Коваленко, Александр Михайлович

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Александр Михайлович Коваленко
Род деятельности:	украинский учёный
Дата рождения:	24 июля 1875(1875-07-24)
Место рождения:	Ромны
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	17 октября 1963(1963-10-17) (88 лет)
Место смерти:	Женева

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Александр Михайлович Коваленко (24 июля 1875, Ромны — 17 октября 1963, Женева) — украинский учёный, общественно-политический деятель, писатель. Псевдонимы и криптонимы: О. Коваленко — Журбенко, А. К. Журбенко, А. К.

Один из организаторовК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) восстания на броненосце «Потемкин», инженер, профессор, почётный доктор Украинского технического хозяйственного института, преподаватель математики и механики.

После сдачи броненосца «Потемкин» румынским властям жил в Праге, Женеве, Париже. Учительствовал, был воспитателем сына Максима Горького. В 1917 г. вернулся на Украину, участвовал в организации морского министерства УНР. Опять уехал за границу (1919), преподавал математику в высших учебных заведениях (1919—1922), с 1922 г. работал в Украинской хозяйственной академии (г. Подебрады).

Ранние годы

Родился в семье мещанина.

1887—1894 — учился в Роменском реальном училище, там же закончил дополнительный класс. Учился с будущими всемирно известными учеными Степаном Тимошенко и Абрамом Иоффе. Принимал активное участие в национально-просветительском и политическом движении. Был одним из основателей роменской «Громады».

Студенческие годы

1896 вступил в Харьковский технологический институт. Здесь подружился со студентом этого же института Хоткевичем, который руководил подпольным студенческим кружком, в который поступил и Александр. Вместе с Юрием Коллард, Дмитрием Антоновичем, Иван Кухта и Евлампия Тищенко основал «Харьковскую украинскую студенческую общину». В неё входил и 17 — летний рабочий Панас Матюшенко. Эта организация, сделалась «матерью почти всех существующих украинских партий и сыграла такую огромную роль в нашем национальном движении и в нашей освободительной борьбе». (Ю.Коллард, «Воспоминания юношеских дней»).

В 1899 году в институте произошли большие студенческие беспорядки, во время них, в частности, с требованием преподавания на украинском языке, выдвигалась программа национального возрождения. Из института исключили почти 300 студентов, среди которых были Г. Хоткевич и А. Коваленко. Им запретили проживать в Харькове. Через год Коваленко удалось восстановиться в институте.

5 февраля 1900 года Коваленко, вместе с Михаилом Русовым, Дмитрием Антоновичем, Львом Мациевичем принял участие в учредительном собрании Революционной украинской партии (РУП).

Ведя активную политическую деятельность, Коваленко сумел закончить институт и получить диплом инженера-технолога.

Восстание на броненосце «Потемкин»

См. также: Восстание на броненосце Потёмкин

В 1903 году уехал в Севастополь, где как инженер—офицер устроился на броненосец «Потёмкин». Вел просветительскую работу среди моряков Черноморского флота, тем более, что подавляющее их большинство было украинским.

Вместе со своим институтским другом Львом Мациевичем (тоже офицером Черноморского флота) создал в Народном доме Севастополя общество «Кобзарь», самодеятельный рабочий театр с украинским репертуаром, организовывал вечера памяти Тараса Шевченко.

14 июня 1905 года во время военных маневров у Тендривской косы в Черном море на корабле вспыхнуло восстание. Коваленко был единственный из офицеровК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан), поддержал моряков.

После начала восстания на «Потёмкине» был избран комитет, так называемую «судовую комиссию», во главе сАфанасием Матюшенко. В состав комиссии вошел и А. Коваленко.

Восстание на «Потемкине» вызвало большой резонанс на флоте. На подавление восстания командование Черноморского флота 16 (29) июня 1905 года послало 2 эскадры (5 броненосцев, 1 крейсер, 7 миноносцев). Но моряки эскадры отказались стрелять по кораблю. Более того, броненосец «Георгий Победоносец» присоединился к восставшему «Потемкина».

Именно Александр Коваленко обратился с пламенной речью к команде «Георгия Победоносца»: « … Мы теперь братья не только по крови, но и по духу; стоим за одно и требуем своё, и добьемся того, что нужно не только нам, но и нашим детям и внукам. Да здравствует Свобода»

25 июня (8 июля) 1905 года, после нескольких переходов Одесса — Констанца — Феодосия, не получив топлива и проводольства, «Потемкин» вынужден был сдаться румынским властям в Констанце.

Коваленко вместе с другими повстанцами получил политическое убежище в Румынии. Впоследствии жил в Праге и Париже. Стал одной из самых заметных фигур в украинской политической эмиграции, участвовал в подготовке иностранных украинских изданий, выучил несколько европейских языков, изучал научную литературу.

За рубежом Коваленко познакомился и с Максимом Горьким, преподавал в школе для детей русских эмигрантов в Женеве, в которой учился сын Горького, Максим Пешков.

Работа в правительстве УНР

В начале 1917 года вернулся на Украину, где его привлекли к Центральной Рады. Возглавил департамент морского образования в Морском министерстве УНР. Выехал на Черноморский флот. Благодаря его усилиям, за короткое время более 20 кораблей подняли флаги УНР. Среди них и броненосец «Потемкин», который вошел в состав Украинской военно-морского флота и сменил название на «Борец за свободу». Но пассивность большинства деятелей УНР по развитию собственной армии и большевистская агрессия из России прервала как строительство независимого государства, так и её флота.

С 1919 года находился на службе в Украинской дипломатической миссии. Сначала в Женеве, а затем в Париже занимал должность 1-го секретаря украинской дипломатической миссии (консула УНР).

1920 — участвовал в ассамблее Лиги наций как секретарь украинской делегации.

Деятельность в эмиграции

1922 года, когда ведущие украинские ученые создали в г. Подебрадах (Чехия) Украинская хозяйственная академия (УГА), А. Коваленко пригласили преподавать теоретическую и прикладную механику. Руководил кафедрой, а затем стал деканом инженерного факультета, преподавал аналитическую геометрию, в последние годы — математику и сопротивление материалов.

Преподавал математику в университетах многих европейских столиц. Его труд «Практическая геометрия» совершила переворот в этой области. Научным миром были высоко оценены и другие его монографии по математике и механике.

Творчество

Автор воспоминаний о восстании на «Потемкине» — воспоминаний о 1905 год «11 дней на броненосце „Князь Потемкин Таврический“», опубликованных под псевдонимом Журбенко, статей о жизни украинского за рубежом.

1939 — вышел его сборник воспоминаний «Из прошлого».

Источники

• Коллард Ю. «Спогади юнацьких років» — Торонто: «Срібна Сурма», 1972.
• Зленко Г. Одинадцять днів «Потьомкіна» // Вітчизна. — 1973. -№ 12. — С. 166—170.
• Коваленко Олександер. // Українські письменники діаспори. Матеріали до біобібліографічного словника/ Авт.-упор.: О. Білик, Г. Гамалій, Ф. Погребенник. — К.,2006. — Част. 1. — С. 138—139.
• П’ядик Ю. В. Коваленко Олександр Михайлович // Українська літературна енциклопедія: У 5 т. -К.: Українська енциклопедія ім. М. П. Бажана, 1990. — Т. 2. -С. 510.
• Українська діаспора: літературні постаті, твори, біобібліографічні відомості / Упорядк. В. А. Просалової. — Донецьк: Східний видавничий дім, 2012. — 516 с.

Отрывок, характеризующий Коваленко, Александр Михайлович

– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.