Коберн, Джордж

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джордж Коберн
англ. George Cockburn

сэр Джордж Коберн
Дата рождения

22 апреля 1772(1772-04-22)

Место рождения

Лондон

Дата смерти

19 августа 1853(1853-08-19) (81 год)

Место смерти

Лемингтон (Уорикшир)

Принадлежность

Великобритания Великобритания

Род войск

Королевский военно-морской флот Великобритании

Звание

адмирал флота

Командовал

HMS Minerva
Североамериканская станция

Сражения/войны

Война первой коалиции
Битва у мыса Сан-Висенте (1797)
Война пятой коалиции
Война на Пиренейском полуострове
Англо-американская война 1812−1814

Награды и премии

Джордж Ко́берн (Ко́уберн; англ. George Cockburn; 22 апреля 1772 — 19 августа 1853) — английский военный и государственный деятель, адмирал флота и губернатор острова Святой Елены, Первый морской лорд.





Биография

Родился 22 апреля 1772 года в Лондоне, был вторым сыном Джеймса, 8-го баронета Коберна.

В 1786 году вступил в службу в Королевский флот и быстро продвинулся по служебной лестнице. Первое время служил в метрополии, затем находился в плаваниях в Ост-Индии и Средиземноморье. Первым его боевым опытом было участие в блокаде Ливорно в 1796 году. В следующем году он командовал фрегатом в сражении при мысе Сан-Висенте.

Командуя кораблем, отличился в 1809 году при штурме Мартиники и принял у французов капитуляцию, получив за это дело благодарность от Палаты общин.

В кампании 1811 года находился у берегов Испании и будучи произведён 12 августа следующего года в чин контр-адмирала синей эскадры[1] был послан для операций по защите испанских колоний в Америке.

Участвовал в войне с Северо-Американскими Соединёнными Штатами, как непосредственный помощник адмирала Джона Борлэза Уоррена и затем Александра Кохрэна и был главным исполнителем карательных экспедиций против береговых поселений САСШ. Был организатором пополнения английского колониального корпуса морской пехоты из освобождённых чёрных рабов. Самой крупной операцией Коберна был захват и сожжение Вашингтона 24 августа 1814 года.

В начале 1815 года Коберн был награждён орденом Бани, и по возвращении в Европу ему было дано поручение отвезти пленного Наполеона на остров Святой Елены, где он оставался в течение нескольких месяцев в качестве губернатора острова.

Впоследствии Коберн неоднократно занимал должность Первого морского лорда Адмиралтейства (1828—1830, 1834—1835, 1841—1846 гг.). Несколько раз избирался в парламент (от Портсмута в 1818—1820, от Уэбли в 1820—1828, от Плимута в 1828—1832 и от Рипона 1841—1847), входил в партию тори. 10 января 1837 года сэр Джордж был произведен в чин адмирала белой эскадры[2].

В 1852 году Коберн унаследовал семейный титул баронета, который ему достался после смерти бездетного старшего брата.

Скончался 19 августа 1853 года в Лемингтон (Уорвикшир).

Почётные должности

Напишите отзыв о статье "Коберн, Джордж"

Примечания

  1. [www.london-gazette.co.uk/issues/16632/pages/1585 LondonGazette, 11 августа 1812 года]
  2. [www.london-gazette.co.uk/issues/19456/pages/69 LondonGazette, 10 января 1837 года]
  3. London Gazette, 10 августа 1847

Источники

  • Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
  • [encyclopedia.jrank.org/CLI_COM/COCKBURN_SIR_GEORGE.html Энциклопедия «Британника»]

Отрывок, характеризующий Коберн, Джордж

– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.