Ковроткачество
Ковроткачество — старинный художественный промысел, производство ковров
Содержание
История ковроткачества
Ручное ковроткачество существует с тех времен, когда люди научились производить пряжу и ткани из волокнистых материалов. Родиной ковроткачества считается Персия. Историки считают, что тогдашние восточные кочевники ткали плотные теплые полотна, чтобы иметь возможность быстро обустроить жилье. В условиях кочевой жизни ковры защищали от ветра и песка и позволяли разделить помещение или украсить его. Трансформация бытового полотна в произведение искусства началась, очевидно, в то время, когда кочевники стали вести оседлый образ жизни.
Впоследствии, около 4000 лет назад, ковроткачество возникло в южном Туркменистане.
Изготовление ворсовых ковров было развито в Средней Азии, Китае, Иране, Месопотамии (северная часть Сирии) в II—III веке до нашей эры.
Первые ковры были вышиты на льняном полотне с различными тематическими сюжетами. Разновидностью вышитых ковров были ковры с аппликациями.
Первый древний ковер, который дошел до нашего времени, был соткан более 2000 лет назад.
Его нашел советский археолог Сергей Руденко в 1949 году во время раскопок царского могильного кургана в Пазырыкских горах в Сибири (по месту раскопок ковёр и получил название «пазырыкский»).
Он представляет собой шерстяное ворсовое полотно, сотканное с изображениями оленей, лошадей, грифонов. Ковер выполнен техникой узлового плетения, которая применяется и сегодня.
Своей исключительной сохранностью ковер обязан тому, что согласно давней традиции пышно обставлять ценностями царскую усыпальницу, он был похоронен вместе со своим бывшим владельцем. Через некоторое время могилу по-варварски ограбили: вынесли почти все, кроме ковра.
Уходя, грабители не закопали могилу. Вода и воздух проникали в замкнутое пространство, создали условия, при которых ковер оказался заморожен. Ныне хранится в Эрмитаже.
В XIV веке в Европе были осуществлены первые попытки создания ковров путем копирования технологий и рисунков с Востока. Позже, в XVII веке, под влиянием стилей, господствовавших тогда, и местных этнографических традиций появились свои оригинальные дизайны орнаментов, отличные от традиционных восточных. В древние времена ковры широко использовались в быту, а также во время военных походов.
Возникновение машинного производства ковров относится к XVIII веку. Первые ковровые фабрики были основаны в Англии в 1751 году в г. Киддерминстере и в 1755 году в г. Аксминстере. В 1806 году французский ткач из Лиона Жозеф Жаккард изобрел машину, на которой можно было ткать различные узорные ткани и ковры.
См. также
Напишите отзыв о статье "Ковроткачество"
Ссылки
- [zbruc.eu/node/31932 Андрей Мельничук.] [zbruc.eu/node/31932 Как обобрать овцу до нитки. // Zbruch, 25.01.2015]
- [gobelen.in.ua/index.php?id=32 «ОСНОВНЫЕ СВЕДЕНИЯ О НАРОДНОМ КОВРОТКАЧЕСТВЕ»]
Литература
- Ковры и ковровые изделия. Учебное пособие. — К.: Центр учебной литературы, 2006. — 112 с.
- Пугачевский Г. Ф., Семак Б. Д. Товароведение непродовольственных товаров. Ч. 1. Текстильное товароведение. — К.Ж НМЦ «Укоопосвіта», 1999. — 596 с.
- Поликарпов И. С., Стефанюк Е. М., Тимченко А. А. Изделия народных промыслов Украины. — Львов: Издательство ЛКА, 2003. — 306 с.
- Левин Л. М., Леошкович И. С., Саруханов С. Е. Художественные ковры СССР. — М.: Экономика, 1975 — 95 с.
- Левин Л. М., Свердлин В. Н. Ковры и ковровые изделия. -М.: Госторгиздат, 1960. — 143 с.
- Ермолов И. В., Палладов С., Левин Л. М. Текстильные товары. Ковры. — М.: Экономика, 1965.
- Наумко В. И. и др. Культура и быт населения Украины. — К: Лебедь, 1991.
Отрывок, характеризующий Ковроткачество
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
