Зета (княжество)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Княжество Зета»)
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)
Княжество Зета
серб. Књажевина Зета/Knjaževina Zeta
княжество

1356 — 1421[1]

1435 — 1498[2]


Герб Черноевичей

Верхняя и Нижняя Зета в XV веке
Столица Шкодер, Жабляк, Обод, Цетине
Язык(и) сербский (письм. старославянский)
Религия Сербская православная церковь
Денежная единица сербский, зетский динар и пр.
Династия Балшичи, Черноевичи
К:Появились в 1356 годуК:Появились в 1435 годуК:Исчезли в 1421 годуК:Исчезли в 1498 году
 История Черногории

Доисторические Балканы

Иллирия

Далмация

Превалитания

Дукля

Зета

Черногорский санджак

Княжество Черногория

Королевство Черногория

Королевство Сербия

Создание Югославии

Зетская бановина

Протекторат

ЧАСНО

СР Черногория

Сербия и Черногория

Черногория


Портал «Черногория»

Зе́та (серб. Књажевина Зета/Knjaževina Zeta) — историческая область[3], средневековое сербское[4][5][6] княжество, располагавшееся на территории современной Черногории. Название получило от реки Зета.





Название

Зета — название средневекового славянского государства, известного с IX по XI век под названием Дукля. C XII века это государство в византийских хрониках называлось Зетой (по правому притоку реки Морачи)[7]. Зета впервые упоминается византийским историком Кекавменом около 1080 года. Средневековая Зета была разделена на две части: Верхнюю и Нижнюю, границы между которыми точно не установлены. Вероятно, Верхняя Зета занимала горные районы Приморья от окрестностей Котора до восточного берега Скадарского берега; а Нижняя Зета — район от Скадарского озера до морского побережья. При Балшичах Нижняя Зета доходила до южного побережья Которского залива[8]. В 1376 году в документах Дубровника впервые появилось название Черногория[9], которое постепенно вытеснило старое название Зеты. Современно название Зета означает депрессию на юге Черногории, расположенную между Подгорицей и Скадарским озером, в районе реки Циевны[10].

История

Около 1189 года Дуклянское княжество было полностью поглощено государством Рашка, возглавляемой династией Неманичей. С тех пор территория княжества, вскоре получившая название Зета, управлялась ближайшими родственниками правителя Рашки, превратившегося затем в Сербское королевство. Зета стала независимой в 1356 году в ходе постепенного распада царства Стефана Душана. Во главе Зеты встала династия Балшичей носивших титул "господарь". После смерти Балши III в 1421 году Сербская деспотия и Венецианская республика разделили его владения.

К 1451 году в условиях войны между Сербской деспотией и Венецией власть над территорией Зеты перешла к местному феодалу Стефану Черноевичу. В 1452 году Стефан был вынужден признать себя вассалом Венецианской республики. В 1455 году турки-османы вторглись в Сербию и захватили территорию к югу от Западной Моравы, тем самым отрезав Зету от центра Сербской деспотии.

В 1496 году территория Зеты была оккупировала османской армией под командованием Фериз-бея. Князь Георгий IV Черноевич бежал в венецианскую Будву. Захватив Зету, турки-османы признали Стефана II Черноевича номинальным князем Зеты, однако отныне сами собирали налоги с местного населения. В 1499 году Фериз-бей официально присоединил территорию Зеты к своему Скадарскому санджаку[11]. По приказу Фериз-бея заподозренный в связях с венецианцами Стефан Черноевич прибыл в Шкодер, где был заключен в тюрьму[12].

Правители Зеты

Неманичи

Портрет Имя Правление Титул Примечания
Вукан II 1195 — 1208 «Король Дукли и Далмации» Сын Стефана Немани
Джордже II 1208 — 1216
1241 — 1243
«Король Дукли и Далмации» Сын Вукана II
Стефан Радослав 1222 — 1228 Жупан Зеты Сын Стефана Первовенчанного
Стефан Владислав I 1243 — 1264/81[13] «Король Приморья» Сын Стефана Первовенчанного
Елена  ? — ? Вдова Стефана Уроша I
Стефан Урош III после 1299 — 1309 Жупан Зеты Сын Стефана Уроша II Милутина
Стефан Константин 1316 — 1321 Король Зеты Сын Стефана Уроша II Милутина

Напишите отзыв о статье "Зета (княжество)"

Примечания

  1. Территория княжества находилась под властью Сербского деспотата
  2. Завоевание княжества Османской империей
  3. Симаков, Владимир. Словарь исторических терминов. — Лита, 1998. — С. 82.
  4. Раннефеодальные государства на Балканах VI—XII вв. / Литаврин Г.Г.. — Москва: Наука, 1985. — С. 198.
  5. Чиркович Сима. История сербов. — М.: Весь мир, 2009. — С. 18. — ISBN 978-5-7777-0431-3.
  6. Листая страницы сербской истории / Е.Ю. Гуськова. — М.: Индрик, 2014. — С. 13. — ISBN 978-5-91674-301-2.
  7. [www.knowledge.su/z/zeta-diokletiya Зета Диоклетия]. // knowledge.su. Проверено 31 января 2016.
  8. Šekularac, Božidar. Dukljansko-zetske povelje. — Титоград: Istorijski institut S.R. Crne Gore, 1987. — С. 10, 12, 13.
  9. Божић, Иван. Немирно Поморье XV века. — Белград, 1979. — С. 151.
  10. Šekularac, Božidar. Dukljansko-zetske povelje. — Титоград: Istorijski institut S.R. Crne Gore, 1987. — С. 16.
  11. Pavle S. Radusinović (1978). Stanovništvo Crne Gore do 1945. godine: opšta istorijsko-geografska i demografska razmatranja. Srpska akademija nauka i umetnosti.
  12. Kalezić, Dimitrije M. (2002). P — Š. Savremena administracija.
  13. [www.pravenc.ru/text/154993.html Владислав] // Православная энциклопедия. . — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2002. — 752 с. —  экз. — ISBN

Отрывок, характеризующий Зета (княжество)

Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.