Князья Чинь
Князья Чинь (вьетн. Chúa Trịnh, тьы-ном 主鄭, тюа чинь); 1545—1787 — род, контролировавший во время правления династии Ле часть территории страны. Как и князья Нгуен, декларировали верность императору, но на самом деле стремились к господству при номинальном императоре. В литературе их иногда называют вьетнамскими сёгунами[1].
Основоположником рода был Чинь Кха[en], друг и советник средневекового вьетнамского императора-освободителя Ле Лоя. Примерно десять лет Чинь Кха был регентом при малолетнем Ле Нян Тонге.
Содержание
Союз с Нгуенами
Императоры, следовавшие за Ле Тхань Тонгом, были слабы, и после смерти Ле Тхыонг Зыка[en] (Lê Tương Dực) в 1516 генерал Мак Данг Зунг стал активно наращивать мощь. В 1520 году, испугавшись его, Чини и Нгуены покинули Ханой (в то время носивший название Донгдо (Đông Do) вместе с молодым императором Ле Тьеу Тонгом. Это стало началом гражданской войны между Маками и проимператорскими силами. Первые сражения прошли в провинции Тханьхоа, родовых владениях Чиней и Нгуенов. Спустя несколько лет военных действий Ле Тхань Тонг был убит союзниками Мак Данг Зунга в 1524 году. Вскоре после этого Мак смог уничтожить всех основных предводителей сопротивления, однако это была лишь первая стадия войны: в 1527 году Мак Данг Зунг узурпировал трон, убив марионеточного императора Ле Кунг Хоанга и начав династию Мак. Чини и Нгуены вместе противостояли Макам; командиром второго восстания стал Нгуен Ким[en]. Его дочь вышла за молодого командира Чиней, Чинь Кьема[en] (Trịnh Kiểm). Через пять лет все земли к югу от Красной реки контролировала армия Нгуенов и Чиней, хотя к тому моменту ей не удалось взять Ханой.
Войска Нгуен Кима и Чинь Кьема захватили летний дворец и короновали собственного марионеточного правителя, Ле Чанг Тонга[en] (Lê Trang Tông), в 1533 году. Эта дата является началом царствования династии поздних Ле.
Война продолжалась до тех пор, пока официальная делегация из минского Китая не вынесла вердикт: правление Маков незаконно. С севера на их владения выдвинулась огромная армия. Хотя Мак Данг Зунгу удалось убедить Мин не уничтожать его царство, ему пришлось признать императора Ле и перестать претендовать на южные земли. Союз Нгуенов и Чиней не принял Маков как владельцев севера страны, война продолжилась. В 1541 году Мак Данг Зунг умер.
Клан Чинь захватывает власть
В 1545 году Нгуен Ким был убит человеком Маков. Чинь Кьем воспользовался этим для того, чтобы утвердиться на посту главного в объединённой армии. Чини захватывали всё новые земли с 1545 (номинально борясь от имени Ле).
У Кима было два сына: младший, Нгуен Хоанг[en] (Nguyễn Hoàng), стал командовать южными новыми провинциями в 1558. Следующие 255 лет этими землями правили он и его потомки. В 1570 году Чинь Кьем умер, его место занял старший сын, Чинь Тунг[en] (Trịnh Tùng). Тунг был решительным военачальником; он захватил Ханой в 1572, однако император Мак Мау Хоп вернул город через год. Война шла вяло на протяжении двух десятилетий, Чини постепенно наращивали мощь, а Маки слабели. В 1592 Чинь Тунг отправил большую армию на захват Ханоя, и на этот раз ей удалось схватить и казнить императора Маков. Оставшиеся силы новой династии постепенно потерпели поражения от союзной армии.
Со временем Нгуен Хоанг всё сильнее закреплялся на своих землях, становился всё более и более независимым. С окончательным завоеванием севера нгуенская независимость стала всё больше досаждать Чиням. В 1600 году после коронации нового императора, Ле Кинь Тонга[en] (Lê Kinh Tông), Нгуен Хоанг прекратил контакты с чиньским двором, хотя он и признавал императора.
Война Нгуенов и Чиней
В 1620 году, после коронации очередного марионеточного императора, Ле Тхан Тонга[en] (Lê Than Tông), новый военачальник Нгуенов, Нгуен Фук Нгуен[en] (Nguyễn Phúc Nguyên), отказался отправлять налоговые отчисления в Донгдо. В 1623 году Чинь Тунг умер, главой рода стал его старший сын, Чинь Чанг[en] (Trịnh Tráng). Между Чинями и Нгуенами росла напряжённость, вылившаяся в 1627 году в вооружённый конфликт.
Хотя у Чиней было больше земель, Нгуены имели ряд преимуществ: они почти не отправляли на север отрядов; успешно контактировали с европейцами (португальцами), благодаря чему смогли создавать более совершенные пушки[en]; удачным было и географическое расположение — приграничные равнины, подходящие для боевых действий, были очень узки, горы доходили на границе почти до океана.
После того, как Нгуены четыре месяца отбивали первую волну нападающих, они возвели двойную стену укреплений от океана до холмов. Стены располагались к северу от Хюэ, между реками Нятле[vi] и Хыонг. Стены были примерно 6 метров высотой и 11 километров в длину. Нгуенское войско обороняло эти укрепления с 1631 по 1673, когда чиньский предводитель Чинь Так[en] (Trịnh Tạc) заключил с Нгуен Фук Таном[en] (Nguyễn Phúc Tần) мир.
Мирный период
Чини правили довольно успешно, создавая видимость сильного императора на троне, однако решение, кто будет следующим монархом, принимали именно они. В отличие от Нгуенов, ввязывавшихся в войны с Кхмерской империей и Сиамом, им удавалось поддерживать мир с соседями. В 1694 году Чини вступили в войну с Лаосом, в которой кроме лаосских группировок принимала участия сиамская армия. Десятилетие спустя был заключён шаткий мир, и три лаосских княжества стали платить Вьетнаму и Сиаму дань. Чинь Кан[en] (Trịnh Căn) и Чинь Кыонг[en] (Trịnh Cương) начали несколько реформ, проведение которых усилило государственную власть, а вместе с ней и недовольство народа. За годы неумелого правления Чинь Зянга[en] (Trịnh Giang) участились крестьянские восстания. Основной проблемой был недостаток пахотных земель, а Чинь Зянг её только усугубил. Правление следующего князя, Чинь Зоаня[en] (Trịnh Doanh), было заполнено подавлением восстаний и установлением мира.
Восстание Тэйшонов
Долгий мир окончился вместе с восстанием Тэйшонов на юге. Тэйшонское восстание воспринималось Чинями как возможность избавиться от Нгуенов на юге. Недостаток людей заставил Нгуенов дать власть 12-летнему мальчику, при котором регентствовал коррумпированный Чыонг Фук Лоан[en] (Trương Phúc Loan). Используя злые намерения регента как предлог, Чиньская армия вошла на земли Нгуенов в 1774 году. Армия Чинь Шама[vi] (Trịnh Sâm) смогла сделать то, чего доселе никому не удавалось, — завоевать Фусуан (Phú Xuân, современный Хюэ), в начале 1775 года.
Чиньская армия продолжила путь на юг, однако после столкновения с Тэйшонами противники заключили пакт о ненападении, позволивший Тэйшонам завоевать все земли Нгуенов. Князья Нгуен отступили в Сайгон, но в 1776 году он также был взят, а Нгуены едва не уничтожены. Однако Тэйшоны не собирались становиться слугами Чиней, и, спустя десятилетие, главный из братьев Тэйшонов, Нгуен Хюэ (Nguyễn Huệ), пошёл войной на север в 1786 году.
Сами Чини к тому моменту были разделены борьбой за власть после смерти Чинь Шама в 1782 году. Чиньская армия сдалась. Чинь Кхай[vi] (Trịnh Khải) бежал вместе с войском, был пойман повстанцами-крестьянами и совершил самоубийство. Последний император династии Ле, Ле Тьеу Тонг, бежал в Китай, где подал императору Цяньлуну прошение о помощи в борьбе против восставших крестьян. Китай отправил большое войско для восстановления власти Ле, занявшее Тханглонг в 1788 году. Последний чиньский князь, Чинь Бонг (Trịnh Bong), был де-факто правителем страны, однако Нгуен Хюэ, как и Ле Лою, удалось нанести китайской армии сокрушительное поражение. После их отступления Нгуен Хюэ под именем Куанг Чунг стал править объединённым Вьетнамом. Семья Ле бежала на север вместе с Чинями.
Отношения с иностранцами
В 1620 году французский иезуит Александр де Род прибыл в контролируемую Чинями часть Вьетнама в составе миссии, основавшейся при дворе в Ханое в 1615[2]. Александр был важным звеном для связи с Европой. Он смог найти тысячи новых сторонников, создал вьетнамскую письменность на основе латиницы и построил несколько церквей. Тем не менее, в 1630 новый чиньский князь Чинь Чанг[vi] решил, что Александр представляет значительную угрозу стране, и вынудил его уехать. С того момента Чини периодически с переменным успехом начинали гонения на христианство.
После того, как Нгуены стали успешно использовать европейские пушки, Чини заключили договор с голландскими, а позже и немецкими поставщиками артиллерии, основавшими торговые посты в Ханое. Торговля сперва процветала, но после окончания войны в 1673 нужда в европейском оружии стала быстро сходить на нет. К 1700 году голландские и английские торговые посты закрылись.
Чини были осторожнее Нгуенов в отношении минского Китая. В отличие от Нуенов, они не принимали беженцев, и, когда Китай завоевали маньчжуры, Чини стали относиться к ним как к новым императорам, платя дань и признавая их власть. Маньчжуры дважды вторгались во Вьетнам, в 1537 и в 1788 годах. Оба раза армии приходили в ответ на прошения императоров Ле — и оба раза вторжения были безуспешны.
Мнения историков
Князья Чинь были, по большей части, умны, талантливы, трудолюбивы и жили долго. Необычное двойное правление, появившееся у них за два века, было творческим ответом на внутренние и внешние препятствия к правлению. Тем не менее, им недоставало как силы, так и морального авторитета для разрешения противоречий, унаследованных от системы царствования без правления.
Оригинальный текст (англ.)The Trịnh Lords were, for the most part, intelligent, able, industrious, and long-lived rulers. The unusual dual form of government they developed over two centuries was a creative response to the internal and external obstacles to their rule. They lacked, however, both the power and the moral authority to resolve the contradictions inherent in their system of ruling without reigning.
— Encyclopedia of Asian History, «The Trịnh Lords»
Кажется, что Чини растеряли почти всю популярность за вторую половину XVIII века. Пока Нгуены (по крайней мере, Нгуен Ань) наслаждались огромной поддержкой в период попыток восстановить власть на юге, с тех пор, как Тэйшоны захватили власть, такого уровня поддержки у Чиней не было.
Оригинальный текст (англ.)It does seem the case that the Trịnh had lost nearly all popularity in the last half of the 18th century. While the Nguyễn Lords, or at least Nguyễn Anh, enjoyed a great deal of support — as his repeated attempts to regain power in the south show — there was no equivalent support for the Trịnh in the north after the Tây Sơn took power.
— Vietnam, Trials and Tribulations of a Nation D. R. SarDesai, pg. 39, 1988
Напишите отзыв о статье "Князья Чинь"
Литература
- Encyclopedia of Asian History, Volumes 1-4. 1988. Charles Scribner’s Sons, New York. — «Trịnh Lords» Article by James M. Coyle, based on the work of Thomas Hodgkin.
- The Encyclopedia of Military History by R. Ernest Dupuy and Trevor N. Dupuy. Harper & Row (New York).
- ↑ Chapuis, Oscar. A History of Vietnam: From Hong Bang to Tự Đức. Greenwood Publishing Group, 1995. p119ff. [books.google.com/books?hl=en&id=Jskyi00bspcC&dq=Vietnam+from+Hong+Bang+to+Tu+Duc&printsec=frontcover&source=web&ots=Zc-6W_VeyZ&sig=mUH2SUb0jMwEoQFmX_EB6XP_5KU#PPR10,M1]
- ↑ Tigers in the Rice by W. Sheldon (1969), p. 26
Ссылки
- [www.ccc.commnet.edu/stuweb/~phan9527/history.html Список кнезей Чинь и номинальных правителей Ле] (недоступная ссылка с 22-10-2015 (3108 дней))
- [art-hanoi.com/toda/18.html Монеты Вьетнама]
- [www.san.beck.org/2-12-SoutheastAsia.html#5 Юго-Восточная Азия до 1875]
- [www.worldstatesmen.org/Vietnam.html#Emperors World Statesmen.org — Вьетнам]
- [www.humnet.ucla.edu/humnet/ealc/faculty/dutton/TSsite.html Сайт о тэйшонах] (недоступная ссылка с 22-10-2015 (3108 дней))
Отрывок, характеризующий Князья Чинь
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.
На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
