Коалиционное правительство Демократической Кампучии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Коалиционное правительство Демократической Кампучии

Совещание CGDK
Общая информация
Страна

Камбоджа

Предшествующее ведомство

Патриотический и демократический фронт великого национального союза Кампучии

Дата упразднения

1993 год

Заменено на

Миссия ООН в Камбодже
Временное правительство национального единства и национального спасения Камбоджи

Штаб-квартира

Куала-Лумпур, Малайзия

Ответственный министр

Кхиеу Сампхан, министр иностранных дел

Председатель

Сон Санн

Карта


Лагеря на границе Камбоджи, неподконтрольные правительству Хенг СамринаХун Сена

Коалицио́нное прави́тельство Демократи́ческой Кампучи́и (кхмер. រដ្ឋាភិបាលចម្រុះកម្ពុជាប្រជាធិបតេយ្យ; англ. Coalition Government of Democratic Kampuchea, CGDK) — правительство в изгнании, созданное тремя группами камбоджийской эмиграции, противостоявшей провьетнамскому режиму НРК. Учреждено в 1982 году. Объединяло Красных кхмеров Пол Пота, сторонников принца Сианука и национал-либералов экс-премьера Сон Санна. Вело активную военно-политическую борьбу против НРК и СРВ. Расформировано в 1993 году, после политического урегулирования и восстановления Королевства Камбоджа.





Предыстория

17 апреля 1975 года Красные кхмеры заняли Пномпень. Был установлен тоталитарный режим Демократической Кампучии. Правительство Пол Пота развязало под коммунистическими лозунгами геноцид внутри страны и пограничную войну с Вьетнамом.

7 января 1979 года в Пномпень вступили вьетнамские войска. «Демократическая Кампучия» пала. Был установлен режим Народной Республики Кампучия (НРК) во главе с Хенг Самрином, ориентированный на СРВ и СССР. Пол Пот и его сторонники укрылись в джунглях на границе с Таиландом, где повели партизанскую войну. Эмигрантские антикоммунистические группы, консолидированные вокруг принца Нородома Сианука и бывшего премьер-министра Сон Санна, также не признали НРК и продолжали политическую борьбу.

Создание коалиции

С 1979 года наметилась консолидация трёх основных оппозиционных сил — Партии Демократической Кампучии (ПДК, «красные кхмеры» Пол Пота), ФУНСИНПЕК (монархисты Сианука), Национального фронта освобождения кхмерского народа (KPNLF, национал-либералы Сон Санна). Сближению этих глубоко различных и ещё недавно враждебных друг другу сил способствовал общий враг в лице провьетнамского режима НРК. Идеологические разногласия сгладились после того, как партия «красных кхмеров» официально отказалась от коммунизма, провозгласив себя «демосоциалистической». При этом лично Пол Пот в публичном пространстве отошёл на второй план.

22 июня 1982 года в малайзийской столице Куала-Лумпуре был подписан договор о создании Коалиционного правительства Демократической Кампучии (в международном обиходе утвердилась англоязычная аббревиатура CGDK). Официальными участниками объединения стали ФУНСИНПЕК, KPNLF и ПДК. Главой коалиции стал Нородом Сианук, премьер-министром — Сон Санн, министром иностранных дел — Кхиеу Самфан, номинальный глава Демократической Кампучии, с 1979 представлявший в ООН свергнутое правительство (он был причастен к геноциду в меньшей степени, нежели другие лидеры «красных кхмеров»). Этот «триумвират» олицетворял для мировой общественности камбоджийское сопротивление.

Создать CGDK потребовали в Пекине. Китайцы заявили, что будут поддерживать силы некоммунистического сопротивления только если они объединятся в коалицию с красными кхмерами. Все участники при этом сохранили собственную администрацию и армию. CGDK было скорее координационным комитетом, чем правительством. На самом деле там никто не доверял никому. Китайцы снабжали деньгами и материальной помощью своих клиентов-маоистов. Республиканцы же и монархисты получали минимальное содействие.
В рамках CGDK действовали два трехсторонних совещания: политическое и военное. В политическом совещании президент Сианук, премьер-министр Сон Санн и министр иностранных дел Кхиеу Самфан обсуждали общую стратегию борьбы против Вьетнама. В военном совещании участвовали генерал Сак Сутсакан (или я) от KPNLAF, генерал Тиеп Бен от ANS и Сон Сен от красных кхмеров.
Политическое совещание было скорее формальностью, чем функцией. А вот встречи военных проходили напряжённо. KPNLAF и красные кхмеры конфликтовали, строили друг другу препятствия. На публику говорилось о партнёрстве, но реально между нами и полпотовцами не было сотрудничества.
Гаффар Пеанг-Мет[1]

Военно-политическая борьба

Целью Коалиционного правительства Демократической Кампучии являлось изгнание вьетнамских войск и свержение режима Хенг Самрина. В коалиции существовало явное разделение функций. Главной вооружённой силой были формирования «Красных кхмеров» — Национальная армия Демократической Кампучии, насчитывавшая до 50 тысяч боевиков под командованием Пол Пота, Сон Сена и Та Мока. Партизанскую войну с правительственными войсками и вьетнамским экспедиционным корпусом вели в основном полпотовцы[2]. Роль Вооружённых сил национального освобождения кхмерского народа (KPNLAF) — военного крыла KPNLF под командованием Дьен Деля и Сак Сутсакана — была значительно меньшей. Вооружённые силы сиануковцев носили в основном символический характер.

«Красные кхмеры» перешли к привычной для себя партизанской борьбе. Теперь их главным союзником стал бывший противник — Таиланд… Они уничтожили почти 40 % населения собственной страны, что не снилось и самым жестоким диктаторам. Причём проходил этот геноцид под коммунистическими лозунгами. Однако Запад всё это совершенно не взволновало. Ведь полпотовцы были союзниками коммунистического же Китая, который с середины 70-х до событий на площади Тяньаньмэнь считался неофициальным «16-м членом НАТО». А свергли полпотовцев вьетнамцы, победители США и союзники СССР. Поэтому кампучийские коммунистические головорезы оказались «жертвами вьетнамской агрессии».
Александр Храмчихин[3].

В то же время ФУНСИПЕК принца Сианука обеспечивал традиционную легитимность и значительную поддержку в населении Камбоджи. KPNLF Сон Санна определял политические установки и лозунги, поддерживал связи в США, Западной Европе, странах АСЕАН, привлекал финансирование коалиции.

CGDK обладало международным признанием и представляло Камбоджу в ООН. Правительство Сианука-Сон Санна-Кхиеу Самфана официально признавала также КНДР (вопреки позиции СССР). Сианук длительное время проживал в Пхеньяне[4].

В 19841985 наступление вьетнамских войск сильно подорвало позиции CGDK, однако подавить вооружённое сопротивление не удалось. Со второй половины 1980-х камбоджийская вооружённая оппозиция стала получать американскую помощь в рамках Доктрины Рейгана[5]. Камбоджийский конфликт был заметным элементом глобальной Холодной войны, подобно афганской, никарагуанской, ангольской, мозамбикской войнам. CGDK рассматривалась в одном ряду с моджахедами, Контрас, РЕНАМО и УНИТА. Особенность заключалась в том, что важную роль камбоджийской антикоммунистической коалиции играли недавние коммунисты. Но США оказывали поддержку преимущественно KPNLF.

Наиболее перспективной группой с точки зрения идеологической ориентации является Национальный фронт освобождения кхмерского народа (KPNLF). Возглавляемый, по крайней мере номинально, 75-летним экс-премьером Сон Санном, KPNLF исповедует демократию и свободное предпринимательство. Один из главных военачальников KPNLF Дьен Дель также стремится к плюралистической политической системы и заявляет, что хотел бы для Камбоджи «экономику как в Сингапуре».
Более аморфная группа состоит из активистов, лояльных бывшему главе государства принцу Нородому Сиануку. В течение 30 лет он управлял Камбоджей, отличаясь роскошным образом жизни и авторитарными методами. На протяжении своей долгой политической карьеры он в разное время поддерживался вьетнамцами, китайскими коммунистами, Соединёнными Штатами и красными кхмерами, а также некоммунистическими камбоджийскими элементами. Если его фракция вернётся к власти, нет гарантий, что этот оппортунизм не повторится.
Третий компонент повстанческой триады — красные кхмеры. Хотя Пол Пот оставил свой лидерский пост в начале 1986 года, он до сих пор по слухам, руководит этой фракцией. Двое других главных руководителей, Иенг Сари и Кхиеу Самфан, были высокопоставленными чиновниками в правительстве красных кхмеров и совершали отвратительные зверства.
Сторонников Сианука едва наберётся 5 тысяч партизан. KPNLF имеет 12—15 тысяч. Красные кхмеры — более 30 тысяч опытных бойцов и, благодаря китайской щедрости, снабжены современным оружием. Такое соотношение сил не сулит ничего хорошего в послереволюционной борьбе за власть. Это правда, что KPNLF имеет значительную поддержку гражданских лиц, более 250 тысяч сторонников среди беженцев в лагерях вдоль границы с Таиландом. Но нет никакой уверенности в том, что этот фактор может быть переведён в достаточную военную силу, даже при внешней помощи. Продолжающееся присутствие вьетнамцев в Камбодже является явным нарушением международного права и империалистической эксплуатацией. Но альтернативой может оказаться правительство красных кхмеров и ещё один раунд геноцида. Этого нельзя игнорировать.
Тед Карпентер, эксперт Института Катона, июнь 1986[6]

В 1987 принц Сианук «взял отпуск» на посту главы коалиции. На первый план выдвинулся Сон Санн. Однако расчёты СССР и Вьетнама на отход Сианука от оппозиции не оправдались. В 1990 году CGDK было переименовано в Национальное правительство Камбоджи. Этот жест был сделан незадолго до начала мирных переговоров, к которым власти НРК были вынуждены после начатого в 1989 вывода вьетнамских войск. Соответствующая договорённость была достигнута в ходе визита Михаила Горбачёва в Пекин и переговоров с Дэн Сяопином.

По мере вывода вьетнамских войск в 19891990 формирования KGDK пытались развить наступательные действия, прежде всего в пограничных провинциях Баттамбанг и Пайлин. Были нанесены активные удары, достигнуто некоторое продвижение. Наибольших успехов добились полпотовцы, на некоторое время установившие контроль над городом Пайлин, административным центром одноимённой провинции. Однако правительственные войска быстро отбили позиции, существенно расширить контролируемую CGDK территорию не удалось[7].

Результаты на выборах

В 1991 году были заключены Парижские соглашения о политическом урегулировании. С 1993 года восстановлено Королевство Камбоджа. На трон вернулся Нородом Сианук. После этого CGDK самоупразднилось, коалиция перестала существовать. Составляющие её партии повели самостоятельную политику. Выборы состоялись 23 и 28 мая 1993 года[8].

Наибольшего успеха добились сторонники короля Сианука: ФУНСИНПЕК получил 45,5 % голосов и 58 из 120 мандатов в Национальной ассамблее.

KPNLF перобразовался в Буддистскую либерально-демократическую партию во главе с Сон Санном. За неё проголосовали 3,8 % избирателей, что дало 10 мандатов. 1,6 % поддержали Либерально-демократическую партию генерала Сак Сутсакана (в парламент партия не прошла). Сон Санн несколько месяцев был председателем Национальной ассамблеи, потом министром без портфеля в правительстве Нородом РанаритаХун Сена.

Партия Демократической Кампучии преобразовалась в Камбоджийскую партию национального единства и вступила в конфликт с новыми властями. «Красные кхмеры» бойкотировали выборы, вновь повели вооружённую борьбу[9] и в 1994 создали «правительство национального единства и национального спасения». Раскол в руководстве и смерть Пол Пота в 1998 дезорганизовали и деморализовали движение. Оставшиеся в живых лидеры, в том числе Кхиеу Самфан и Та Мок, предстали перед судом и осуждены по обвинениям в геноциде.

Партии, составлявшие CGDK — даже без полпотовцев — на первых послевоенных выборах получили поддержку большинства избирателей. При этом массовую популярность имели только сиануковцы (партия, самая слабая партия в военном отношении). На второе место — 38,2 % голосов и 51 мандат — вышла Народная партия Камбоджи, происходящая от режима Хенг Самрина.

Получилось, что каждый второй камбоджиец просто хотел царя. Двое из пяти превыше всего ставили безопасность и стабильность. Лишь один из двадцати пяти высказался за демократию и прогресс. Память Кхмерской Республики не вдохновила массы. Её запомнили как то, с чего начались война и геноцид... Если бы «Красные кхмеры» всё-таки поучаствовали в выборах, вряд ли общая картина изменилась принципиально. Готовых отправиться волчьей тропой оказалось бы процентов десять[10].

Новое правительство было сформировано на основе коалиции ФУНСИНПЕК, Народной партии Камбоджи и Буддистской либерально-демократической партии. Таким образом, возник блок двух партий CGDK с преемниками Хенг Самрина — против «красных кхмеров», ранее входивших в CGDK.

Напишите отзыв о статье "Коалиционное правительство Демократической Кампучии"

Примечания

  1. [novayagazeta.spb.ru/articles/10375/ Гаффар Пеанг-Мет: «Новые люди создадут республику»]
  2. [www.amazon.com/Inside-Cambodian-Insurgency-Sociological-Perspective/dp/1472443055 Inside Cambodian Insurgency: A Sociological Perspective on Civil Wars and Conflict (Military Strategy and Operational Art) by Daniel Bultmann]
  3. [rusplt.ru/world/dva-kommunisticheskih-triumfa-13182.html Два коммунистических триумфа]
  4. [www.atimes.com/atimes/Southeast_Asia/IJ31Ae02.html Odd couple: The royal and the Red]
  5. Michael Johns. Cambodia at a Crossroads / The World and I magazine, February 1988.
  6. [www.cato.org/pubs/pas/pa074.html U.S. Aid to Anti-Communist Rebels: The «Reagan Doctrine» and Its Pitfalls]
  7. [opus.macmillan.yale.edu/workpaper/pdfs/GS24.pdf Second Life, Second Death: The Khmer Rouge After 1978]
  8. [www.ipu.org/parline-f/reports/arc/1051_93.htm CAMBODGE. Chambre parlementaire: Assemblйe constituante]
  9. [www.phnompenhpost.com/national/comment-uns-appeasement-policy-falls-hands-khmer-rouge-strategists U.N.'s Appeasement Policy Falls into Hands of Khmer Rouge Strategists]
  10. [rufabula.com/articles/2016/06/09/road-to-angkor Дорога к храму Ангкор. Перекрытая тропа]

Отрывок, характеризующий Коалиционное правительство Демократической Кампучии

Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.