Кобяков, Дмитрий Юрьевич

Дмитрий Юрьевич Кобяко́в
Имя при рождении:	Дмитрий Юрьевич Кобяко́в
Дата рождения:	8 июля 1898(1898-07-08)
Место рождения:	Москва
Дата смерти:	22 января 1978(1978-01-22) (79 лет)
Место смерти:	Барнаул
Род деятельности:	писатель, переводчик, журналист, литературовед
Годы творчества:	1916—1978
Язык произведений:	русский

Дми́трий Ю́рьевич Кобяко́в (1898, Москва — 1978, Барнаул) — поэт, писатель, журналист, сатирик, языковед-лексиколог, литературовед.

Биография

Происходил из старинного русского дворянского рода Кобяковых.

• 1917 — окончил гимназию в Тифлисе. Участник Первой мировой войны. Служил санитаром на Кавказском фронте.
• 1918—1920 — жил в Киеве, Екатеринославе, Одессе.
• 1920 — эмигрировал в Югославию (Королевство сербов, хорватов и словенцев — КСХС).
• 1922 — в Праге. Учился на русском юридическом факультете Карлова университета (не закончил).
• 1924 — переехал в Париж.
• 1931 — член-основатель парижской масонской ложи «Гамаюн», которая работала в составе Великой ложи Франции под № 624. Исключён из ложи в 1948 году.

Во Франции получил специальность электрика, работал сцепщиком вагонов, фотографом. Посещал лекции известного филолога-слависта А. Мазона (фр. André Mazon) в Коллеж де Франс (Collège de France).

Во 2-ю мировую войну — в Сопротивлении, участвовал в Парижском восстании (август 1944), был ранен.

После 1945 вступил во Французскую коммунистическую партию. Член Союза советских патриотов.

В 1948 получил советский паспорт.

В 1957 переехал в ГДР, а оттуда в СССР (1958).

Жил в Барнауле (по некоторым данным — сначала в Семипалатинске). Работал электриком, мастером в тресте «Сибэлектромонтаж». После выхода на пенсию занимался литературным трудом. Жена: Нина. Сын: Юрий (ум. апрель 1945).

Творчество

Россия

В 1916 году входил в Москве вместе с К. А. Большаковым, С. Д. Спасским и другими в литературный кружок (по некоторым данным первые публикации его относятся ещё к 1916 году — во фронтовом журнале «Игла»). Вернувшись с полком в 1917 году в Тифлис, познакомился с поэтом С. М. Городецким, участвовал в «Цехе поэтов». Работал в Одессе в Наркомпросе. В 1918 опубликовал стихи в альманахе «Фантастический кабачок». В том же году сотрудничал с журналом «Арс», выходившим в Тифлисе под редакцией Сергея Городецкого.

Чехословакия и Югославия

В Праге Дмитрий Кобяков состоял в литературном объединении Скит (затем — Скит поэтов; первое собрание кружка молодых поэтов — 26 февраля 1922 года, существовал до 1940 года). В разные годы в него входили: Н. Болесцис, А. Фотинский, В. Лебедев, А. Эйснер, Л. Гомолицкий, Т. Ратгауз, С. Рафальский, А. Головина, Э. К. Чегринцева, А. Туринцев, прозаики И. И. Тидеман, М. А. Иванников, С. Д. Долинский, В. Г. Фёдоров, Х. Кроткова, М. Скачков, М. Мыслинская, Б. Семёнов, Р. Спинадель, Е. Глушкова, В. Мансветов, К. Набоков, В. Морковин, Т. Голубь-Тукалевская, Е. Гессен, Н. Мякотина, М. Толстая (внучка Льва Николаевича), И. Бем (дочь руководителя Скита Альфреда Бема) и др..

Д. Ю. Кобяков редактировал в Белграде журнал «Медуза», 1 июля 1923 г. вышел из печати единственный номер этого двухнедельного литературно-художественного журнала (часть текстов — на русском, часть — на сербском, а вступительная статья — билингва). Д. Ю. Кобяков, помимо редактирования, — переводчик (стихов и прозы) и автор коротких биографий сербских поэтов. Цели журнала: сближение русских литераторов и художников с сербской интеллигенцией, знакомство сербов с русской современной культурой (поэзией, прозой). В этом единственном сборнике были представлены, кроме А. Блока, Алексей Толстой, А. Ахматова, А. Ремизов, русские художники — Леонид Браиловский и Владимир Жедринский, сербские поэты А. Шантич, И. Дучич, В. Илич, Г. Крклец, М. Црнянски. Журнал сразу был закрыт властями за публикацию в переводе на сербский язык поэмы «Двенадцать» А. Блока.

В югославских библиотеках сохранился только один экземпляр журнала — в Университетской библиотеке Белграда — 20 страниц с ненумерованными вкладышами — репродукциями работ художника Л. Браиловского).

Франция

Переехав в Париж в 1924 году, он возглавил издательство «Птицелов». В мае 1925 года, при воссоздании в Париже Клуба молодых литераторов, Д. Кобяков стал членом его правления. Член Союза молодых поэтов и писателей в Париже.

В 20—40-х издавал и редактировал журналы: сатирический — «Ухват» (6 номеров — с 31 марта 1926 года по 20 июля 1926 года, первый номер — с А. Шемом, остальные — один Д. Ю. Кобяков; работы художников: А. Шема (Шеметова), А. М. Ремизова, А. Яковлева, Ф. С. Рожанковского, П. Минина, Р. Пикельского, N.Nico. В журнале печатались: Н. Тэффи, А. Ремизов, Дон-Аминадо, Т. Сургучёв, Саша Чёрный, Ал. Яблоновский, С. Шаршун, Г. Евангулов. Очень интересны рекламные объявления эпохи, которые позволяют получить представление о жизни русской парижской эмиграции), — «Земля», «Новая земля».

В 1928 входил в литературное объединение «Кочевье».

В 1924—36 выпустил поэтические сборники «Керамика» (обложка, фронтиспис и заставка Л. А. Шульца) , Париж: «Птицелов», 1925. — 16 с — 500 экз.; «Вешняк» Ритмический цикл. Париж: «Птицелов», 1926. — 31 с, «Горечь» Книга третья. Париж: «Птицелов», 1927. — 15 с, «Чаша». Париж: «Птицелов», 1936. — 56 с. Поэзия его была с интересом встречена критикой (Е. А. Зноско-Боровским, В. В. Набоковым, М. А. Осоргиным; последнему Д. Ю. Кобяков посвящал свои масонские стихи).

В 1929—31 стихи К. печатались в коллективном сборнике «Союза молодых поэтов» — «Бесцельная любовь». Сборник стихов. Париж. Без издательства. 1929. Вып. 1. По некоторым данным, в Париже публиковался его автобиографический роман «Представление продолжается».

Из других сборников Д. Ю. Кобякова, изданных в Париже, известны:

• Пружинясь — ловишь спугнутое слово… Сборник стихов. Париж. Без издательства. 1929. Вып. 1

• Раствори вдохновением стужу ушедших ночей… Сборник стихов. Париж. Без издательства. 1929. Вып. 1

• С какою радостью встречал… Сборник стихов. Париж. Издание Союза молодых поэтов и писателей в Париже. 1929. Вып. 2

• Ты сегодня не скажешь попрежнему робкого «нет»… Сборник стихов. Париж. Без издательства. 1929. Вып. 1

• Ты не одна. А здесь забиты ставни… Сборник стихов. Париж. Издание Союза молодых поэтов и писателей в Париже. 1929. Вып. 2

Был знаком также с И. А. Буниным, А. И. Куприным и мн. др.

В 1945 году — Д. Ю. Кобяков — член Объединения русских писателей во Франции.

Он редактор еженедельной литературно-сатирической четырехстраничной газеты «Честный слон», выходившей с 3 марта по 8 декабря (всего — 30 номеров) — хорошо иллюстрировалась: рисунки, карикатуры, шаржи работы художникоа Пашкова и ЖУКа. В числе многих других авторов прозаического раздела были Б. Бродский, А. Бахрах, В. Гессен, В. Зензинов, М. Чехов, Л. Леонов, И. Эренбург, В. Катаев, Ю. Анненков, Г. Гребенщиков, А. Ладинский, А. Даманская, Б. Пантелеймонов, в поэтическом — Б. Божнев, Д. Кобяков, Н. Рощин, Н. Беляев, И. Одоевцева, Ю. Софиев, среди авторов литературно-художественной и театральной хроники — К. Терешкович, Г. Хмара, М. Чехов. В редакторском портфеле газеты присутствуют письма Н. Евреинова и Г. Евангулова, — материалы, отражающие атмосферу русской эмигрантской среды послевоенного Парижа: сведение счётов, полемику относительно возможности возвращения на родину. Характерные для этого периода мотивы «обличения коллаборационистов», некоторые из этих документы носят характер доносов на Н. Н. Евреинова и С. Лифаря — это было время перед процессом Шарля Морраса и порицанием Саши Гитри

В 1946 году Д. Ю. Кобяков редактировал двухнедельный журнал «Земля» («Новая земля»).

В эмиграции он также начал заниматься лексикологическими изысканиями, которые продолжал уже на родине.

СССР

В СССР Написал несколько книг, из которых издано только три: «Бессмертный дар», «Приключения слова», «Слова и люди». Был сотрудником газет «Алтайская правда», «Молодежь Алтая». Опубликовал десятки очерков и заметок в центральной и местной прессе. Выступал с рассказами о родном языке перед студентами и учащимися школ. С 1973 — член Литературного фонда Союза писателей СССР.

• 1958 — В Барнауле он выступал на литвечерах с воспоминаниями о своей дружбе с И. Буниным, А. Куприным и др. Алтайские писатели говорили, что врет он всё это, но «врал» он интересно…
• 1962 — Барнаульский литератор Дмитрий Кобяков выступил с воспоминаниями о встречах с В. Маяковским в Париже.

Неизданное

До сих пор неизданными остаются его рукописи, находящиеся в Центре хранения Архивного фонда Алтайского края, в Отдел специальной документации.

«Из тьмы веков» (1975 г.); наброски для книги «Психология цвета» (1971—1974 гг.), незаконченный роман «Дневник Водовоза», неизданный сборник «Парижские рассказы» (1962 г.). Автобиографические статьи и заметки Д. Ю. Кобякова, опубликованные в периодической печати (1958—1973 гг.) (газетные вырезки). Дневник Д. Ю. Кобякова (1962 г.). Переписка Д. Ю. Кобякова с К. Паустовским, Л. Соболевым, К. Симоновым, Л. Жариковым, академиком С. Бархударовым и др. (1959—1974 гг.). Автобиография (1923—1925 гг.), фотографии Д. Ю. Кобякова: индивидуальные, групповые.

Частично материалы указанного фонда были опубликованы ЦХАФ АК в 1996 году в сборнике «Судьбы».

Источники

• [rbr.lib.unc.edu/cm/card.html?source_id=04832 О «Керамике» Д. Ю. Кобякова (1925; тринадцать вещей двадцать четвертого года) — Коллекция Андрея Савина (1946—1999)] — О коллекции Андрея Савина в Университете Северной Каролины в Чапел-Хилл
• [rbr.lib.unc.edu:80/cm/card.html?source_id=04831 О ритмическом цикле Д. Ю. Кобякова «Вешняк» (1926) — Коллекция Андрея Савина]
• [rbr.lib.unc.edu:80/cm/card.html?source_id=01778 О 3-м сборнике Д. Ю. Кобякова «Горечь» (1927) — Коллекция Андрея Савина]
• [rbr.lib.unc.edu:80/cm/card.html?source_id=00198 О «Чаше» Д. Ю. Кобякова (1936) — Коллекция Андрея Савина]
• Библиотека Белградского университета.
• Лейкинд О. Л., Махров К. В., Северюхин Д. Я. Художники русского зарубежья. Издательство «Нотабене». Санкт-Петербуег. (А. П. Шеметов), С.622 ISBN 5-87170-110-8
• Набоков В. В. 1926—1930. Машенька. Король, дама, валет. Защита Лужина. Рассказы. Стихотворения. Драма. Эссе. Рецензии. — СПб: Симпозиум. 2004. С.638, 639, 764 ISBN 5-89091-081-7 ISBN 5-89091-051-5
• [magazines.russ.ru/sib/2008/9/ro12.htm Александр Родионов. Удостоен всесоюзного позора // «Сибирские огни» 2008, № 9 — в Журнальном зале]
• [guides.rusarchives.ru/browse/gbfond.html?bid=56&fund_id=383975 Центр хранения Архивного фонда Алтайского края. Отдел специальной документации. Ф.Р-1541, оп. 1, 26 ед. хр. 1923—1975 гг.]
• [www.barnaul.org/files/Barnaul_2006_2.pdf Журнал «Барнаул» № 2. 2006. С.16, 17, 18]
• Серков А. И. Русское масонство. 1731—2000. М. РОСПЭН. 2001 ISBN 5-8243-0240-5
• [guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=144&sid=11523 Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 1464; 856 ед. хр.; 1814—1960-е гг.; оп. 1, 2 (Фонд М. А. Осоргина). Письма Д. Ю. Кобякова (8 — 1926—1937)]

Отрывок, характеризующий Кобяков, Дмитрий Юрьевич

Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.