Коваленко, Иван Ефимович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Коваленко Иван Ефимович
Дата рождения:

13 января 1919(1919-01-13)

Место рождения:

Лецки (УССР)

Дата смерти:

18 июля 2001(2001-07-18) (82 года)

Место смерти:

Боярка

Гражданство:

Украина Украина

Род деятельности:

учитель, поэт, диссидент

Язык произведений:

украинский

[ivan-kovalenko.info valenko.info]

Ковале́нко Ива́н Ефи́мович (13 января 1919, Лецки — 18 июля 2001, Боярка) — украинский поэт-шестидесятник, диссидент, политзаключённый советского времени, учитель. В творчестве придерживался классических канонов, хотя и экспериментировал с поэтическими формами верлибра и сонета.





Биография

Детство и юность

Иван Коваленко родился 13 января 1919 года в с.Лецки на Переяславщине в крестьянской семье. Окончил Переяславскую школу № 1. Зимой Иван учился, а летом возвращался в родное село работать в коммуне. Чуть не погиб во время голодомора на Украине 1932-33 гг., когда вымерла половина села. Учился хорошо, но за непокорный нрав трижды исключался из школы. Увлекался астрономией (в школе была обсерватория), организовал школьный театр, много читал, начал писать стихи. Последние два года учёбы жил при школе, поскольку не получал поддержки от родителей. Не был ни пионером, ни комсомольцем.

Студенческие годы и женитьба

После школы лечился от туберкулёза, работал строителем в Киеве, закончил последний класс вечерней школы, чтобы улучшить аттестат. В 1938 году поступил на романо-германский факультет Киевского государственного университета им. Т. Г. Шевченко. Выделялся среди однокурсников яркостью и разнообразием талантов — писал стихи, хорошо рисовал, играл на многих струнных инструментах. В 1939 году вступил в брак с однокурсницей Ириной Павловной Пустосмеховой, родом из украинской интеллигентской семьи. Мать Ирины много лет работала и дружила с Михаилом Коцюбинским, её родственник—соавтор слов украинского национального гимна «Ще не вмерла Україна». Отец Ирины, Павел Филиппович Пустосмехов, был репрессирован и расстрелян в 1937 г. Семья жены оказала огромное влияние на становление будущего поэта.

Учительство

Годы Второй мировой войны Иван Коваленко с женой провели в Чернигове. Пытались эвакуироваться, но попали в Пирятинское окружение. Вернулись в Чернигов, где чуть не умерли с голода. Спасались случайными заработками: Иван рисовал иконы, менял их в селах на продукты. В 1943 году после освобождения Чернигова Коваленко был призван в армию, но медкомиссия признала его негодным из-за болезни сердца и крайнего истощения. В том же году Ивана Коваленко назначили директором единственной уцелевшей черниговской школы № 4. Вместе с женой работал учителем, преподавал иностранные языки и астрономию.

В 1947 году супруги Коваленко с двухлетним сыном Олесем перебрались в г. Боярку под Киев. В Боярке работали в школе № 1, где Иван Коваленко преподавал астрономию, английский, французский и немецкий языки. В 1957 году родилась дочь Мария. Супруги Коваленко вели большую просветительскую работу: собрали школьную библиотеку, организовали самодеятельный театр, ставили пьесы, организовывали экскурсии и походы, проводили литературные вечера. Ученики и общественность их уважала, партийное начальство притесняло, главным образом из-за их непримиримости к недостаткам в работе школы. В 1955 году за неуважение к открытому партийному собранию Ивана Коваленко уволили с работы и не допускали к педагогике на протяжении пяти лет. Только в 1960 году ему было позволено стать учителем в вечерней школе рабочей молодёжи, где он проработал до 1972 года.

Под надзором КГБ

В 60-е годы поэт Иван Коваленко все чаще обращается к гражданской тематике. В 1961 году на литературном вечере, посвящённом 100-летию со дня смерти Тараса Шевченко, он читает своё открыто критическое стихотворение «У поета тільки слово» («У поэта только слово»). С этого момента КГБ установливает за ним наблюдение. В 1966 году Иван Коваленко организует в Боярке литературный вечер с участием шестидесятников Евгена Сверстюка, Василя Стуса, Надежды Светличной. В доме Ивана Ефимовича хранился русский и украинский самиздат, многие образцы которого он перепечатал и широко распространял. В это же время он пишет много стихов патриотической и национально-освободительной тематики. Стихотворения и статьи Ивана Коваленко нелегально передавались на запад и публиковались в газете «Нове життя» («Новая жизнь») (г. Прешов, Словакия). Сборник стихов Коваленко вышел в Канаде.

Арест и тюрьма

В день 53-летия поэта, 13 января 1972 года Иван Коваленко был арестован в рамках кампании репрессий против украинской творческой интеллигенции. Поводом стал донос некоторых коллег о том, что он публично назвал оккупацию Чехословакии в 1968 году «фашистской акцией». Ему было инкриминировано изготовление и распространение самиздата, в частности, собственных стихов, как было сказано в приговоре, «антисоветского, националистического и клеветнического содержания». Решением закрытого суда Иван Коваленко был осуждён на 5 лет лагерей строгого режима. Виновным он себя не признал, покаянное письмо в прессу писать отказался.

Иван Коваленко отбывал наказание в лагере строгого режима ВС-389/35 ст. Всесвятская, пос. Центральный Пермской обл.. Среди его солагерников были многие известные диссиденты-шестидесятники: Иван Светличный, Игорь Калинец, Тарас Мельничук, Евгений Пронюк, Семен Глузман, Владимир Буковский, Валерий Марченко и др. И в лагере Коваленко оставался учителем: давал уроки иностранных языков, в частности, И. Светличному (французский) и В. Буковскому (английский). Почти все стихи, написанные Иваном Коваленко в лагере, были изъяты администрацией, только малую их часть удалось передать на волю в письмах жене, а кое-что он запомнил наизусть. К концу срока Коваленко был этапирован в Киев и освобождён в 1977 году инвалидом П группы.

После освобождения

Иван Коваленко вернулся домой 13 января 1977 года, тоже в день своего рождения. Два года добивался пенсии (57 руб.). Был реабилитирован в 1991 году. После обретения Украиной независимости его стали печатать в прессе, приглашать на радио и телевидение. В 1995 году вышел первый авторский сборник стихов Ивана Коваленко «Недокошений луг» («Недокошенный луг»). В 1996 г. Служба безопасности Украини вернула материалы, сопровождавшие его дело, среди которых оказались некоторые стихи. Благодаря этому в 1999 году к 80-летию поэта в издательстве «Освіта» вышел более полный сборник «Джерело» («Источник»). В 2006 г. в издательстве «Логос» вышло практически полное собрание сочинений Ивана Коваленко «Перлини» («Жемчуга»). В 2009 — сборник избранных стихов «Учитель». D 2012 — сборник для школ «Порив до небес» («Порыв к небесам»).

Умер Иван Коваленко 18 июля 2001 года. Похоронен в Боярке. На протяжении всей жизни он принципиально не входил ни в одну партию или группировку.

Творчество

Творческая судьба Ивана Коваленко довольно трагична, поскольку многие из ранних произведений утеряны во время Второй Мировой войны. Большая часть творчества зрелых лет потеряна из-за ареста и следствия. Во время ареста были изъяты все до единого стихотворения Коваленко. Творчество поэта в черновиках, написанных карандашом (а таких было большинство), было уничтожено в ходе следствия. Стихи, написанные на протяжении 10 месяцев в следственном изоляторе, почти все утеряны на этапах. Лишь несколько сохранилось благодаря его адвокату. Почти все, что писал в лагере тоже было отобрано и уничтожено. Тем не менее, творчество поэта насчитывает более 400 поэтических, публицистических произведений и переводов. Творчество Ивана Коваленко высоко оценили Иван Светличный, Николай Жулинский, Евгений Сверстюк, Иван Драч и т. д. Поэтическое наследие Ивана Коваленко отличается широтой тематики, образностью, богатством тропов, оригинальными авторскими неологизмами. Особого внимания заслуживают лирические стихи поэта — изысканные, мелодичные, полные глубокого философского содержания. Гражданские стихи поэта — страстные, обличительные, полные любви к Украине и боли за её замученных сыновей — ходили в самиздате во времена тоталитаризма и стали основанием для обвинений Ивана Коваленко в антисоветской деятельности и национализме. Печатался в советское время в газете «Новая жизнь» (Прешов, Словакия). Во времена независимости Украины — в украинской периодике и Канаде.

Песни на стихи

Песни на стихи Ивана Коваленко имеют в своих наработках нар. арт. Украины Надежда Шестак, засл. арт. Украины Инна Андрияш), нар. арт. Украины Александр Василенко, нар. арт. Украины Анатолий Гнатюк, засл. арт. Украины Виктор Кошель, нар. арт. Украины Виктор Шпортько, засл. арт. Украины Павел и Петр Приймаки, Карина Плай, Елена Хижная, Лариса Руснак, солист Ансамбля вооружённых сил Украины Сергей Юрченко, лауреат всеукраинских и международных конкурсов Руслана Лоцман, заслуженный Народный хор Украины им. Г. Верёвки.

Музыку к песням написали Олег Саливанов, Владимир Зубок, Татьяна Володай, Юрий Бабенко, Владимир Вишняк, Радислав Кокодзей, Александр Присиченко и другие музыканты.

Список песен на слова Ивана Коваленко
1. «Я в житі спав». Музыка Олега Саливанова на стихотворение Ивана Коваленко «Я в житі спав, коли цвіло колосся».
2. «Осіння пісня». Музыка Олега Саливанова на одноимённое стихотворение Ивана Коваленко.
3. «Тебе нема». Музыка Виктории Саливановои на стихи Ивана Коваленко «А квіти ті, що ти зібрала» и «Чернігів довго тебе кликав».
4. «Я тут зростав». Музыка Виктории Саливановои на стихотворение Ивана Коваленко «Верба похила над водою…».
5. «Знову сніг». Музыка Олега Саливанова на стихи Ивана Коваленко «Знову сніг» и «Сніжинки-перлинки пливуть у повітрі…»
6. «Я тим щасливий, що живу». Музыка Олега Саливанова на одноимённое стихотворение Ивана Коваленко.
7. «Два шляхи». Музыка Олега Саливанова на стихотворение Ивана Коваленко «Доньці».
8. «Літній день». Музыка Олега Саливанова на одноимённое стихотворение Ивана Коваленко.
9. «Люблю тебе». Музыка Виктории Саливановои на стихотворение Ивана Коваленко «Освідчення через 35 років».
10. «Повір». Музыка Олега Саливанова на стихотворение Ивана Коваленко «Ти уяви, який тут луг».
11. «Колискова». Музыка Олега Саливанова на одноимённое стихотворение Ивана Коваленко.
12. «Вечір». Музыка Олега Саливанова на одноимённое стихотворение Ивана Коваленко.
13. «Зберігайте насіння!». Музыка Олега Саливанова на одноимённое стихотворение Ивана Коваленко.
14. «Гуцулка Марічка». Музыка Олега Саливанова на стихотворение Ивана Коваленко «У гори, у гори…»
15. «Дивосвіт». Музыка Олега Саливанова на стихотворение Ивана Коваленко «Шум лісовий…»
16. «Вміють очі говорити». Музыка Олега Саливанова на одноимённое стихотворение Ивана Коваленко.
17. «Червона калина». Музыка Олега Саливанова на одноимённое стихотворение Ивана Коваленко.
18. «Ожиємо, брати, ожиєм!». Музыка Олега Саливанова на стихи Ивана Коваленко с триптихе «Віра, надія, любов».
19. «Моїй Батьківщині». Музыка Владимира Зубко на одноимённое стихотворение Ивана Коваленко.
20. «Лебедина пісня». Музыка Татьяны Володай на одноимённое стихотворение Ивана Коваленко.
21. «Річка, вулиця, місток». Музыка Татьяны Володай на одноимённое стихотворение Ивана Коваленко.
22. «Прийди у сад». Музыка Юрия Бабенко на одноимённое стихотворение Ивана Коваленко.
23. «Осінь». Музыка Олега Саливанова на стихотворение Ивана Коваленко «Хто це бродить по саду?..»
24. «Георгіна». Музыка Радислава Кокодзея на стихотворение Ивана Коваленко «В час осінній, сумний доцвітає в саду георгіна…»
25. «Сіра мелодія». Музыка Владимира Вишняка на одноимённое стихотворение Ивана Коваленко.
26. «Спалах». Музыка Владимира Вишняка на стихотворение Ивана Коваленко «Попереду і позаду океани небуття…».
27. «Гопак». Музыка Александра Присиченка на одноимённое стихотворение Ивана Коваленко.

Большинство песен входит в двух музыкальных альбомов: «Я тим щасливий…» («Я счастлив тем…» и «А пісня все живе» («А песня все живёт»).

Прослушать песни можно на сайте, посвящённом творчеству [ivan-kovalenko.info/ Ивана Коваленко].

Увековечивание памяти

Именем Ивана Коваленко названа улица в городе Боярке под Киевом. На доме, который поэт построил своими руками, и в котором он прожил с семьёй почти полвека (за вычетом пяти лет заключения), установлена мемориальная доска. С 2012 года в Боярке проходит ежегодный Молодёжный фестиваль искусств имени Ивана Коваленка. В рамках Фестиваля проходят поэтический конкурс, конкурсы чтецов, гитаристов и вокалистов.

Поэтические сборники

  • «Недокошений луг» (1995 г.)
  • «Джерело» (1999 г.)
  • «Перлини» (2006 г.)
  • «Учитель» (2009 г.)
  • «Порив до небес» (2012 г.)

Напишите отзыв о статье "Коваленко, Иван Ефимович"

Ссылки

  • [ivan-kovalenko.info/ Сайт Ивана Коваленко]
  • [khpg.org/archive/index.php?id=1132341713 Виртуальный музей «Диссидентское движение на Украине»]
  • [www.khpg.org/index.php?id=1157717539 Права Человека на Украине]
  • [ivan-kovalenko.info/pro-ivana-kovalenka/biografia/420-sergy-blokn-marya-kirilenko.html «Шестидесятник Иван Коваленко. Биогр. очерк»] (Сергей Белоконь, Мария Кириленко (Коваленко).

Отрывок, характеризующий Коваленко, Иван Ефимович

Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.