал в плен к Нуреддину, после чего граница между Антиохией и Алеппо переместилась и стала проходить по реке Оронт. После того, как в 1165 году за Боэмунда был уплачен огромный выкуп, он вернулся в Антиохию и вскоре женился на одной из племянниц Мануила I.

После смерти Мануила I в 1180 году союз Антиохии и Византии, на протяжении двадцати лет надёжно защищавший территории княжества от вторжения мусульман, распался. Тем не менее Антиохия при помощи итальянского флота благополучно пережила нападение Саладина на Иерусалимское королевство (1187). Княжество Антиохия — равно как и графство Триполи — не принимало участия в 3-м крестовом походе и соприкоснулось с ним лишь косвенно, когда в 1190 году в город пришли остатки армии Фридриха Барбароссы, чтобы похоронить тело великого короля.

В 1201 году Боэмунд III умер. Право наследования престола стали оспаривать его сын граф Триполи, которого тоже звали Боэмунд, и внук Раймунд Рупен, по матери, армянской принцессе Алисе, приходившийся внуком королю Киликии Левону II.

В 1207 году Боэмунд наконец был провозглашен князем Антиохии под именем Боэмунда IV и правил княжеством до своей смерти в 1233 году (с трехлетним перерывом с 1216 по 1219 года, когда власть находилась в руках Раймунда Рупена). Боэмунду наследовал сын Боэмунд V, один из предводителей 5-го, 6-го и 7-го крестовых походов.

Падение княжества

В 1254 году Боэмунд VI, сын Боэмунда V, женился на армянской принцессе Сибилле, положив конец конфликтам между двумя государствами. Тем не менее и Антиохия, и Киликия переживали последние дни своего существования. В разгоревшемся между мамлюками и монголами конфликте оба государства были на стороне последних, а Антиохия даже заключила с монголами вассальный союз. Поэтому после поражения войск хана Хулагу в битве при Айн-Джалуте (1260 год) Антиохия попала под угрозу нападения мамлюкского султана Бейбарса.

Эта угроза воплотилась в реальность в 1268 году, когда Бейбарс взял Антиохию и подчинил себе северные территории Сирии. Спустя 23 года пала Акра, и государства крестоносцев на Востоке прекратили своё существование. Титул князя Антиохии более не был поддержан правами на территории и отошёл королям Кипра. Периодически титул жаловали в награду младшим отпрыскам королевских семей.

География и население

Княжество Антиохия было третьим по величине по сравнению с другими государствами крестоносцев в Леванте (ему уступало только графство Триполи). Княжество занимало северо-восточное побережье Средиземного моря, гранича с Киликийским царством и графством Эдесским на севере и с графством Триполи на юге. В XIII веке его население составляло около 30 000 человек и состояло преимущественно из православных греков и армян. Кроме того, за пределами города существовало некоторое количество мусульманских общин. Подавляющее большинство крестоносцев, поселившихся в Антиохии, были родом из Нормандии и южной Италии.

Правители Антиохии

• Боэмунд I 1098—1111
  • Танкред Тарентский, регент, 1100—1103; 1105—1112
• Боэмунд II 1111—1130
  • Рожер, князь Салерно, регент, 1112—1119
  • Балдуин II, король Иерусалима, регент, 1119—1126; 1130—1131
• Констанция 1130—1163
  • Фульк, король Иерусалима, регент, 1131—1136
• Раймунд де Пуатье 1136—1149 (через брак)
• Рено де Шатильон 1153—1160 (через брак)
• Боэмунд III 1163—1201
• Боэмунд IV 1201—1216
• Раймунд Рупен 1216—1219
• Боэмунд IV (вторично) 1219—1233
• Боэмунд V 1233—1252
• Боэмунд VI 1252—1268
• Боэмунд VII 1275—1287
• В 1268 г. Бейбарс I взял Антиохию
• В 1287—1288 гг. республика (коммуна)
• Люсия 1288—1289

См. также

• Государства крестоносцев
• Владения Мальтийского ордена

Литература

• Grousset, René. L'Empire du Levant, Histoire de la Question d'Orient. — Paris: Payot, 1949. — 648 p. — ISBN 2-228-12530-X.
• Заборов М. А. История крестовых походов в документах и материалах. — М.: Высшая школа, 1977. — 272 с. — 20 000 экз.
  • Раймунд Ажильский. Захват Антиохии крестоносцами // Заборов М. А. История крестовых походов в документах и материалах. — М.: Высшая школа, 1977.
• Ришар, Жан. [www.biblio.nhat-nam.ru/Latino-Ierusalimskoe_korolevstvo.djvu Латино-Иерусалимское королевство] / Пер. с фр. А. Ю. Карачинского ; Вступ. ст. С. В. Близнюк. — СПб.: «Издательская группа Евразия», 2002. — 448 с. — 2000 экз. — ISBN 5-8071-0057-3.
• Успенский Ф. И. История Византийской империи: Отдел VI. Комнины; Отдел VII. Расчленение империи; Отдел VIII. Ласкари и Палеологи. Восточный вопрос / Сост. Л. В. Литвинова. — М.: Мысль, 1997. — 829 с. — 7 000 экз. — ISBN 5-244-00882-X.
• Райли-Смит, Джонатан. История крестовых походов. — М.: Крон-Пресс, 1998. — ISBN 5-232-00859-5.
• Grousset, René. L'Empire du Levant, Histoire de la Question d'Orient. — Paris: Payot, 1949. — 648 p. — ISBN 2-228-12530-X.
• Oldenbourg, Zoé. The Crusades. — New York: Pantheon Books, 1949. — 363-364 p. — ISBN 1-56619-769-4.

Ссылки

• [ascalon.clan.su/publ/1-1-0-3 Боэмунд Тарентский]. Проверено 19 апреля 2009. [www.webcitation.org/64z9BUeca Архивировано из первоисточника 26 января 2012].
• [www.pravenc.ru/text/115778.html Антиохийское княжество]. Православная энциклопедия. Проверено 19 апреля 2009. [www.webcitation.org/64z99z0Zt Архивировано из первоисточника 26 января 2012].
• [www.istoriamira.net/go.php/vostok/6/?st=info&view=srveka/vostok/6 Падение государств крестоносцев на Ближнем Востоке]. Всемирная история(недоступная ссылка — история). Проверено 11 мая 2009. [web.archive.org/20081024234502/www.istoriamira.net/go.php/vostok/6/?st=info&view=srveka/vostok/6 Архивировано из первоисточника 24 октября 2008].

Отрывок, характеризующий Антиохийское княжество

Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.