Коган, Владимир Львович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Коган
Общая информация
Гражданство:

СССР СССРБелоруссия Белоруссия

Дата рождения:

20 июля 1920(1920-07-20)

Место рождения:

Дубровно

Дата смерти:

1995(1995)

Место смерти:

Минск, Беларусь

Весовая категория:

средняя (75 кг)

Любительская карьера
Количество боёв:

140

Команда:

Динамо

Влади́мир (Вульф[1]) Льво́вич Ко́ган (20 июля 1920, Дубровно1995, Минск) — советский белорусский боксёр средней и полутяжёлой весовых категорий, выступал на всесоюзном уровне в 1930-х — 1940-х годах. Чемпион СССР, призёр многих турниров и матчевых встреч. На соревнованиях представлял команду «Динамо», мастер спорта. Также известен как тренер, долгие годы возглавлял сборную Белоруссии, заслуженный тренер Советского Союза. Участник Великой Отечественной войны.



Биография

Владимир Коган родился 20 июля 1920 года в Дубровно. Активно заниматься боксом начал в возрасте пятнадцати лет, проходил подготовку в боксёрской секции при заводе имени К. Е. Ворошилова, позже присоединился к спортивному обществу «Динамо». Первого серьёзного успеха на ринге добился в 1936 году, когда стал чемпионом Минска в среднем весе. Год спустя выиграл чемпионат Белоруссии и дебютировал на первенстве СССР, где, тем не менее, попасть в число призёров не сумел. В двух последующих сезонах вновь был лучшим в республике, но на всесоюзном уровне значимых результатов не добивался.

В сентябре 1940 года Коган был призван в армию, проходил обучение в омской авиашколе. С началом Великой Отечественной войны отправился на фронт, в качестве стрелка бомбардировщиков Ил-4 и Ту-2 воевал на Северо-Западном фронте, в Заполярье, участвовал в обороне Москвы — всего в течение четырёх лет совершил 140 боевых вылетов. Впоследствии награждён орденами Отечественной войны II степени и «Знак Почёта»[2].

Во время войны Коган не прекращал тренировок, в послевоенные годы вернулся в бокс и начал выступать в полутяжёлой весовой категории. В период 1945—1949 неизменно становился чемпионом центрального совета «Динамо». На чемпионате СССР 1946 года сумел дойти только до стадии четвертьфиналов, но через год уже пробился в финал всесоюзного первенства, проиграв лишь признанному чемпиону Гурию Гаврилову. В 1948 году вновь вынужден был довольствоваться серебряной медалью, однако в 1949 году спустился в средний вес и всё-таки выиграл золото, заслужил звание чемпиона Советского Союза. Вскоре после этих соревнований принял решение покинуть ринг и перешёл на тренерскую работу.

За долгие годы тренерской деятельности в период 1947—1979 Владимир Коган подготовил 38 мастеров спорта, многие из которых становились чемпионами всесоюзных, республиканских и ведомственных первенств, участвовали в международных матчевых встречах с иностранными сборными. Возглавлял сборную Белоруссии по боксу, за успешные выступления команды удостоен почётного звания «Заслуженный тренер СССР».

Был женат на волейболистке Вере Гвоздецкой, имел троих детей: Алика, Милу и Вадима. Трое его братьев Матвей, Арон и Александр тоже были довольно известными спортсменами, первый неоднократно становился чемпионом Белоруссии по боксу, второй добился того же результата в тяжёлой атлетике, тогда как третий выигрывал республиканские соревнования по классической борьбе. Племянник Дмитрий тоже был борцом, шестикратный чемпион Белоруссии, призёр первенства СССР[3].

Напишите отзыв о статье "Коган, Владимир Львович"

Примечания

  1. Имя при рождении. sport-strana.ru/kogan-vulf-lvovich/
  2. Сергей Крапивин. [www.sb.by/post/48566/ Чемпион Минска — над ставкой фюрера]. Советская Белоруссия (3 декабря 2005). Проверено 17 апреля 2014.
  3. [www.sem40.ru/famous2/e790.shtml Коган Владимир Львович]. sem40.ru. Проверено 13 апреля 2017.

Ссылки


Это заготовка статьи о боксёре. Вы можете помочь проекту, дополнив её.

Отрывок, характеризующий Коган, Владимир Львович

Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.