Княжество Мансура

Княжество Мансура
← 1381 — 1392 →
Карта татарских княжеств в первой половине XV в.
Столица	Глинск
Язык(и)	древнерусский, половецкий, тюрко-иранские наречия северян
Религия	Православие, Язычество
Форма правления	Княжество
Династия	Глинские
Князь
- с 1381	Мансур-Кият (сын Мамая)
- с 1391	Алекса Мансурович
История
-  1381	Основано
-  1392	Вошло в состав Великого княжества Литовского

К:Появились в 1381 годуК:Исчезли в 1392 году

Княжество Мансура — по версии А. А. Шенникова, татарско-северское княжество в XIV—XVI веках на северо-востоке современной Украины (в основном Сумская и Полтавская области). Основано в 1380 году сыном Мамая Мансуром из рода Кият.

Создание княжества

Куликовскую битву 1380 года с войском московского князя Дмитрия Донского Мамай проиграл из-за задержки литовской помощи. В 1381 году в Кафе Мамая убили генуэзцы. После убийства Мамая-Кията один из его сыновей Мансур-Кият (Мансур Киятович Мамай), опасаясь репрессий нового хана, покинул Крым и отправился в родные половецкие степи (северная часть Причерноморья и Приазовщина), откуда, набрав войска, двинулся на север с целью создания своего нового княжества.

На территории современных Сумской и Полтавской областей Мансур Мамай восстановил несколько городов: Глинск, Глинница, Полтава, и провозгласил эти земли своими владениями, независимыми от соседних государств. В состав этого образования вошла одна из южных групп севрюков междуречья Ворсклы и Сулы, в районе Полтавы.

В 1391 году, в сражении с войсками Тимура под Самарой, создатель княжества Мансур был убит.

Позже владения князей Мамаев расширились и фактически включали в себя также на севере южные части Черниговщины и Сумщины, на востоке современные Курскую, Белгородскую и Харьковскую области, на западе левобережье Черкасской области. После чего владения Глинских стали огромными, а сами князья стали могущественнейшими феодалами Великого княжества Литовского. Поскольку эти земли были приграничьем славянских и тюркоязычных народов, население их не отличалось этническим единством, и все же в основном здесь селились потомки северян, а также половцы. С XV века севрюки благодаря своей стабильной миграции начинают ассимилировать половецкое и тюркское население.

Центром княжества являлся деревянный городок-крепость под названием Глинск, который находился на территории современного села Глинск. По иным версиям — на территории нынешней Полтавы, либо Золотоноши.

Система управления

Князь Мансур Киятович Мамай, учитывая тот факт, что его новые земли слабо заселены и необходимо постоянно вести войну с соседними государствами, не стал навязывать местному населению феодальную систему управления: захватывать уже используемые земли, вводить какие-либо налоги, назначать своих начальников. Единственным нововведением было объединение в единое политическое целое местных этнических общин, обязанностью которых стало совместное выступление под командованием князя Мамая против общего врага. Система местного управления сохранялась прежней — главы местных общин и их командиры выбирались самим населением. Военный поход объявлялся Мансуром Мамаем только после всеобщего одобрения. Князья тут были более похожи на казачьих атаманов, чем на настоящих феодалов. Позже у запорожских казаков стал выбираться гетман, но у реестровых казаков система взаимоотношений с королём польским сохранилась почти идентичная с политической системой Мансура.

В составе Литвы

В 1392 году Алекса, сын Мансура Мамая, находясь под натиском со стороны двух крупных воинствующих государств: Золотой Орды и Великого княжества Литовского, решается признать над собой власть великого князя литовского Витовта. Для укрепления политических связей со своим новым сюзереном Алекса Мамай в том же году крестился по греческому обряду, получив имя Александр. Стоит учесть, что скорее всего Алекса и Александр — два варианты одного имени, Алекса (в форме Олексы) и сейчас используется на Украине для именования Алексеев и Александров, а в те времена, о которых идет речь Александр и Алексей часто считались вариантами одного имени и использовались одновременно.

Как сообщают родословные росписи, «а у Александра сын Иван с отцом же крестился. И в те времена приехати к Киеву Великому Князю Витовту Литовскому и после ко Князю Александру, и сыну его что похоте служити; и Князь Иван и с отцем своим Александром сотворили хотение Великого Князя Витовта, и приехали к нему, и били челом ему с своими предреченными тремя городы. И Князь Великий Витовт прия их честно не яко слуг, но яко сродних своих, и дал им вотчины волости: Станку, Хорозов, Сереков, Гладковича; и дал Витовт за Князя Ивана Александровича княж Данилову дщерь Остроженскаго Княжну Настасью». С тех пор Мамаи стали называться князьями Глинскими.

После присоединения к Великому княжеству Литовскому внутренняя система управления вотчины князей Мамаев не изменилась, оставаясь до 1508 года полуавтономным княжеством внутри Великого княжества Литовского. Фактически княжество Мансура было аналогом возникшего примерно в то же время на территории Московского государства татарского Касимовского царства.

Витовт передал в управление фактически всё левобережье Днепра. Взамен князь Александр Мансурович Мамай и его потомки должны были защищать эти земли от недругов и участвовать в войнах литовских князей. Так, уже в 1399 году войска князя Александра Мамая участвовали в походе Витовта против Золотой Орды, но потерпели поражение от золотордынцев на реке Ворскла. По литовским летописям «казак Мамай» спас великого князя Витовта после разгрома на Ворскле.

Второй сын Мансура Мамая — Скидер, при поддержке Витовта отправился со своим половецким войском в 1390-х годах в западную часть Северного Причерноморья, где стал во главе местных половцев. Благодаря союзу с князьями Мамаями Великое княжество Литовское сумело мирным путём присоединить и поставить под свой контроль огромную территорию Дикого поля и стать крупнейшим по площади государством Европы. При этом стоит обратить внимание, что Скидер может быть еще одной формой имени Александр или в арабском (мусульманском) произношении — Искандер.

В XV веке князей Мамаевых в официальных литовских документах начинают именовать князьями Глинскими по названию города Глинск, где находилась их резиденция. Но до середины XVI века большинство представителей рода Глинских в своих документах продолжают подписываться фамилией Мамай. Так, в Киевской летописи упоминается, что в первой четверти XVI века воеводой Киева был Иван Львович Мамай (из князей Глинских). Богдан Федорович Глинский, воевода Черкасс (1488-95), тоже использовал имя Мамай. В истории он стал известен тем, что организовал первые черкасские пограничные войска, которые вскоре после этого стали называться казаками. Во главе с ним черкасские казаки в 1493 году впервые громко заявили о себе взятием только что построенного крымскими татарами Очакова.

В 1638 году при уточнении русско-польской границы, проходившей тогда через этот район, польские представители предъявили ряд документов, с конца XV до начала XVII века, о принадлежности польским феодалам отдельных имений в этой местности. Имениями владели уже не Глинские, хотя были там и их родственники под другими фамилиями. В двух документах, 1570 и 1590 годов, упомянуты в качестве обитателей этой местности местности «севрюки Ворскольские». Они жили на землях преемников Глинских, но в судебных делах каждая группа «севрюков» выступала независимо от феодала, как самостоятельное коллективное юридическое лицо, — признак наличия территориально-общинной организации и неполной зависимости от тех феодалов, на землях которых они жили. В 1570 году польские власти освободили этих «севрюков», фактически перешедших под протекторат Московского княжества, от податей.

«Мамаевские» казаки

В XV — XVII веках севрюки представляли собой военизированное пограничное население, охранявшее границы смежных частей Польско-Литовского и Московского государств. Судя по всему, они были во многом похожи на ранних запорожских, донских и других подобных казаков, обладали некоторой автономией и общинной военной организацией.

Князья Мамаевы и их деятельность сохранилась в народной памяти украинцев в образе легендарного «козака Мамая». Казак Мамай стал настолько символичной фигурой для украинских казаков и народа, что, когда вспыхивали народные восстания на Украине, обязательно появлялся Мамай. Во время гражданской войны на Черкащине, среди гайдамаков Холодного Яра было три атамана, носившие псевдонимы Мамай, хотя на самом деле у них были другие фамилии.

См. также

• Глинские
• Яголдаева тьма
• Касимовское царство
• Червлёный Яр
• Елецкое княжество
• Северяне
• Севрюки
• Казак Мамай

Литература и источники

• Багновская Н. М. [www.gerb.bel.ru/pages/download/doc/25_Bagnovskaya.zip Севрюки: население Северской земли в XIV–XVI вв. Научное издание.] — М.: Издательство «Палеотип», 2002.
• Геков Б. Д., Якубовский А. Ю. [www.general-search.com/go/29112313 Золотая орда и её падение] — М., Л.: Издательство Академии наук СССР, 1950.
• Глинские // Большая советская энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия. 1969—1978
• Русина Е. Сиверская земля в составе Великого княжества Литовского. – К.: 1998;
• Шенников А. А. [gumilevica.kulichki.net/SAA/saa04.htm Червлёный Яр. Исследование по истории и географии Среднего Подонья в XIV-XVI вв.] — Л.: Наука, 1987.
• Шенников А. А. [www.zarusskiy.org/history/2008/06/29/mamay/ Княжество потомков Мамая.] // Депонировано в ИНИОН. — Л.: 1981. — № 7380. — С. 20—22.

Отрывок, характеризующий Княжество Мансура

Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».