Коасати (народ)

Коасати, Coushatta, Koasati — индейское племя, проживающее в основном на территории штата Луизиана. Большинство индейцев-коасати проживают в муниципалитете Аллен-Пэриш, к северу от города Элтон. Кроме того, небольшое количество коасати живёт:

• в резервации близ г. Ливингстон в штате Техас вместе с племенем алабама;
• в племенном городе Алабама-Квассарте (Alabama-Quassarte Tribal Town) в Брэндоне, штат Техас.

В недавно образованном Лезервудском музее (Leatherwood Museum) в г. Оукдейл, Луизиана, одна из экспозиций посвящена племени коасати.

История

Традиционно племя коасати занималось земледелием, выращивало кукурузу и другие пищевые злаки, а также разбавляло свой рацион дичью. Также племя было известно высокими навыками плетения корзин. В XX веке они начали культивировать рис и разводить раков на фермах, принадлежащих их племени.

Входившее ранее в состав Крикской конфедерации, коасати затем отделились от криков и переселились в Южную Луизиану, где они обитают и поныне.

Почти все испанские экспедиции (в том числе экспедиция Эрнандо де Сото 1539—1543 годов) в глубину Флориды сообщали о существовании города коасати, которых они называли «Coste», а в числе ближайших соседей упоминали племена чиаха, чиска, ючи, таскики и тали. Город находился, по-видимому, в долине Теннеси.

В 17-18 веках часть индейцев коасати вошла в состав возникающей Крикской конфедерации, где они стали известны под названием «верхние крики» (верхние маскоги). Считается, что племя коасати находилось в близком родстве с племенем алабама. Под давлением европейских поселенцев коасати были вынуждены переселиться на запад.

В 1990 году племя коасати оказалось вовлечено в скандал, вызванный деятельностью бизнесмена по имени Джек Абрамофф. Коасати воспользовались его содействием для организации игорного бизнеса, однако Абрамофф существенно завышал тарифы на свои услуги, а в одном случае даже тайно лоббировал конкурентов с тем, чтобы набить себе цену перед коасати. Абрамофф был приговорён к тюремному заключению.

Язык

На языке коасати, относящемся к маскогской семье, до настоящего времени (начало 21 в.) говорят около 400 людей, однако лишь немногие молодые люди изучают этот язык.

Киноискусство

• Rediscovering America: The Legends and Legacy of Our Past, part 2: Indians Among Us (1992). Produced and directed by Jonathan Donald; written by Roger Kennedy. Discovery Communications, Inc.

Ссылки

• [www.coushatta.org/ Sovereign Nation of the Coushatta Tribe of Louisiana official site]
• [www.alabama-coushatta.com/ Alabama-Coushatta Tribe of Texas official site]
• [www.alabama-quassarte.org/ Alabama-Quassarte Tribal Town official site]

Отрывок, характеризующий Коасати (народ)

Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.