Ковалевский, Николай Николаевич (эсер)

Николай Николаевич Ковалевский
Микола Ковалевський
Дата рождения:	3 сентября 1892(1892-09-03)
Место рождения:	х. Ивановка Сосницкий уезд Черниговская губерния
Дата смерти:	18 августа 1957(1957-08-18) (64 года)
Место смерти:	Инсбрук
Гражданство:	Российская империя Российская империя УНР
Партия:	Украинская партия социалистов-революционеров
Род деятельности:	член Всероссийского учредительного собрания.

Никола́й Никола́евич Ковале́вский (3 сентября 1892, Черниговская губерния — 18 августа 1957, Инсбрук) — политический деятель, кооператор и публицист, поэт, член Всероссийского учредительного собрания. Министр земледелия УНР. В эмиграции — один из редакторов «Енциклопедії українознавства».

Биография

Родился на хуторе Ивановка Сосницкого уезда Черниговской губернии в дворянской семье. Учился в Черниговской гимназии. В 1912 окончил гимназию в Радоме в Польше. Учился на историко-филологическом факультете Московского университета, экономическом отделении Киевского коммерческого института, но их не окончил. Активист украинских студенческих обществ.

В 1914 вошёл в Киевский комитет Украинской партии социалистов-революционеров {УПСР}, соавтор проекта партийной программы, участвовал в подготовке демонстрации протеста против запрета царизмом празднования 100-летия со дня рождения Тараса Шевченко. В феврале 1914 арестован, содержался в Лукьяновской тюрьме, освобождён за недостатком улик. С конца 1914 работал в кооперации на Полтавщине. В 1916 году принят в Полтавское отделение Товарищества украинских прогрессистов, одновременно работал в Киевском центре украинских эсеров. 17—18 (4—5) апрель 1917 года — деятельный участник учредительного съезда УПСР, с июля — председатель УПСР. Bзбран в Всероссийское учредительное собрание в Полтаском избирательном округе по списку № 8 (украинские социалисты-революционеры и Селянская спилка.), одновременно был избран также от Киевского округа, Румынского и Юго-Западного фронтов.

Во время работы Всеукраинского национального конгресса 1917 избран членом Украинской Центральной Рады от Полтавской губернии и членом Малого совета. В мае 1917 участвовал в переговорах делегации Украинской Центральной Рады с Временным правительством в Петрограде. 10—16 июня 1917 принимал активное участие в проведении Первого Всеукраинского крестьянского съезда, где был избран в ЦК вновь Украинского крестьянского союза. Возглавлял редколлегию газеты «Народная воля» — совместного органа украинского крестьянского союза и УПСР. В ноябре 1917 входил в состав Краевого Комитета по охране революции на Украине. В ноябре 1917 — апреле 1918 — генеральный секретарь продовольствия и министр продовольствия Украинской Народной Республики. В январе 1919 — депутат Трудового конгресса Украины. При Директории УНР — министр земледелия в правительствах С. Остапенко, Б. Мартоса, И. Мазепы.

С 1920 — в эмиграции. Сначала жил в Вене, возглавлял одну из групп УПСР. С 1927 года жил в Варшаве, сотрудничал с украинскими и польскими журналами: «Літературно-науковий вістник» (Литературно-научный вестник, Львов), варшавскими — «Biuletyń Polsko — Ukraiński», «Sprawy Narodowościowe» (6 номеров в год), «Wschód» (4 номера в год) и другими. Был директором телеграфного агентства «Agencji Telegraficznej Express»; сотрудничал с Институтом исследования национальных дел в Варшаве. В годы Второй мировой войны — в Румынии, был соредактором журнала "Наша жизнь " (Бухарест; 1940—1942). После Второй мировой войны время жил в Австрии, с 1950 года — редактор агентства «Express — Pressedienst» (Инсбрук), председатель Украинского комитета в Австрии; участвовал в подготовке «Энциклопедии украиноведения», сотрудничал с Институтом по изучению СССР в Мюнхене (Германия). Автор мемуаров.

Произведения

• Україна під червоним ярмом. Варшава—Львів, 1937;
• Polityka narodowościowa na Ukrainie Sowieckiej: Zarys ewolucji stosunków w latach 1917—1937. Warszawa, 1938;
• Опозиційні рухи в Україні і національна політика СССР (1920—1954). Мюнхен, 1955;
• При джерелах боротьби: Спомини, враження, рефлексії. Інсбрук, 1960.

Литература

• Дорошенко Д. Історія України. 1917—1923 рр., т. 1—2. Ужгород, 1930—32;
• Верстюк В., Осташко Т. Діячі Української Центральної Ради: Біографічний довідник. К., 1998.

Отрывок, характеризующий Ковалевский, Николай Николаевич (эсер)

– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.