Коваль, Юрий Иосифович

Юрий Иосифович Коваль
Юрий Иосифович Коваль
Фото Виктора Ускова
Имя при рождении:	Юрий Иосифович Коваль
Место рождения:	Москва, СССР
Место смерти:	Москва, Россия
Род деятельности:	прозаик, поэт, сценарист, художник, скульптор
Годы творчества:	1966—1995
Направление:	детская литература
Дебют:	Сказка о том, как строился дом, Сказка про Чайник
[www.lib.ru/KOWAL/ Произведения на сайте Lib.ru]

Ю́рий Ио́сифович Кова́ль (9 февраля 1938, Москва — 2 августа 1995, там же) — советский и российский детский писатель и поэт, а также сценарист мультфильмов и фильмов для детей, художник и скульптор, автор и исполнитель песен.

Юрий Коваль — один из самых известных и любимых детских писателей СССР и России, его книги многократно переиздавались и переиздаются. За свои произведения он был удостоен премии Всесоюзного конкурса на лучшее произведение для детей (1971), почётного диплома им. А. П. Гайдара (1983), «Андерсеновского диплома» — почётного диплома Международного совета по детской и юношеской литературе (1986), премии Всесоюзного конкурса на лучшую детскую книгу (1987), премии «Странник» Международного конгресса писателей-фантастов (1996, посмертно). Книги Юрия Коваля переведены на несколько европейских языков, на китайский и японский. По многим его произведениям сняты и продолжают сниматься художественные фильмы и мультфильмы.

В 2008 редакция журнала «Мурзилка» учредила ежегодную премию имени Юрия Коваля за лучшее литературное произведение для детей (её итоги будут подводиться в день рождения писателя).

Юрий Коваль — младший брат историка и политолога Бориса Коваля.

Биография

Детство и учёба в МГПИ им. Ленина

Юрий Коваль родился в Москве 9 февраля 1938 года в семье работника милиции и писателя Иосифа Яковлевича Коваля. Его отец имел украинские корни и был начальником уголовного розыска города Курска. Во время Великой Отечественной войны он работал в Москве в отделе по борьбе с бандитизмом («Отец всю войну прошёл в Москве, тем не менее был многократно ранен и прострелен»), а потом был назначен начальником уголовного розыска Московской области.

Мать, по специальности врач-психиатр, работала главным врачом психиатрической больницы в Поливаново под Москвой. В Поливаново Юрий Коваль провёл бо́льшую часть своего довоенного детства.

Во время войны семья некоторое время жила в эвакуации в Саранске. В Москве Ковали до войны жили на Цветном бульваре, после войны — у Красных ворот, в доме по Хоромному тупику. В 1945 году Юрий Коваль поступил в 657-ю школу на улице Чаплыгина (воспоминания о жизни в этом районе отражёны, в частности, в известной повести «От Красных Ворот»). «Страсть к слову» проявилась у него ещё там, когда они вместе с приятелями сочиняли стихи на уроках: «Это были шуточные стихи и лирические стихи, мы писали их на уроках вместо того, чтобы решать задачи по алгебре».

В 1955 году Коваль поступил в Московский государственный педагогический институт им. Ленина, на факультет русского языка и литературы (он закончил этот факультет в 1960 году, когда тот назывался уже историко-филологическим). Среди его друзей по институту — Юрий Визбор, Юлий Ким, Ада Якушева, Пётр Фоменко, Юрий Ряшенцев. Первые рассказы Коваля «Зайцы» и «Дождь» были опубликованы в институтской газете «Ленинец» в 1956 году, причём за них автору даже была присуждена премия в размере 50 рублей.

В институте Коваль получил диплом учителя русского языка, литературы и истории, а также диплом учителя рисования. Как художник он проявил себя не менее ярко, чем как писатель, поскольку ещё в конце 1950-х гг. стал заниматься в мастерской скульпторов-монументалистов Владимира Лемпорта, Вадима Сидура и Николая Силиса и в студии их общего учителя Бориса Петровича Чернышёва. Юрий Коваль интересовался рисунком, живописью, мозаикой, фреской, и впоследствии не раз экспонировался как на совместных выставках, так и на персональных, а также выступал в качестве иллюстратора к своим (и не только своим) книгам.

Начало литературной деятельности

После института Юрий Коваль был послан по распределению в село Емельяново Лаишевского района Татарской АССР. Там он до 1963 года работал в школе, был преподавателем различных предметов: русского языка и литературы, географии, истории, пения и др. Тогда же, в начале 1960-х, он стал более активно писать стихи и рассказы, многие из которых, впрочем, так и не были опубликованы. Диктанты для учеников также иногда составлялись в стихотворной форме, наиболее известно следующее четверостишие (на правописание шипящих):

На полу сидела мышь.

Вдруг вбегает грозный муж

И, схватив огромный нож,

К мыши он ползёт, как уж.

Уже будучи в Москве, Коваль познакомился с Юрием Домбровским, которому показал рассказ «Октябрьские скоро». Домбровскому так понравился рассказ (прозу Коваля он даже назвал «жёстким рентгеном»), что он отнёс его в «Новый мир», где, однако, рассказ не приняли. По воспоминаниям самого Коваля, именно в то время определился его выбор как детского писателя:

Мне кажется, что я всегда выпадал из какой-то общей струи… И в этот момент я понял, что не попаду никогда… С этого момента я понял, что во взрослую литературу я просто не пойду. Там плохо. Там хамски. Там дерутся за место. Там врут. Там убивают. Там не уступят ни за что, не желают нового имени. Им не нужна новая хорошая литература. Не нужна. Понимаешь. Там давят.

В 1963 году Коваль снялся в небольшом эпизоде в художественном фильме Теодора Вульфовича «Улица Ньютона, дом 1» по пьесе Эдварда Радзинского — в фильме они с Юлием Кимом поют под гитару на молодёжной вечеринке.

В 1966 году были опубликованы первые детские книжки стихов Коваля, написанные совместно с Леонидом Мезиновым) — «Сказка о том, как строился дом» и «Сказка про Чайник». Затем у него выходили и другие сборники детских стихов — «Станция „Лось“» (1967) и «Слоны на Луне» (1969 год).

До 1966 году Юрий Коваль работал преподавателем русского языка и литературы в школе рабочей молодёжи № 114. Затем он поступил на работу в журнал «Детская литература», однако через полгода был уволен. В 1968 году Коваль получил от журнала «Мурзилка» командировку к пограничникам, впечатления от которой легли в основу повести «Алый» и рассказов «Козырёк», «Особое задание», «Елец» и «Белая лошадь». Как вспоминал сам писатель, во время написания «Алого» он «поймал прозу за хвост»: «Я наконец написал такую вещь, когда я определился и можно было сказать — это написал писатель Коваль».

Следующей удачей стал сборник рассказов «Чистый Дор» (1970 год), посвящённый жизни одноимённой вологодской деревни. Коваль любил эти места и часто бывал там, в том числе в окрестностях известного монастыря в Ферапонтово и на Цыпиной горе.

Творчество 1970—1980-х годов

Написав «Чистый Дор», Коваль понял «главное своё кредо»: «Менять жанр как можно чаще. То есть с каждой новой вещью менять жанр. Скажем, сегодня — лирические рассказы, завтра — юмористические рассказы». В жанре юмористического детектива была написана повесть «Приключения Васи Куролесова» (1971 год), по которой впоследствии был снят мультфильм (1981 год). Во многом она была основана на рассказах отца писателя о работе в милиции (например, фамилии сыщиков Болдырев и Куролесов были не вымышленными, а относились к реальным милиционерам):

Отец был очень смешливый человек. Очень смешливый… Он умел развеселить публику чем угодно, любым рассказом. Мгновенно смешил… И все мои книги он очень любил, и охотно их читал, и охотно их цитировал. Правда, при этом говорил: «Это, в сущности, всё я Юрке подсказал».

В 1971 году повесть была удостоена третьей премии на Всесоюзном конкурсе на лучшую детскую книгу. Кроме того, её заметил и перевёл на немецкий язык известный переводчик Ханс Бауманн^de, и на Франкфуртской ярмарке книгу купили сразу несколько издательств, она была переведёна на разные языки и издана в Европе и на других континентах. Позже Коваль написал продолжение приключений Васи Куролесова — повести «Пять похищенных монахов» (1977 год) и «Промах гражданина Лошакова» (1989), причём по первой из них в 1991 году был снят художественный фильм.

В 1972 году Юрий Коваль становится членом Союза писателей СССР. Рекомендацию ему дал не кто иной, как Борис Шергин — его, так же как и другого выдающегося писателя русского Севера, С. Г. Писахова, Коваль любил и считал своим духовным наставником. Будучи членом редколлегии журнала «Мурзилка», Коваль печатал на его страницах шергинские сказки. В конце 1980-х гг. по сценариям Коваля были сняты несколько мультфильмов по произведениям Шергина и Писахова. (Встречам с Шергиным посвящён также его рассказ «Веселье сердечное».)

Во время поездки на Урал со скульптором Николаем Силисом брат Силиса Вадим однажды привёл их на звероферму, где показал им песцов. Из этого эпизода родилась известная повесть Коваля «Недопёсок» (1975 год) о приключениях молодого песца, сбежавшего из своей клетки. Впрочем, как и другие произведения писателей, она была опубликована не без сопротивления цензоров: в истории песца, устремившегося на Северный полюс, редактор усмотрел намёк на «еврея, убегающего в Израиль»:

Он говорит: «Юрий Осич, я же понимаю, на что вы намекаете». Я говорю: «На что?..» Искренне. Я говорю: «Я не понимаю на что. Он, конечно, стремится к свободе, на Северный полюс. Это же естественно. И я, скажем, свободолюбивый человек». Он говорит: «Но вы же не убежали в Израиль». Я говорю: «Но я не еврей». Он: «Как это вы не еврей?» Я говорю: «Так, не еврей».

Более того, после выхода в свет «Недопёска» из плана публикаций издательства была вычеркнута следующая повесть писателя «Пять похищенных монахов»; та же участь постигла и повесть Эдуарда Успенского «Гарантийные человечки». Успенский предложил Ковалю написать письмо в ЦК КПСС, что и было сделано; затем на коллегии Комитета по печати обоим авторам удалось отстоять свои права, и их повести были опубликованы.

В конце 1970-х по произведениям Коваля снимают сразу два фильма — «Недопёсок Наполеон III» (1978) и «Пограничный пёс Алый» (1979 год), в обоих за кадром звучат его песни. Ещё в одном фильме, «Марка страны Гонделупы» по повести С. Могилевской (1977), Юрий Коваль сыграл роль второго плана — отца мальчика Пети. В одном из эпизодов Коваль появляется с гитарой и вдвоём с Ией Саввиной поёт свой романс («Темнеет за окном, / Ты зажигаешь свечи…»). Позже актёр и кинорежиссёр Ролан Быков предложил Юрию Ковалю написать сценарий художественного фильма по рассказу Э. Сетона-Томпсона «Королевская аналостанка». Замысел фильма так и не был осуществлён, однако на основе этого сценария Коваль написал повесть о бродячей кошке «Шамайка» (1990).

Юрий Коваль любил путешествовать, особенно в глухие уголки и маленькие деревни Урала и русского Севера, где он порой жил неделями и месяцами. Автомобильные и пешие путешествия по Вологодчине и жизнь на Цыпиной горе возле Ферапонтова монастыря сформировали интерес писателя к традиционному деревенскому и особенно северному русскому быту и языку. В 1984 году Коваль даже начал строительство своего дома на Цыпиной горе, однако этот дом не был достроен, и впоследствии Коваль жил в другом своём деревенском доме в Плутково на реке Нерль, недалёко от Калязина. Путешествия по северным рекам нашли отражения в повести «Самая лёгкая лодка в мире» (1984), удостоенной Почётного диплома Международного совета по литературе для детей и юношества (IBBY) в 1986 году. Деятельность Юрия Коваля по экранизации сказок Шергина и Писахова, его литературные произведения и личная активность стали заметным вкладом в наметившееся в 1980-е гг. поднятие общественного интереса к русскому Северу.

Если «милицейская» трилогия о Васе Куролесове была отчасти связана с отцом писателя, то его «Полынные сказки» (1987) основаны на рассказах его матери Ольги Дмитриевны Колыбиной об её детстве, проведённом в деревне: «Дело в том, что моя мама тогда очень болела, это были её предсмертные годы. А я её очень любил, и мне хотелось сделать для неё что-то. А что может сделать писатель — написать». Описание деревенской жизни средней России во всём её многообразии перемежается в книге со сказками, которые впоследствии публиковались отдельно, а по некоторым из них были сняты мультфильмы. «Полынные сказки» выиграли в 1987 году первую премию Всесоюзного конкурса на лучшую детскую книгу и в 1990 году выдвигались на Государственную премию.

В конце 1980-х гг. в журнале «Мурзилка» был организован литературный семинар для начинающих детских писателей. Вести его пригласили Юрия Коваля, который к тому времени печатался в «Мурзилке» уже больше двадцати лет. Занятия семинара проходили сначала в кабинетах издательства, а затем переместились в мастерскую Коваля на набережной Яузы.

Творчество 1990-х годов

В последние годы жизни Юрий Коваль заканчивает своё главное (и крупнейшее по объёму) произведение — «Суер-Выер», которое сам он определяет не как роман или повесть, а как «пергамент». В беседе с Ириной Скуридиной в марте 1995 Коваль говорил о нём так:

Там написано так… Там написано так, что всё. Понимаешь. Всё!..

Я думаю, что я написал вещь, равную по рангу и Рабле, и Сервантесу, и Свифту, думаю я. Но могу и ошибаться же…

Можно сказать, что писал Коваль «Суера» почти всю жизнь — первые строки будущего «пергамента» появились ещё в 1955, когда вместе с однокурсником Леонидом Мезиновым они задумали фантастическую повесть «Суер-Выер, или Простреленный протез», первые главы которой были даже напечатаны в факультетской стенной газете. В начале 1990-х он вернулся к этой идее, предложив Мезинову продолжить рукопись в соавторстве, однако тот отказался.

«Суер-Выер» был целиком опубликован лишь после смерти писателя — до этого фрагменты выходили в журналах «Огонёк», «Столица», «Русская Виза», «Уральский следопыт», а в конце 1995 — журнальный вариант в «Знамени». В 1996 за это произведение Юрию Ковалю была посмертно присуждена премия «Странник» Международного конгресса писателей-фантастов. Впоследствии было создано несколько аудиоверсий романа, по нему был также поставлен одноимённый спектакль в Театре «Эрмитаж» (2004). Запланированы также съёмки по роману художественного фильма-мюзикла, изобразительный ряд которого будет выдержан в эстетике советской книжной иллюстрации.

После «Суер-Выера» Юрий Коваль написал несколько сказок («Сказку про Зелёную Лошадь» и др.). Осталась незавершённой история про Вольного Кота под названием «Куклакэт», с подзаголовком «самый первый черновик сценария и книги». Планировались также воспоминания об Арсении Тарковском, с которым Коваль дружил многие годы.

Юрий Коваль умер дома в Москве 2 августа 1995 от обширного инфаркта. Он похоронен на Лианозовском кладбище рядом с родителями.

Библиография

Повести и романы

• Алый (1968)
• Приключения Васи Куролесова (1971)
• Недопёсок (1975)
• Пять похищенных монахов (1977)
• От Красных Ворот (1984)
• Самая лёгкая лодка в мире (1984)
• Полынные сказки (повесть о давних временах) (1987)
• Промах гражданина Лошакова (Куролесов и Матрос подключаются) (1990)
• Шамайка (1990)
• Суер-Выер (пергамент) (1998)
• Монохроники (дневники, путевые заметки) (1999)
• Куклакэт (самый первый черновик сценария и книги) (2000)

Циклы рассказов и миниатюр

• Бабочки (1987)
  • Цветёт верба
  • Белое и жёлтое
  • Озеро Киёво
  • Полёт
  • Медведица Кая
  • Бабочки и цветы
  • Лошадка задумалась
  • Неведомая птица
  • Фарфоровые колокольчики
  • Тузик
  • Три сойки
  • Адмирал
  • Встреча
  • Паша и бабочки
  • Висячий мостик
  • Орденские ленты
  • Про них
  • Грач
  • Ночной павлиний глаз
• Весеннее небо (1974) (Весеннее небо, Грач, Хрюкалка, Бой зяблика, Воздушный барашек, Чибис, Как я съел жаворонка, Жеребчик, Свиристели, Лыжные следы)
• Жеребёнок (1989) (Жеребёнок, Волковойня, Волки, Петух и красный дом, Весенний кот, Летний кот, Осеннее котяро, Рука, Лебеди и журавли, Везуха, Старая яблоня, Певцы, Заячий букет, Крылья бабочки, Шень-шень-шень…, Дождь)
• Журавли (1983)
  • Журавли
  • Орехьевна
  • Цыбы и тюки
  • Липушка
  • Сирень и рябина
  • «Пылшыкы»
  • Анчутки
  • Голубая птица
  • Голоса
  • Поздним вечером ранней весной
  • Соловьи
  • Бабочка
  • И лис и лес…
  • Шатало
  • Колесом дорога
• Заячьи тропы (1980) (Заячьи тропы, Снегири и коты, «Лес, Лес! Возьми мою глоть!», Хозяин, Керосин и сирень, Герасим Грачевник, Сороки, Лесная речка, Русачок-Травник, На картошке, Кони, Про чайку и чибиса, Орион)
• Избушка на Вишере (1975)
  • Чувал (1975)
  • Грибы и золото
  • Дудки (1974)
  • Босой Старикашка (1975)
  • Шикша (1975)
  • Пантелеевы лепёшки (1975)
  • Мяк-мяк-мяк (1974)
  • Ягель (1975)
  • Морошка (1974)
  • Мешок и печка (1975)
  • Избушка (1975)
  • Мои орехи (1975)
  • Вандыши (1974)
  • Вася червячок
  • Яшка (1975)
  • Вишера (1974)
• Листобой (1972)
  • Капитан Клюквин (1972)
  • Серая ночь (1972)
  • Лабаз (1972)
  • Лесник Булыга (1967)
  • Белозубка (1978)
  • Нулевой класс (1990)
  • У кривой сосны (1972)
  • Картофельная собака (1972)
  • Гроза над картофельным полем (1974)
  • Листобой (1971)
    • Листобой (1971)
    • Найда (1971)
    • По чернотропу
    • Веер (1972)
    • Ночлег
    • Ночные налимы (1971)
    • Шакалок (1972)
    • Колышки (1972)
    • Снежура (1972)
    • Кони в кармане
    • Тельняшка
    • Лось (1971)
    • Листья (1972)
    • Кувшин с листобоем (1972)
• Снег (1985)
  • Снеги белы
  • Два слова
  • Ух!
  • Муравьиный царь
  • Дед, баба и Алёша
  • Снегодождь
  • Солнце и снег
  • Иней
  • Черноельник
  • Снежный всадник
  • Ворона
  • Чёрные ушки
  • Прорубь
  • Шапка дяди Пантелея
  • Дождь в марте
  • Весенний дым
• Стеклянный пруд (1978) (Стеклянный пруд, Невидимка, Эй!, Тучка и галки, В берёзах, Букет, Дубы, Тёплый ветер, Сковорода, После грозы)
• Чистый Дор (1970) (По лесной дороге, Чистый Дор, Стожок, Весенний вечер, Фиолетовая птица, Под соснами, Около войны, Берёзовый пирожок, Лесовик, Железяка, Вишня, Колобок, Картофельный смысл, Кепка с карасями, Нюрка, Бунькины рога, Выстрел, Вода с закрытыми глазами, Клеёнка, По-чёрному, Подснежники, Последний лист)

Рассказы

• Белая лошадь
• Белозубка
• Веселье сердечное (Борис Викторович Шергин)
• Гроза над картофельным полем
• Дождь
• Елец
• Капитан Клюквин
• Картофельная собака
• «Когда-то я скотину пас…»
• Козырёк
• Красная сосна
• Лабаз
• Лесник Булыга
• На барсучьих правах (Иван Сергеевич Соколов-Микитов)
• Ножевик
• Нулевой класс
• Октябрьские скоро
• Особое задание
• Пиджак с карманами
• Путешествие на границу
• Серая ночь
• Сиротская зима
• Слушай, дерево (Корней Иванович Чуковский)
• Солнечное пятно
• У Кривой сосны
• Чайник
• Четвёртый венец

Сказки

• Сказка в три блина длиной (1987) (из «Полынных сказок»)
• Сказка о какой-то штуке с золотым носом
• Сказка о колокольных братьях (1990) (из «Полынных сказок»)
• Сказка о серебряном соколе (1987) (из «Полынных сказок»)
• Сказка о степном брате (1987) (из «Полынных сказок»)
• Сказка про рыжего братишку (1991)
• Сказка про Алёшу (1991)
• Сказка про волка Евстифейку (1987) (из «Полынных сказок»)
• Сказка про жену Змея Горыныча (1991)
• Сказка про Зелёную Лошадь (1991)
• Сказка про козла Кузьму Микитича (1987) (из «Полынных сказок»)
• Сказка про три рубля (1987) (из «Полынных сказок»)
• Тигрёнок на подсолнухе (Сказка про тигрёнка на подсолнухе) (1978)

Книги

Проза

• Красная борода. М., Малыш, 1967 (в соавторстве с Л. Мезиновым)
• Алый. М., Детская литература, 1968
• Путешествие на границу. М., Малыш, 1969
• Особое задание. М., Детская литература, 1969, 1970
• Чистый Дор. М., Детская литература, 1970
• Приключения Васи Куролесова. М., Детская литература, 1971
• Листобой. М., Детская литература, 1972
• Алый. Кишинев, 1973
• Весеннее небо. М., Детская литература, 1974
• Кепка с карасями. М., Детская литература, 1974
• Избушка на Вишере. М., Детская литература, 1975
• Стожок. М., Детская литература, 1975
• Недопесок. М., Детская литература, 1975
• Алый. М., Детская литература, 1976
• Приключения Васи Куролесова. М., Детская литература, 1977
• Стеклянный пруд. М., Детская литература, 1978
• Тигренок на подсолнухе. М., Детская литература, 1978
• Картофельная собака. М., Детская литература, 1979
• Недопесок. М., Детская литература, 1979
• Заячьи тропы. М., Детская литература, 1980
• Избушка на Вишере. М., Детская литература, 1980
• Чистый Дор. М., Детская литература, 1981
• Алый. М., Детская литература, 1982
• Белозубка. М., Малыш, 1982
• Журавли. М., Детская литература, 1983 (в соавторстве с Т. Мавриной)
• Самая легкая лодка в мире. М., Молодая гвардия, 1984
• Тигренок на подсолнухе. М., 1984
• Кепка с карасями. М., Детская литература, 1985
• Снег. М., Детская литература, 1985 (в соавторстве с Т. Мавриной)
• Бабочки. М., Детская литература, 1987 (в соавторстве с Т. Мавриной)
• Поздним вечером, ранней весной. М., Детская литература, 1988
• Полынные сказки. М., Детская литература, 1987, 1988
• Жеребенок. М., Детская литература, 1989 (в соавторстве с Т. Мавриной)
• Березовый пирожок. М., Малыш, 1989
• Когда-то я скотину пас. М., Правда, 1990
• Приключения Васи Куролесова. Ставрополь, 1990
• Шамайка. М., Детская литература, 1990
• Пять похищенных монахов. Ставрополь, 1991
• Воробьиное озеро. М., Малыш, 1991
• Капитан Клюквин. Л., Детская литература, 1991
• Чистый Дор. М., Детская литература, 1991
• Сказки. М., Имидж, 1991
• Приключения Васи Куролесова. Ижевск, 1992
• Шамайка. М., Детская литература, 1992
• Опасайтесь лысых и усатых. М., Книжная палата, 1993
• Пять похищенных монахов. М., Детская литература, 1993
• Недопесок. М., Малыш, (1994)
• Тигренок на подсолнухе. М., Фламинго, 1994
• Приключения Васи Куролесова. М., Самовар, 1995

Стихи (отдельные издания)

• Сказка о том, как строился дом. М., 1966. — 23 с (с Леонидом Мезиновым)
• Сказка про Чайник. М., 1966. — 10 с (с Леонидом Мезиновым)
• Станция «Лось»: Стихи. М., 1967. — 24 с., 50 000 экз.
• Слоны на Луне: Весёлые стихи. М., 1969. — 33 с., 200 000 экз.
• Сосед и соседка купили бульдога: Стихи. М., 1997. — 12 с.

Переводы и пересказы

• Абу-Бакар А. Сказка о долине садов, о дедушке Хабибуле и его глиняных куклах. — М.: Детская литература, 1974.
• Вангели С. C. Чубо из села Туртурика: Повесть-Сказка. — М.: Детская литература, 1984.
• Вангели С. C. Соловей: Миниатюры. — Кишинёв: Литература Артистикэ, 1986.
• Вангели С. C. Панталония — Страна Чудаков: Притчи. — Кишинёв: Hyperion, 1990.
• Винграновский, Николай. Первинка: Рассказ. — М.: Детская литература, 1982.
• Имант Зиедонис. Вересковый Край. — М.: Малыш, 1987.
• Имант Зиедонис. Сказки. — М.: Детская литература, 1987.
• Мичио Мадо Листок в собственной раме: стихи // Мурзилка. — 1994. — № 8. — С. 22—23.
• Эдуардас Межелайтис. Идёт по свету солнце: Из поэмы. — М.: Малыш, 1978.
• Ян Райнис. Дети гороха: Стихи. — М.: Малыш, 1972.
• Аурел Скобиоалэ. Чему учит поговорка: Миниатюры. — Кишинёв: Hyperion, 1991.
• Ёко Сано Сказка про кота, который жил миллион раз. — СПб.: Детгиз, 2011.

Фильмография

Актёрские работы

1. 1963 — Улица Ньютона, дом 1 — гитарист на вечеринке (поёт дуэтом с Юлием Кимом)
2. 1977 — Марка страны Гонделупы — отец Пети

Сценарные работы

1. 1978 — Недопёсок Наполеон III (художественный фильм по повести «Недопёсок» Ю. Коваля)
2. 1978 — Дождь (мультфильм по сказке Б. Шергина)
3. 1979 — Волшебное кольцо (мультфильм по сказу Б. Шергина)
4. 1981 — Приключения Васи Куролесова (мультфильм по одноимённой повести Ю. Коваля)
5. 1981 — Тигрёнок на подсолнухе (мультфильм)
6. 1984 — Плюх и Плих (мультфильм по мотивам книги В. Буша в переводе Д. Хармса)
7. 1986 — Архангельские новеллы (мультфильм по сказкам С. Писахова)
8. 1986 — Добро пожаловать! (мультфильм по мотивам сказки доктора Сьюза)
9. 1986 — Песня о летучих мышах (мультфильм)
10. 1986 — Сундук (мультфильм)
11. 1987 — Поморская быль (мультфильм по сказу Б. Шергина)
12. 1987 — Смех и горе у Бела моря (мультфильм по сказам Б. Шергина и С. Писахова)
13. 1991 — Mister Пронька (мультфильм по сказу Б. Шергина)

Экранизации произведений Ю. Коваля

1. 1979 — Пограничный пёс Алый (художественный фильм по рассказу «Алый»)
2. 1982 — Тайна сундука (мультфильм)
3. 1991 — Пять похищенных монахов (художественный фильм по одноимённой повести)
4. 2001 — Евстифейка-волк (мультфильм)
5. 2003 — Полынная сказка в три блина длиной (мультфильм)
6. 2004 — Про барана и козла (мультфильм из цикла «Гора самоцветов»)
7. 2005 — Про козла и барана (мультфильм)
8. 2008 — Глупая… (мультфильм)
9. 2008—2010 — Круглый год (мультфильм)
10. 2010 — Шатало (мультфильм из цикла «Русская классика детям»)
11. 2010 — Явление природы (художественный фильм)

Фильмы о Юрии Ковале

1. 2003 — «Последний остров Юрия Коваля» (документальный фильм Юрия Бурова из цикла «Экология литературы» на телеканале «Культура»)
2. 2005 — «Юрий Коваль» (документальный фильм, курсовая работа Романа Хавронского (www.earthling.ru/files/Roma-K-001.avi)
3. 2010 — «На самой лёгкой лодке. Юрий Коваль» (документальный фильм Андрея Судиловского из авторского цикла Сергея Дмитренко «Писатели детства» на телеканале «Культура»)

Театральные постановки по произведениям Ю. Коваля

1. 2004 — «Суер-Выер: Комическое представление в 2-х действиях», реж. Михаил Левитин (Театр «Эрмитаж»)
2. 2014 — «Веселье сердечное, или Кепка с карасями», реж. Дмитрий Богомазов (Киевский академический театр драмы и комедии на левом берегу Днепра)

Ссылки

• [suer_vyer_.livejournal.com/ suer_vyer_] — сообщество «Коваль, Юрий Иосифович» в «Живом Журнале»
• [yuriy-koval.ru/ Сайт «Юрий Иосифович Коваль»] (находится в разработке)

Биографические очерки

• [www.krugosvet.ru/articles/68/1006878/1006878a1.htm Юрий Коваль на сайте «Кругосвет»]
• [www.bibliogid.ru/authors/pisateli/koval Юрий Коваль на сайте «Библио-Гид»]
• [www.nashekino.ru/data.persons?id=22212 Юрий Коваль на сайте «Наше кино»]
• [www.animator.ru/db/?p=show_person&pid=2579 Юрий Коваль на сайте «Российская анимация»]
• [www.bard.ru/cgi-bin/frameset.cgi?kind=tracks&name=Коваль_Ю. Юрий Коваль на сайте «bard.ru»]
• [www.chl.kiev.ua/95/WRITER/Kovsp.htm Юрий Коваль на сайте «Національна бібліотека України для дітей»]
• [d-serpokrylov.livejournal.com/36255.html Ирина Скуридина. Предисловие к книге Юрия Коваля «Избранное» (2006, серия «Всемирная детская библиотека»)]

Литературные произведения

• [lib.ru/KOWAL/ Коваль, Юрий Иосифович] в библиотеке Максима Мошкова
• [www.kykymber.ru/authors.php?author=32 Произведения Юрия Коваля на сайте журнала «Кукумбер»]
• [publ.lib.ru/ARCHIVES/K/KOVAL'_Yuriy_Iosifovich/_Koval'_Yu._I..html Произведения Юрия Коваля на сайте «Публичная Библиотека»]
• [www.bibliogid.ru/bookshelf/little/tih/rasskazki4 Юрий Коваль и Татьяна Маврина. Рассказы.]
• [poxod.ru/literature/suer/p_suer_soderzhanieymo_a.html Юрий Коваль «Суер-Выер» (полная версия)]
• [magazines.russ.ru/october/1999/7/koval.html Юрий Коваль. Монохроники (Журнальный вариант)] // «Октябрь». 1999. № 7
• [www.bibliogid.ru/authors/pisopis/kovshergin Юрий Коваль. Веселье сердечное (отрывки)]
• [d-serpokrylov.livejournal.com/90079.html Ранний рассказ Юрия Коваля «Дождь» ] (газета МГПИ «Ленинец» от 8 апреля 1956 г.)
• [lib.1september.ru/2006/14/10.htm Юрий Коваль. Мюнхенская встреча (во встрече с Михаэлем Энде)] // «Остров сокровищ». Вып. 06. (Вкладка в газету «Библиотека в школе». 2006. № 14.)
• [d-serpokrylov.livejournal.com/68778.html Юрий Коваль. Письма Вадиму Силису и его жене]
• [d-serpokrylov.livejournal.com/89678.html Юрий Коваль. О выставке Лемпорта и Силиса]
• [www.bibliogid.ru/authors/pisateli/koval2.html Список изданий Юрия Коваля на сайте «Библио-Гид»]
• [www.deti.spb.ru/writers_rus/koval_ui/books/ Список изданий Юрия Коваля на сайте «Региональный сайт детских библиотек»]
• [www.biblus.ru/Default.aspx?auth=2e4i16m3 Список изданий Юрия Коваля на сайте «Библус»]
• [kalinovski.narod.ru/book2.html Рисунки Геннадия Калиновского к книгам Юрия Коваля]
• [community.livejournal.com/kidpix/369603.html Рисунки Петра Багина к книге Юрия Коваля «Березовый пирожок»]

Стихи и песни

• [lel.khv.ru/poems/resultik.phtml?id=2354&back=%2Fpoems%2Fpoems.phtml%3Fctg%3D24 Юрий Коваль. Сундук (стихотворение)]
• [community.livejournal.com/suer_vyer_/30700.html?mode=reply Юрий Коваль. Морозный день (1965) (стихотворение)]
• [community.livejournal.com/suer_vyer_/23048.html Юрий Коваль. Романс («Темнеет за окном, / Ты зажигаешь свечи…»)]
• [boomp3.com/mp3/kdyx71hb0e0-%D1%8E%D1%80%D0%B8%D0%B9_%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D0%BB%D1%8C-%D0%BF%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D0%B5%D0%B1%D0%B5%D1%81%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D1%81%D0%BD%D0%B5%D0%B3 Песня «Поднебесный снег» из кинофильма «Пограничный пёс Алый» (в исполнении Юрия Коваля)]
• [nashekino.narod.ru/nedopesok/nedopesok.html Песни из кинофильма «Недопёсок Наполеон III» (в исполнении Юрия Коваля)]

Интервью, воспоминания

• Юрий Коваль. Что мне нравится в черных лебедях… (Беседа с читателями) // «Вопросы литературы». 1997. № 1. С. 267—269.
• [magazines.russ.ru/voplit/1998/6/kov.html Юрий Коваль. Я всегда выпадал из общей струи. (Беседу вела Ирина Скуридина)] // «Вопросы литературы». 1998. № 6. С. 227—272.
• [lit.1september.ru/2001/15/lit15_05.htm Татьяна Бек. Наиособый опыт огромной силы] // «Литература». 2001. № 15.
• [d-serpokrylov.livejournal.com/17065.html Татьяна Бек. Я и сейчас считаю, что он был гений (Беседа с Ириной Скуридиной)]
• [magazines.russ.ru/znamia/2004/12/har11.html Роза Харитонова. Солнце делает людей красивыми и честными: Вспоминая Юрия Коваля] // «Знамя». 2004, № 12.
• [www.antho.net/html/jr/17.2004/07.php Юлий Ким. Однажды Михайлов с Ковалём] // «Иерусалимский журнал». 2004. № 17.
• [community.livejournal.com/suer_vyer_/27437.html Виктор Чижиков о поездке группы писателей и художников в Латвию]
• [community.livejournal.com/suer_vyer_/28354.html Виктор Белов о постройке доме Коваля на Вологодчине]
• [community.livejournal.com/suer_vyer_/26368.html Виктор Ерофеев. Смерть писателя К] // «Плейбой», март 1996 г.
• [www.echo.msk.ru/interview/17761/index.html Беседа Елены Шубиной, Михаила Сидура, Галины Сидур и Натальи Коваль на радиостанции «Эхо Москвы» (2002)]
• [elya-blin.livejournal.com/15337.html Праздник общения с Юрой Ковалем (воспоминания)]

Литературная критика

• Веднева, Светлана Александровна. Стилевые особенности прозы Юрия Коваля. Дис. … канд. филол. наук. М.: МГПУ, 1999.
• [www.bibliogid.ru/authors/pisateli/koval3.html Список работ о творчестве Юрия Коваля]
• [www.deti.spb.ru/writers_rus/koval_ui/about Список работ о творчестве Юрия Коваля]
• Татьяна Бек. [magazines.russ.ru/novyi_mi/2000/3/bek.html Весь день было утро] // «Новый Мир». 2000. № 3 (рецензия на «Монохроники» и интервью 1995 г.)
• Дмитрий Сухарев. [sukharev.lib.ru/Esse/Poesija/KOVAL-NG.htm «Зовёмся тоже писателями…»]
• Рейн Карасти. [magazines.russ.ru/zvezda/2004/11/kara16-pr.html «Пцу-пцу»] // «Звезда». 2004. № 11.
• В. И. Власова. [www.avpu.ru/proect/fil_i_prakt/7_chast.htm Б. Шергин и Ю. Коваль: духовное и творческое родство]
• Ольга Мяэотс. [lib.1september.ru/2002/20/9.htm Последние острова Юрия Коваля]
• Ирина Сыромятникова. [syrrik.narod.ru/post.htm «Суер-Выер» Юрия Коваля как постмодернистский текст]
• Ирина Казюлькина.[epampa.narod.ru/koval/voda.html Самая светлая кузница в мире (Юрий Коваль и его книги)]
• Александр Етоев. Юрий Коваль, Суер-Выер и мэтр Рабле
• Александр Етоев. В конечном счете — любовь. Юрий Коваль и его книги
• Игорь Шевелёв. [www.god.dvoinik.ru/genkat/251.htm Путешествие без морали: Последняя проза Юрия Коваля] // «Огонёк». 1995. № 43
• Дмитрий Бондарев. [www.pravaya.ru/look/8165 Сон в ожидании Истины]
• Фазиль Искандер. [d-serpokrylov.livejournal.com/103925.html Пружина юмора]
• Павел Френкель. [lib.1september.ru/2006/14/10.htm Энде и Коваль] // «Остров сокровищ». Вып. 06. (Вкладка в газету «Библиотека в школе». 2006. № 14.)

Живопись и графика

• [magazines.russ.ru/znamia/2003/8/bek.html Татьяна Бек. Юрий Коваль: Живопись, скульптура, эмаль] // «Знамя». 2003. № 8.

Фотографии, портреты

• [www.bard.ru/cgi-bin/photoget.cgi?id=164.30 Портрет Юрий Коваля (фото) на сайте «Барды»]
• [community.livejournal.com/suer_vyer_/25460.html Юрий Коваль, Валентин Берестов, Константин Сергиенко]
• [d-serpokrylov.livejournal.com/32523.html Юрий Коваль и фото тарелки с рисунком Коваля]
• [community.livejournal.com/suer_vyer_/27262.html Коваль-студент]
• [community.livejournal.com/suer_vyer_/29209.html Портрет молодого Коваля работы Владимира Лемпорта]
• [d-serpokrylov.livejournal.com/29333.html Галина Эдельман, Борис Петрович Чернышев и Юрий Коваль]
• [pics.livejournal.com/d_serpokrylov/pic/000d2t2q Ирина Скуридина и Юрий Коваль, начало 1990-х гг. (во время поездки в Дом-музей Чайковского в Клину)]
• [community.livejournal.com/suer_vyer_/33636.html Юрий Коваль на природе за работой (фото Виктора Ускова)]

Отрывок, характеризующий Коваль, Юрий Иосифович

– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.