Княжество Себорга

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Княжество Себорга
итал. Principato di Seborga
фр. Principauté de Seborga
Флаг Герб
Девиз: ««Sub umbra Sedi» (Сидим в тени)»
Гимн: «La Speranza»
Основано 954 год (1963 год)
Официальные языки итальянский, лигурский, французский
Столица Себорга
Крупнейший город Себорга
Форма правления конституционная монархия
Князь Марчелло І Менегатто
Территория
• Всего

4,91 км²
Население
• Оценка (2006)
Плотность

323 чел.
65,78 чел./км²
Валюта Луиджино
Координаты: 43°49′34″ с. ш. 7°41′40″ в. д. / 43.82611° с. ш. 7.69444° в. д. / 43.82611; 7.69444 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=43.82611&mlon=7.69444&zoom=15 (O)] (Я)

Княжество Себорга (итал. Principato di Seborga, фр. Principauté de Seborga) — виртуальное государство, провозглашённое в 1963 году жителями одноимённой деревни в итальянском административном регионе Лигурия, неподалёку от французской границы. Возводит свою историю к реально существовавшему феодальному владению, чьё вхождение в состав Италии, по мнению сторонников независимости, не было юридически зафиксировано.

Титул правителя «Его Громадейшество» (ит. Sua Tremendità).





Средневековая Себорга

Название местности происходит от названия известной с 400 года античной крепости Каструм Сепулькри «Castrum Sepulcri», которое позже изменилось на «Sepulcri Burgum», затем на «Serporca» и в итоге превратилась в Seborga. В 954 году священники из Леринского аббатства (St. Honorat de Lernis) и основали храм Св. Михаила (Chiesa di San Michele in Ventimiglia). 20 августа 954 года бенедиктинцы провозгласили это поселение княжеством, избрав его первым правителем аббата по имени Кристофер[1]. В 954 году граф Guido Guerra di Ventimiglia основал крепость и занял большую территорию вокруг. Первыми феодалами здесь стали графы Вентимилья. Здесь базировалась религиозная секта катаров, которая затем получила распространение по близлежащим землям. Они боролось со светской властью Рима, поэтому владельцы надела были лишены права собирать налоги, что и привело к их нищете. Следование выбранному курсу привело к тому, что по рекомендациям архиепископа Арлийского феодальное владение Себорга перешло к монахам-бенедиктинцам из Санта-Онорато. В состав нового княжества вошла церковь Сан-Мишель в Вентимильи, а также обширные прилегающие территории. В то время монахи сами выбирали своего аббата, общим голосованием и согласно уставам. Он становился князем Себорги. Такой образец конституционной монархии, по мнению английских историков, первым в мире. В 1079 году Себорга стала княжеством в составе Священной Римской империи.

В 1095 году Себорга обладала городом Аллассио и Галлинарским островом и участвовала в крестовом походе Бенедиктинцев. Себорга, известная в ту эпоху как крепость с четырьмя башнями (Castello delle quatro Torri), в феврале 1117 года впервые имела честь принять у себя Св. Бернарда Клервоского, который присоединился здесь к своим собратьям Гондемару и Россалю, которые ещё с 1133 года жили в Сито (Citeaux), где в течение 23 лет был расположен центр бенедиктинцев. Здесь, при правлении князя Эдуарда, Св. Бернард служил в храме Св. Петрониллы, в двухстах метрах от нынешнего кладбища и церкви позже названной его именем (San Bernardo Vecchio). В 1118 году князь-аббат Эдвард освятил девятерых первых тамплиеров (Рыцари ордена святого Бернарда) и княжество Себорга стало первым и единственным независимым Цистерцианским государством в истории. В 1127 году девять тамплиеров вернулись из Иерусалима в Себоргу. Святой Бернард ждал их и освятил Хуго де Пайнса, который стал первым великим магистром рыцарского ордена Святого Бернарда.

Рыцари Св. Бернарда, признанные и одобренные Папой Гонорием II в 1128 году (что вторично было подтверждено папской буллой в 1139 году) имели право избирать священников и епископов из своей среды и руководствоваться своими правилами, а также пользоваться рядом привилегий фискального характера и без каких-либо вмешательств извне выбирать своих Великих Магистров. Всего за всю историю этого ордена было 22 Магистра, и 15 из них становились правителями княжества.

С 1210 по 1255 годы Себорга потерпела множество бедствий после того, как Папой Иннокентием III был издан указ против дуалистов Аквитании и Прованса, с которыми у княжества всегда были дружеские отношения.

В 1258 году приказом Великого Магистра огдена цистерцианцев Томмазо Берардом, уроженцем Себорги, был издан указ о переходе княжества под эгиду Аббатства Кассино и до 1579 года монахи — воины этого аббатства управляли этой страной, пока приказом Святого Престола не были переведены на остров Св. Онорато для защиты его от турецких кораблей.

При отце Басилио в 80-х годах XVI века княжество снова перешло под протекторат цистерцианских монахов. Но разразившаяся война на десятилетия помешала процветанию монастыря Св. Михаила (Convento di San Michele), самому княжеству и его синьорам. Пограничные страны, такие, как Валлебона и Сан-Ремо, были присоединены Генуэзской Республикой, которая продолжала расширяться. Также на княжество выражали свои притязания и Сардиния, и Савойя, и Святой Престол.

В 1625 году, когда Себорга почти была присоединена к Савойе стараниями епископа Джованни Франческо Гандольфо, разразилась знаменитая «Война за соль» между Савойей и Генуей, в результате которой, опираясь на независимую от Ватикана Австрию, Себорга легко добилась независимости и даже открыла в 1666 году свой монетный двор. Правда монеты эти были плохо встречены и не имели хождения в Сардинии и в Пьемонте. В 1686 году министр финансов Франции приказал закрыть монетный двор Себорги. Оппозиция организовала сопротивление этому решению, но ещё до того, как оно было подавлено, в 1688 году было решено в, целях сохранения мира в стране, подчинится этому приказу, тем боллее, что влияние Франции на Себоргу было велико.

При полной поддержке французского двора Герцог Савойский использовал любые способы, чтобы присоединить к себе Себоргу. Аббат монастыря Св. Гонорато Мейроне, не зная, как вести себя в такой политической ситуации, прибегнул к помощи главы доминиканцев Ниццы аббата Маршезанаи, при его посредничестве 31 января 1697 года в Ницце было подписано соглашение о продаже княжества герцогу Савойскому за 25 миллионов Савойских скудо, перечисленных в казну Себорги. Генуя же безуспешно пыталась оспорить это соглашение, даже прибегая к помощи Австрии, которая в итоге отказалась ей помочь, избегая конфликтов с Францией.

Неразбериха в государственной принадлежности Себорги началась 20 января 1729 года, когда в Париже, в присутствии высших лиц Франции княжество Себорга со всеми прилегаюшими территориями было передано под протекторат Виктору Амедео II Савойскому, принцу Пьемонта и королю Сардинии (против этого в то время высказался Ватикан, которому принадлежала значительная часть объектов на территории Себорги). Но событие не было зарегистрировано ни в Королевстве Сардинии, ни в Доме Савойи. Позже, в 1748 году (договор Aquisgrana) Себорга не была включена в состав Республики Генуя. В 1770 году в списке, представленном Сардинией королю Австрии, Себорга значится как Суверенное Княжество Священной Римской Империи. Себорга не зафиксирована на Венском конгрессе (1815 год), как часть Королевства Сардиния; также о ней нет упоминаний в Акте объединения Италии в 1861 году. Себорга не была документально включена в состав Республики Италия в 1946 году. В итоге, по мнению властей Себорги, юридически их территория не является частью Италии.

Известные князья Себорги

  • (954) аббат Кристофер, аббат Альберто, граф Guido Guerra di Ventimiglia

Современность

В начале 1960-х местный торговец цветами Джорджо Карбоне (1936—2009) начал распространять идею, что Себорга должна восстановить свою историческую независимость. 14 мая 1963 он провозгласил себя «главой государства» и принял титул князя Себорги Джорджо I. В 1994 году Себорга начала чеканить собственную монету — луиджино (итал. Luigino) и выпускать марки. 23 апреля 1995 года состоялся референдум, на котором жители Себорги 304 голосами против 4 подтвердили статус Джорджо I и приняли Конституцию Себорги.

В 2006 году запустили новую кампанию по отделению от Италии. В рамках неё планировалось создать собственную пенсионную систему и систему здравоохранения. В том же году в княжестве обострилась политическая борьба. Права на трон Джорджио I заявила княжна Ясмин, которая провозгласила себя потомком императоров Священной Римской империи. Тем не менее, Джорджио I сумел сохранить власть.

Итальянские власти не обращают внимания на эти заявления, так как их фактический контроль над территорией не оспаривается. Жители Себорги платят налоги и участвуют в итальянских выборах. Конфликт между Себоргой и Италией является лишь декларативным, судебных или силовых столкновений между сторонами не было.

25 ноября 2009 года князь Джорджо І скончался.

1 декабря 2009 года временным руководителем Княжества был назначен регент Джованни Дартиери.

25 апреля 2010 года новым правителем Себорги был избран предприниматель и автогонщик из Лугано Марчелло Менегатто (Марчелло І)[2]. Официально он вступил в должность 22 мая 2010 года[3].

Международное признание

27 ноября 2009 года в газете The Telegraph была опубликована информация что по словам самого Джорджо Карбоне Себоргу признали 20 государств, якобы первым из них было Буркина-Фасо, консульское представительство поддерживается в 10 странах[4].Распространённая информация, что княжество признаёт другое карликовое государство, не вошедшее в состав объединённой Италии, — Сан-Марино[5] — ошибочна.

Правительство

Согласно Конституции парламент Себорги, называется Priori. Парламент состоит из 22 приоров, избираемых главой государства из числа граждан. Он избирает членов Коронного Совета, который возглавляется Канцлером, который также является Премьер-министром.

Состав Коронного Совета:

  • Maria Carmela Serra: Министр образования и по делам молодёжи и канцлер
  • Mauro Carassale: Госсекретарь и Министр внутренних дел
  • Giuseppe Bernardi: Министр финансов, туризма и спорта
  • Mirco Biancher: Министр юстиции
  • Nina Döbler Menegatto (супруга князя Марчелло І Менегатто): Министр иностранных дел
  • Mirko Ferrari: Министр транспорта
  • Bruno Santo: Министр окружающей среды и территории
  • Domenico Falbo, Ivan Fogliarino: Министр сельского хозяйства, продовольствия и лесов
  • Daniele Zanni: Министр здравоохранения

Экономика

Денежная единица — луиджино.

Монетный двор в княжестве был образован 24 декабря 1666 года князем-аббатом Эдуардом. Стоимость луиджино приравнивалась к ¼ французского луидора. Старинные монеты чеканились из серебра и золота, имели изображение Св. Бернарда и надпись: MONASTERIUM LERINENSE PRINCEPS SEPULCRI CONGREGATIONIS CASSINENSIS. 23 апреля 1995 года Принц Джорджио I, основываясь на действующих с древних времен законодательных актах, возобновил работу монетного двора и вновь начал чеканку монет княжества. Выпущены монеты:

  • 15 чентезимо — медно-никелевый сплав (75 % медь, 25 % никель) — 1996 г.
  • ½ луиджино (англ.) — медно-никелевый сплав — 1995 г.
  • 1 луиджино — медно-никелевый сплав — 1994 г.
  • 1 луиджино — медно-никелевый сплав — 1995 г.
  • 1 луиджино — бронза — 1995 г.
  • 1 луиджино — серебро — 1995 г.
  • 1 луиджино — медно-никелевый сплав — 1996 г.

Курс валюты: один луиджино равен 10000 итальянских лир (1996 год); 6 долларам США.

В княжестве действует «Холдинг Банк Себорга».

Пищевые продукты и другие туристические товары продаются под маркой Antico Principato di Seborga — «Бывшее Княжество Seborga». Традиционная деятельность — выращивание цветов, предназначенных для парфюмерии.

Вооружённые силы

В конституции Княжества Себорга не предусмотрено создание военного формирования. Если кто-то нарушает закон, его переправляют за границу. Армия княжества состоит из 3 человек: министр обороны лейтенант Antonello Lacala и 2 пограничника.

Виды города

См. также

Напишите отзыв о статье "Княжество Себорга"

Примечания

  1. [zn.ua/SOCIETY/esche_odin_gordyy_karlik__seborga-1258.html ЕЩЕ ОДИН ГОРДЫЙ КАРЛИК — СЕБОРГА]
  2. [www.nashagazeta.ch/node/8797 Швейцарский автогонщик стал итальянским князем]
  3. [www.worldstatesmen.org/Selfprocl.html#Seborga Seborga. Princes]
  4. [www.telegraph.co.uk/news/obituaries/royalty-obituaries/6671765/His-Tremendousness-Giorgio-Carbone.html His Tremendousness Giorgio Carbone // Telegraph]
  5. [planetolog.ru/unusualcountry.php?country=SEB Себорга, княжество. Необычные страны мира. — Planetolog.ru]

Литература

  • Вадим Глускер [itogi.ru/Paper2006.nsf/Article/Itogi_2006_08_05_22_2115.html Сама себе Себорга] // Итоги. № 32 (530) 07.08.06
  • Юлия Савицкая [lenta.ru/articles/2010/05/01/seborga/ Владения Его Громадейшества] // Lenta.ru, 01.05.2010
  • [www.1tv.ru/owa/win/ort6_main.main?p_news_title_id=90354&p_news_razdel_id=9 Жители итальянского города Себорга хотят изменить карту мира] // Первый канал, 16.06.2006

Ссылки

  • [www.principatodiseborga.com/pds/ Официальный сайт княжества Себорга]
  • [www.minicount.narod.ru/raznoe/seborg.html Княжество Себорга (Seborga)]
  • [www.planetolog.ru/unusualcountry.php?country=SEB Княжество Себорга]
  • [www.imperial-collection.net/seborga03.html Монеты Княжества Себорга]
  • [www.numizmatik.ru/catalognew/index.php?group=940&sort=group&materialtype= Клуб Нумизмат: Луиджино]

Отрывок, характеризующий Княжество Себорга

Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.