Ковтюх, Епифан Иович

Епифан Иович Ковтюх
Дата рождения	21 мая 1890(1890-05-21)
Место рождения	село Батурино, Херсонская губерния, Российская империя
Дата смерти	29 июля 1938(1938-07-29) (48 лет)
Место смерти	Коммунарка, Московская область РСФСР, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя СССР СССР
Годы службы	1911—1917 1918—1937
Звание
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России
Награды и премии	Награды Российской империи
Связи	Гладких, Яков Емельянович

Епифан Иович Ковтю́х (9 (21) мая 1890, село Батурино, Херсонская губерния — 29 июля 1938) — советский военачальник, участник Гражданской войны, комкор.

Биография

Родился 21 мая 1890 года в крестьянской семье. Вскоре семья переселилась на Кубань в станицу Полтавскую.

В 1911 году был призван на военную службу. Службу проходил в 78-м Навагинском пехотном полку. Участвовал в Первой мировой войне. Воевал на Кавказском фронте. В 1916 году окончил Тифлисскую школу прапорщиков. За боевые отличия награждён орденом и четырьмя Георгиевскими крестами (полный Георгиевский кавалер). После Февральской революции 1917 г. избран в состав полкового комитета. Последний чин в старой армии — штабс-капитан.

В 1918 году командовал ротой и был заместителем командира красногвардейского отряда на Кубани, участвовал в боях с белогвардейцами на Северном Кавказе.

В июле-августе 1918 года руководил обороной Екатеринодара. 13 августа избран командующим 1-й левой колонной войск в районе станицы Гривенская на Таманском полуострове, с 27 августа выборный командующий 1-й колонной и заместитель командующего Таманской армии, в октябре — декабре командующий Таманской армии. В сентябре — ноябре 1919 года — начальник 48-й Таманской стрелковой дивизии, затем 50-й Таманской стрелковой дивизии, одновременно в декабре 1919 — начале января 1920 — командующий Царёвской группой войск 11-й армии и в январе 1920 — командующий Сводного конного корпуса (7-я кавалерийская дивизия и таманская кавалерийская бригада). Участвовал в боях под Царицыном, Тихорецкой, Туапсе, Сочи.

В августе — сентябре 1920 года — начальник гарнизона Екатеринодара, командующий экспедиционного десантного отряда, действующего против Улагаевского десанта. В числе делегатов X съезда РКП(б) участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа.

В 1922 году окончил Военную академию РККА, а в 1928 году — курсы усовершенствования комсостава.

С августа 1923 года — командир 22-й Краснодарской стрелковой дивизии. С мая 1926 года — командир 9-го стрелкового корпуса, с июня 1929 года — 19-го стрелкового корпуса. В 1930 году окончил курсы командиров-единоначальников при Военно-политической академии имени Н. Г. Толмачёва. С января 1930 года — командир и военный комиссар 11-го стрелкового корпуса.

С июня 1936 года — армейский инспектор Белорусского военного округа.

Член ВЦИК. Член ВКП(б) с 1918 года.

Ковтюх Е. И. стал прообразом Кожуха, главного героя повести А. Серафимовича (и одноимённого фильма) «Железный поток».

Написал книгу-воспоминание о гражданской войне «Железный поток» в военном изложении, в которой простым языком изложил боевую деятельность красных Таманских частей: 500-километровый переход на соединение с Красной армией в 1918 г., бои зимой 1919—1920 гг. под Царицыном и в районе станицы Тихорецкой, участие в операции в тылу десантных войск Улагая в августе 1920 г.

В годы Большого террора незаконно репрессирован. 10 августа 1937 г. арестован и, по обвинению в участии в военном заговоре, 29 июля 1938 года приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Реабилитирован посмертно Определением Военной коллегии от 22 февраля 1956 года.

Награды

• За освобождение Царицына и станицы Тихорецкая награждён орденом Красного Знамени (22.02.1921).
• За боевые действия против Улагаевского десанта, награждён вторым орденом Красного Знамени (22.03.1922).
• За бои в 1918 году при освобождении Армавира награждён третьим орденом Красного Знамени (7.06.1926).

См. также

• Список троекратных кавалеров ордена Красного Знамени до 1930 года

Память

• Именем Е. И. Ковтюха названы улицы в городах Донецк, Краматорск, Краснодар, Смоленск, Славянск-на-Кубани, Армавир, станице Полтавская, селе Висунск.
• В Смоленске военачальнику установлена памятная доска.
• В сентябре 1989 года в СССР был выпущен почтовый конверт в честь Е. И. Ковтюха.
• В станице Полтавской построен кинотеатр имени Ковтюха.

Литература

• Коллектив авторов, главный редактор С. С. Хромов. Гражданская война и военная интервенция в СССР. — Москва: Советская Энциклопедия, 1983. — 704 с.
• Гладких Я. Е. Моя жизнь. Автобиографический очерк. — Мариуполь: ОАО «ММК им. Ильича», 2006. — 204 с.
• Черушев Н. С. 1937 год: элита Красной Армии на Голгофе. — М.: Вече, 2003. — 560 с. — (Военные тайны XX века). — 5000 экз. — ISBN 5-94538-305-8.
• Черушев Н. С., Черушев Ю. Н. Расстрелянная элита РККА (командармы 1-го и 2-го рангов, комкоры, комдивы и им равные): 1937—1941. Биографический словарь. — М.: Кучково поле; Мегаполис, 2012. — С. 82—83. — 496 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-9950-0217-8.

Ссылки

• Ковтюх Епифан Иович — статья из Большой советской энциклопедии.
• [www.hrono.ru/biograf/bio_k/kovtyuh.html Биография на сайте ХРОНОС]
• [ru.rodovid.org/wk/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C:721757 Родословная на сайте Родовод]

Отрывок, характеризующий Ковтюх, Епифан Иович

Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!