Кобзарь

Кобза́рь (укр. кобзар) — украинский народный певец, представитель эпического жанра, как правило, аккомпанирующий себе на одном из трех инструментов — кобзе, бандуре или колёсной лире.

Кобзарство как явление

Кобзари, прежде всего, были моральными авторитетами в народе. В народных верованиях кобзарь был персонажем «из-за реки» (то есть «с того света»). И вместе с персонажами обряда сватанья, а также обрядов Коляды и Маланки, он, как несколькими столетиями раньше волхв, приходил в семью, чтобы «испытать» три поколения на правильность воспитания их предками и правильность воспитания ими своих потомков. Обидеть кобзаря — означало навлечь гнев небес «на мертвых, живых и ещё не рожденных». Поэтому самый бедный крестьянин на Украине всегда держал часть поля «на старцеву дольку» — для подаяния кобзарю (в Беларусии существовала аналогичная традиция относительно лирников). Обучение кобзаря начиналось с пения псалмов и прошения подаяния без инструмента. И лишь по прохождении данного этапа ученик начинал изучение кобзы, бандуры или лиры. Кобзари были ревностными православными христианами, чтили праздники, в репертуаре имели псалмы и многочисленные религиозные морализаторские песни, а во время «борьбы с религией» в 1920-30 гг в официальных документах даже проходили как «в не штатные священники» (орфография оригинала) и «самодеятельный монашествующий элемент».

Кобзарские цехи

Кобзари, как и представители многих других ремесел Украины, согласно Магдебургскому праву (с которым основная часть украинских земель была знакома в период с 1324 по 1835 годы) объединялись в цехи. В кобзарских цехах была своя строгая иерархия — от ученика до «панмайстра» или «панотца» (главы цеха). Каждый цех имел свой ареал, как правило, какой-нибудь город или 5–6 сёл. Выбирал цех и свою церковь, где, кроме всего прочего, освящались новые инструменты и отмечались начало и конец сезона «кобзаревания», вне которого традицией не приветствовалось уличное пение кобзарей. Начинался сезон на Троицу в северных областях Украины и на Пасху — в южных. Заканчивалось кобзаревание везде на Покрову (14/1 октября).

Сами себя кобзари называли «старцами» и относили себя к «просящей братии». Кобзарский промысел в социальном плане всегда был почетной «нишей» для талантливых и мудрых людей преклонного возраста и инвалидов. В народе считалось, например, что только незрячие могут «смотреть в душу».

Выступления и репертуар

В репертуаре кобзарей были религиозные псалмы (или псальмы) и канты, морализаторские песни, эпические баллады или «думы» (в том числе, относящиеся к эпохе Киевской Руси, казачества), юмористические а также т. н. «бытовые» песни и танцы. Состав репертуара определялся местом и временем исполнения. Основными формами «концертной деятельности» кобзарей были уличное и домашнее (в семьях) пение. Эти же формы встречаются и у многих других традиционных певцов мира. Приходя в семью, кобзарь прежде всего общался с детьми, рассказывая им сказки, исполняя детские песни; потом с юношами и девушками, для которых был припасен морализаторский репертуар. И только в конце засиживался со старшим поколением семьи, рассказывая в песнях о старине, исполняя древние псалмы и канты, жалобные и юмористические песни. К традиционным местам кобзаревания можно отнести также церковь (у входа, никогда не в самой церкви), рынок, шинок (трактир) и свадьбу, где появление кобзаря считалось добрым предзнаменованием для молодых. Для каждого из этих мест был свой репертуар: псальмы и канты для церкви, юмористические песни и танцы для шинка, морализаторские песни для приветствия молодых и т. д.

История

Первые упоминания

Первые упоминания о кобзарских «думах» (исторических песнях), как о «песнях о смерти героев», находятся в польских источниках, в частности, в «Анналах» Сарницкого (1587 г.)

Кобзарство в XVI—XVIII веках

Во времена Запорожской Сечи среди кобзарей много было ослепших и искалеченных в боях казаков. После разрушения Запорожской Сечи и ухода части казаков за Дунай, некоторые из них сами ослепляли себя, брали в руки инструмент и уже кобзарями возвращались в родные края (это был единственно возможный вариант возвращения домой).

Как правило, авторское право для кобзарей было «корпоративным». Никого из авторов не выделяли и не помнили за редким исключением. К тем, чьё авторство кобзарями все-таки признавалось, относятся только два человека — поэт и философ Григорий Сковорода (который подписывал свои стихи «Старец Варсава») и Тарас Шевченко (впоследствии — Великий Кобзарь). Среди авторов, чьи тексты использовались без их упоминания, были и довольно известные украинские поэты-классики эпохи барокко — Феофан Прокопович и Дмитро Туптало (он же Димитрий Ростовский)

XIX век

В ХІХ в. кобзарей начинают изучать этнографы, к ним просыпается интерес музыкальной общественности. Среди этнографов, изучавших кобзарство как явление, находим немало выдающихся деятелей украинской культуры — это и сам Т. Г. Шевченко, выпускник Императорской Академии художеств и Географического факультета Петербургского Императорского университета (как вольный слушатель), и Николай Витальевич Лысенко, представивший «Могучей кучке» кобзаря Остапа Вересая, которая, в свою очередь, познакомила с его песнопениями царскую семью (одарившую О. Вересая знаменитой серебряной табакеркой с золотой дарственной надписью), и Леся Украинка, записавшая с мужем Климентом Квиткой обширный кобзарский репертуар на восковые валики первых фонографов Эдисона (ныне эти записи хранятся в Библиотеке Конгресса США).

• «Запорожские казаки».jpg

  Запорожские казаки

• Zhemchuzhnikov l kobzar na shlyahu.jpg

  Л. Жемчужников. Кобзарь на дороге. 1854 г.

• Sergiy Vasylkivskiy- Banduryst z clopchykom.jpg

  С. Василькивский. Бандурист с мальчиком-поводырем. Акварель, 1900 г.

• Kobzar Ostap Veresai.png

  Остап Вересай. Фото ХІХ в.

• Кобзар Іван Кучугура-Кучеренко.JPG

  Кобзарь Иван Кучугура-Кучеренко. Фото 1900-х гг.

Кобзари и бандуристы в XX веке

Учитывая религиозность значительной части репертуара, кобзарей в советское время неоднократно подвергали публичной критике. Кобзу называли «музыкальной сохой» и призывали «искоренить закобзаривание психики». Но, учитывая огромную популярность кобзарей в народе, власти пришлось потрудиться, чтобы исказить кобзарство как явление и уменьшить его «тлетворное религиозное влияние» на «трудящиеся массы». Бандура начала «усовершенствоваться» пролеткультовцами и достигла такой степени сложности, что научиться самостоятельно на ней играть было уже просто невозможно. От первого урока до свободного владения довольно сложным инструментом проходило не менее 10 лет. Современная «академическая» бандура достигла веса в 8-12 кг, значительную часть массы составляют металлические детали переключателей, которые стали ещё сложнее, чем у оркестровой арфы. Репертуар выпускника консерватории на начало 2000-х гг. был почти целиком из произведений Баха, Моцарта и Бетховена. Эпических произведений в программе студентов консерваторий и музучилищ не было вообще. В связи с этим возник ещё один термин — «кобзарское искусство» (укр. кобзарське мистецтво), или «бандурничество» (укр. бандурництво), обозначающий исполнительство на бандуре без привязки к традиционному кобзарскому репертуару.

В последние годы непримиримые раньше лагеря «традиционников» и «академистов» начали находить точки соприкосновения. В 1996 году на съезде кобзарей Киевский кобзарский цех вошёл в Национальный союз кобзарей, а его представители вошли в руководящие его органы.

Современное традиционное кобзарство

Кобзари на сегодняшнее время — одни из наиболее полно изученных эпических певцов в Европе. Записана значительная часть традиционного репертуара, изучены цеховые традиции, хорошо описан инструментарий и имеются даже всемирно известные аудиозаписи наиболее известных кобзарей начала ХХ в., чего, к сожалению, не удалось сделать исследователям многих других эпических традиций — трубадуров, скальдов, менестрелей и миннезингеров.

Возрождение традиции

Все это сделало возможным возрождение кобзарской традиции как явления энтузиастами 1960-80-х гг. Человеком, начавшим возрождение кобзарской традиции, стал бывший московский архитектор (автор проектов известных московских и подмосковных парков и правительственных сооружений, а в прошлом также преподаватель Московского архитектурного института) Георгий Кириллович Ткаченко. В молодости, учась в Харьковском архитектурном техникуме, он брал уроки у известнейших харьковских кобзарей Петра Древченко и Гната Гончаренко (записанного в своё время на первые фонографы Климентом Квиткой). Выйдя на пенсию в 1960-х, он вернулся на Украину, поселился у своей племянницы в Киеве и начал давать уроки игры на традиционной («старосветской») бандуре — простом и доступном для самостоятельного изучения инструменте. Его ученики впоследствии основали Киевский кобзарский цех, занимающийся изучением кобзарской традиции, реконструкцией инструментов и репертуара.

Первым панмайстром («панотцом») возрожденного Кобзарского цеха стал Микола Будник. Он в одиночку реконструировал 17 типов кобзарских инструментов. Среди них: вересаевская кобза, кобза по Ригельману, различные виды бандур, торбан («панская кобза») и др..

В 2002 году Кобзарский цех выпустил CD-альбом псалмов и кантов «Кто кріпко на Бога уповая». Музыкальные (в том числе и CD) альбомы есть также и у отдельных его представителей: Тараса Силенко, Тараса Компаниченко,Эдуарда Драча, Владимира Кушпета и его учеников.

С 2008 года Кобзарский цех ежегодно на Троицу проводит свой фестиваль «Кобзарська Трійця» (Кобзарская Троица), который реконструирует традиционное открытие кобзарского сезона.

С 2011 года к работе по возрождению кобзарской традиции привлекаются и незрячие музыканты.

• Георгій Ткаченко.JPG

  Георий Кириллович Ткаченко — основатель возрождённого кобзарского цеха (фото 1979 г.)

• M.Tovkailo.jpg

  М. Товкайло, глава Киевского кобзарского цеха, открывает первый фестиваль «Кобзарська Трійця» (Кобзарская Троица) в 2008 году

• LirnykJarema.JPG

  Лирник Ярема на уличном выступлении первого фестиваля. 2008 г.

• ScientificConference.JPG

  Проф. М. Хай открывает научную конференцию, посвященную традиционному кобзарству. 2012 г.

• PassingTheTradition.JPG

  Главы (панмайстры) кобзарских цехов (верхний ряд слева направо) — М. Хай (Львовский), М. Товкайло (Киевский) и К. Черемский (Харьковский цех) с первыми незрячими исполнителями Олександром Триусом и Лайошом Молнаром (нижний ряд, слева направо)

См. также

• Кобза
• Бандура

Литература

1. Лысенко Н.В. Характеристика музыкальных особенностей малорусских дум и песен, исполняемых кобзарем Вересаем. — К. — 1874.
2. Кушпет, В. Г. Традиційне кобзарство та нові концертні форми у мистецтві бандуристів // Тези до науково-практичної конференції: «Українське кобзарство в музичному світі: традиції і сучасність». — К., 1997. — С. 22-23.
3. Кушпет, В. Г.Самовчитель гри на старосвітських музичних інструментах. Кобза О.Вересая, бандура Г.Ткаченка, торбан Ф.Відорта. — К., 1997. — 148 с.
4. Кушпет, В. Г. Друге народження кобзи // Бандура, № 65-66, 1998
5. Кушпет Володимир: Старцівство|Старцівство: мандрівні старці-музиканти на Україні (XIX — поч. XX ст.): Наукове видання. — К.: Темпора, 2007. — 592 с.: іл. ISBN 966-8201-18-3
6. Товкайло М. Т. Слово на захист народної (старосвітської) бандури // Тези до науково-практичної конференції: «Українське кобзарство в музичному світі: традиції і сучасність». — К., 1997. — С. 38-39.
7. Товкайло, М. Бандура Гната Гончаренка зі збірки Національного Історико-етнографічного заповідника «Переяслав» // Традиції і сучасне на Українській культурі. Тези доповідей Міжнародної науково-практичної конференції, присвяченої 125-річчю Гната Хоткевича. — X.: 2002. — С.4-75
8. Хай М. Й. Лірницька традиція як феномен української духовності.- Родовід. — 1993.- № 6.- С. 37 — 43;
9. Хай М. Й.Тарас Шевченко у контексті реалістичного й романтизованого погляду на кобзарство // Тарас Шевченко та кобзарство. — Львів, 2010.- С. 39 — 50;
10. Хай М. Й. Климент Васильович Квітка — дослідник кобзарсько-лірницької та інструментальної традиції українців // Студії мистецтвознавчі.- Число 4(8). Театр. Музика. Кіно. — К., 2004.- С. 38 — 43;
11. Черемський, К. П. Повернення традиції. — Х.: Центр Леся Курбаса, 1999. — 288 с.
12. Черемський, К. П. Шлях звичаю. — Х.: Глас, 2002. — 444 с.
13. Хоткевич, Г — Музичні інструменти Українського народу — Х. 1930
14. Гуменюк, А — Українські народні музичні інструменти — К. 1968
15. Черкаський, Л. М. — Українські народні музичні інструменти — К. Техніка, 2003
16. Mizynec V. — Ukrainian Folk Instruments — Melbourne: Bayda books, 1984

Ссылки

• [ceh.org.ua Київський кобзарський цех (Україна)]
• [kobzari.org.ua/ Национальный союз кобзарей Украины (НСКУ)]

Отрывок, характеризующий Кобзарь

Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.