Кобергер, Антон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Антон Кобергер
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Антон Кобергер (нем. Anton Koberger, также Koburger, Coberger, Coburger; ок. 1440, Нюрнберг — 3 октября 1513, Нюрнберг) — известный немецкий печатник, издатель и книготорговец эпохи инкунабул.





Биография

Антон Кобергер родился в семье нюрнбергских пекарей. О его ранних годах, образовании и становлении нет данных. Его имя впервые появляется в нюрнбергских городских документах в 1464 году. С 1470 года он был женат на Урсуле Инграм, а после её смерти в 1491 году женой Кобергера стала Маргарете Хольцшуер. Обе его жены происходили из семей нюрнбергских патрициев и родили 25 детей, из которых 13 пережили своего отца.

В 1470 году Кобергер основал типографскую мастерскую, которая позднее стала самой большой в Европе: с 24 печатными станами, где работало около 100 подмастерьев (печатников, наборщиков, словолитчиков, иллюстраторов). Эти цифры названы Иоганном Нейдёрфером в его книге «Nachrichten von den vornehmsten Künstlern und Werkleuten von Nürnberg» («Сообщения о самых знаменитых художниках и работниках Нюрнберга», 1546). Гебхардт утверждает, что в нюрнбергском доме Кобергера не могли бы поместиться 24 печатных машины, и поэтому эта цифра, так же, как и рассказ о 100 работниках, вероятно, преувеличение[1].

С ростом производства, мастерская Кобергера получила значение, выходящее за рамки одного региона. Он установил связи с другими компаниями и открыл филиалы своей мастерской по всей Европе (в Венеции, Милане, Париже, Лионе, Вене). Кобергер гарантировал себе регулярный сбыт, издавая популярные книги. Снижения производственных расходов он добивался унификацией шрифта и набора[2]. Кроме того, Кобергер владел по крайней мере двумя мельницами, на которых вырабатывалась бумага.

В 1488 году он был «призван» в Большой Совет города Нюрнберга и, таким образом, стал одним из патрициев города. Начиная с 1504 года, Кобергер в основном занимался книжной торговлей. Издание книг он поручал иностранным компаниям.

Антон Кобергер умер 3 октября 1513 года и был похоронен на кладбище Иоанна в Нюрнберге. Наследники не смогли так же успешно продолжить его дело. В 1526 году типография была закрыта[2], а шесть лет спустя прекратила существование и книготорговля Кобергера.

Произведения

В нюрнбергской типографии Кобергера к 1500 году было отпечатано около 250 книг. Несмотря на то, что только в 1473 году впервые имя типографа появляется на продукции его мастерской, предполагается, что издательство книг началось вскоре после основания своей типографии в 1470 году. Самое раннее известное издание предприятия Кобергера Manuale confessorum Иоганна Нидера (1471).

Кобергер издавал, прежде всего, теологические, философские, канонические и юридические сочинения на латинском языке. Печатал он также исторические произведения (например, Vitae pontificum Платины), литургические (Dominikanerbrevier 1485; Missale Ratzeburgense 1493) и Библию. Литература классическая и гуманистическая печаталась в его типографии лишь изредка.

Издания на немецком языке, отпечатанные в типографии Кобергера, не столь многочисленны, но, тем не менее значимы. Одним из самых важных изданий считается вышедшая в 1483 году двухтомная Библия, называемая нем. Koberger (Koburger)-Bibel. Она напечатана швабахером и иллюстрирована гравюрами на дереве из Kölner niederdeutschen Bibel. Schatzbehalter (полное название «Сокровищница, или Собрание подлинных богатств спасения и вечного блаженства») францисканца Штефана Фридолина, библейское обозрение с 96 гравюрами на дереве размером «в лист», также считается одной из самых важных работ мастерской Кобергера. Для иллюстрирования книги Фридолина Кобергер привлёк нюрнбержца Михаэля Вольгемута. Сотрудничество типографа и художника продолжилось: Вольгемут вместе со своим пасынком Вильгельмом Плейденвурфом работали над иллюстрированием «Книги хроник» Хартмана Шеделя[3],. Для этого издания (вышло на немецком и латинском языках) было выполнено 1809 гравюр.

Выдающимся произведением считается «Апокалипсис» (1498) с пятнадцатью ксилографиями в целый лист, выполненными Альбрехтом Дюрером. Работа над этим изданием принесла художнику широкую известность за пределами родного города. В типографии Кобергера были также напечатаны немецкоязычные Arzneibuch (1477) и двухтомное издание Heiligenleben oder die Schwäbische Chronik.

Напишите отзыв о статье "Кобергер, Антон"

Примечания

  1. Gebhardt (2005) S. 13f.
  2. 1 2 Funke S. 86f.
  3. Борисовская Н. А. Старинные гравированные карты и планы. — Москва: Галактика, 1992. — 272 с. — С. 23.

Литература

  • Немировский Е. Мир книги. С древнейших времён до начала XX века / Рецензенты А. А. Говоров, Е. А. Динерштейн, В. Г. Утков. — Москва: Книга, 1986. — С. 97. — 50 000 экз.
  • Severin Corsten: Anton Koberger. In: Lexikon des gesamten Buchwesens (LGB). Hrsg. von Severin Corsten. 2., völlig neu bearbeitete und erweiterte Auflage. Bd. IV. Hiersemann, Stuttgart 1989. S. 256. ISBN 3-7772-9501-9
  • Fritz Funke: Buchkunde. Ein Überblick über die Geschichte des Buch- und Schriftwesens. Verlag Dokumentation: München 1969
  • Walter Gebhardt: Nürnberg macht Druck! Von der Medienhochburg zum Printzentrum. In: Marion Voigt (Hg.): Lust auf Bücher. Nürnberg für Leser. Nürnberg. 2005; S. 11-43
  • F. Geldner: Die deutschen Inkunabeldrucker. Ein Handbuch der deutschen Buchdrucker des XV. Jahrhunderts nach Druckorten. Teil 1. Das deutsche Sprachgebiet. Hiersemann, Stuttgart 1968. ISBN 3-7772-6825-9
  • Oskar von Hase (Bearbeiter): Verlagsverzeichnis der Koberger. 1885
  • Oskar von Hase (Hrsg.): Brieffbuch der Koberger zw Nurmbergk. Breitkopf, Leipzig 1881
  • Oscar von Hase: Die Koberger. Eine Darstellung des buchhändlerischen Geschäftsbetriebes in der Zeit des Überganges vom Mittelalter zur Neuzeit. Van Heusden, Amsterdam; Breitkopf und Härtel, Wiesbaden 1967; 3. Auflage, Neudruck der 2. neugearbeiteten Auflage 1885
  • Albert Schramm: Der Bilderschmuck der Frühdrucke. Band 17: Die Drucker in Nürnberg. Teil 1: Anton Koberger. Hiersemann, Leipzig 1934
  • Early books. Koberger’s first book, the Apocryphal New Testament, Roman law transformed into European law, the abdication of Charles V, Gongorism in Lima, incunable printing in Sicily, Pomeranian and Breton imprints, a contemporary account of the court of Tamerlane in Samarkand, Prester John, Pirckheimer’s Juvenal, humanism in Poland, Michelangelo’s Sonnets, the prototypographer of France, Petrarch’s coronation, Tritheim and the beginning of library science, first illustrated Vergil printed in Italy. Bernard Quaritch Ltd., London 1997
  • E. Voulliéme: Die deutschen Drucker des fünfzehnten Jahrhunderts. 2. Auflage. Verlag der Reichdruckerei, Berlin 1922.
  • Georg Wolfgang Karl Lochner: Koberger, Anton (Drucker). In: Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). Band 16, Duncker & Humblot, Leipzig 1882, S. 366—368.
  • Ingrid Münch: Anton Koberger. In: Biographisch-Bibliographisches Kirchenlexikon (BBKL). Band 4, Herzberg 1992, ISBN 3-88309-038-7, Sp. 196—200.

Отрывок, характеризующий Кобергер, Антон

– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?