Когнитивная семантика

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Когнитивная семантика является частью когнитивной лингвистики. Основными принципами когнитивной семантики являются следующие: во-первых, грамматика есть концептуализация; во-вторых, концептуальная структура закреплена в речи и мотивируется ей; в-третьих, возможность использования языка основывается на общих когнитивных ресурсах, а не на специальном языковом модуле.

В рамках области когнитивной лингвистики, метод когнитивной семантики отвергает традиционное разделение лингвистики на фонологию, синтаксис, прагматику и т. д. Вместо этого он делит семантику (смысл) на смысловое построение и выражение знания. Таким образом, когнитивная семантика изучает многое из того, что традиционно входило в сферу прагматики, а также семантики.

Методы, свойственные когнитивной семантике, как правило, используются в лексикологических исследованиях таких учёных как Леонард Талми, Джордж Лакофф, Дирк Гирартс и Брюс Уэйн Хокинс. Некоторые модели когнитивной семантики, такие как, например, модель Талми, учитывают в том числе и синтаксические структуры.





Основные положения

Как научную область семантику интересуют в основном три вопроса: что значит иметь «смысл» для лексем? Что значит иметь смысл для предложений? И наконец, как получается, что отдельные единицы языка могут вместе образовать законченное предложение? Таковы основные вопросы исследований в лексической семантике, структурной семантике и теории композиции соответственно. В каждой из этих областей есть разногласия между традиционными языковыми теориями и когнитивной семантикой.

Классические теории семантики (в традициях Альфреда Тарского и Дональда Дэвидсона), как правило, объясняют смысл языковых единиц с точки зрения необходимых и достаточных условий, смысл предложения с точки зрения истинных условий, а композицию с точки зрения пропозициональной функций. Каждое из этих объяснений тесно связано с другими. В соответствии с этими традиционными теориями, смысл отдельного предложения может пониматься как условие, при котором информация, содержащаяся в данном предложении, передаётся надлежащим образом. Например, выражение «снег белый» действительно, только если снег на самом деле бел. Лексические единицы могут передавать смысл либо за счёт непосредственно вещей, о которых ведётся речь (так называемый «экстенсионал» лексического значения), либо с точки зрения общих свойств этих вещей (так называемый «интенсионал» значения). Интенсионал передаёт собеседнику те необходимые и достаточные условия, при которых вещь входит в экстенсионал определённой лесической единицы. Таким образом, пропозициональные функции являются теми абстрактными инструкциями, которые позволяют собеседнику правильно заполнить переменные величины в свободном предложении и, следовательно, получить правильную информацию из предложения как единого целого. Между тем, теории в когнитивной семантике, как правило, строятся на доводе о том, что лексический смысл концептуален. То есть, смысл не обязательно является ссылкой на некий объект или отношение в реально существующем или потенциально возможном мире. Вместо этого, смысл соотносится с понятиями, находящимися в сознании и основанными на личном понимании. В результате, такие семантические факты как «Все холостяки — это неженатые мужчины» не являются фактами исключительно в языковой практике; скорее, эти факты ничем не отличаются от энциклопедического знания. Если понимать лингвистическое знание как идентичное повседневному знанию, то встаёт вопрос: как когнитивная семантика может объяснить такие семантические парадигмы как структура языковых категорий? Чтобы ответить на этот вопрос, исследователи опираются на теории из смежных областей, таких как когнитивная психология и когнитивная антропология. Одна из таких теорий объясняет структуру категорий с точки зрения узлов в сети информации. В когнитивной семантике общепризнанной является теория прототипов, которые с её точки зрения являются причиной полисемии.

Представители когнитивной семантики утверждают, что традиционные семантические теории явления-условия ограничены в своём понимании предложения. Хотя они и не отрицают семантику явления-условия полностью, они всё же указывают на то, что она не объясняет лингвистические явления до конца. То есть, её сфера сводится к индикативным предложениям, и она не предлагает какого-либо прямого или интуитивного способа понимания команд или выражений. Когнитивная же семантика стремится охватить весь спектр грамматических наклонений, используя в том числе понятия фрейма и ментального пространства.

Ещё одной отличительной чертой когнитивной семантики является признание того, что смысл не является чем-то постоянным, но зависит от конструала и общепринятых способов понимания. Процессы языкового конструала, как утверждается, ничем не отличаются от психологических процессов, связанных с обработкой энциклопедических знаний и восприятием действительности. Эта точка зрения имеет свои последствия для проблемы композициональности. Теория динамического конструала утверждает, что сами по себе слова не имеют смысла: они в лучшем случае обладают «конструалами, используемыми по умолчанию», которые в действительности являются лишь способами использования этих слов. Следовательно, когнитивная семантика утверждает, что рационализация композициональности может иметь место лишь в том случае, если принимаются во внимание такие прагматические элементы как контекст и намерение.

Концептуальная структура

Когнитивная семантика стремится бросить двойной вызов традиционным теориям: во-первых, она пытается объяснить смысл предложения способами, выходящими за границы теории явления-условия; и, во-вторых, она стремится выйти за рамки понимания смысла слова с помощью необходимых и достаточных условий . Обе вышеуказанные цели достигаются при помощи исследования концептуальной структуры.

Семантика языковых фреймов

Теория языковых фреймов, разработанная Чарльзом Филлмором, пытается объяснить значение языковых единиц с точки зрения его отношения к их общепринятому пониманию, а не только с помощью теории явления-условия. Филлмор объясняет значение в целом (в том числе и значение лексем) с помощью языковых «фреймов». Под фреймом понимается любое понятие, которое может быть понято только в том случае, если также поняты остальные части более крупной концептуальной системы.

Филлмор: языковые фреймы

Теория языковых фреймов соответствует большому количеству лингвистических реалий. Во-первых, было отмечено, что значение слова строится на основе нашего телесного и культурного опыта. Например, понятие ресторан ассоциируется с рядом других понятий, таких как, например, еда, сервис, официанты, столы, употребление пищи. Эти богатые, но зависящие от обстоятельств объединения понятий не могут быть охвачены путём анализа с точки зрения необходимых и достаточных условий; в то же время, они, казалось бы, самым непосредственным образом связаны с нашим пониманием «ресторана».

Во-вторых, и более серьёзно, этих условий не достаточно для того, чтобы объяснить асимметрию в способах использования слов. Семантический анализ слов «мальчик» и «девочка» даёт нам не более чем:

  1. Мальчик [+Мужчина], [+Молодой]
  2. Девочка [+Женщина], [+Молодая]

Это предположение, безусловно, в какой-то мере истинно. Действительно, когнитивная семантика признаёт, что выражение определённого понятия в отдельно взятом слове находится в схематической зависимости непосредственно с этим понятием. С точки зрения семантического анализа, это считается вполне закономерным подходом.

Тем не менее, лингвисты пришли к выводу, что носители языка регулярно применяют термины «мальчик» и «девочка» таким образом, что их смысл выступает за грань чисто семантических признаков. Например, люди более склонны рассматривать молодых женщин как «девочек» (а не «женщин»), чем определять молодых представителей мужского пола как «мальчиков» (а не «мужчин»). Этот факт свидетельствует о том, что существует скрытый языковой фрейм, состоящий из культурных стереотипов, ожиданий, фоновых предположений, которые являются частью значения слова. Эти фоновые предположения не только удовлетворяют, но и выходят за рамки тех необходимых и достаточных условий, которые соответствуют семантической особенности данной языковой единицы. Таким образом, теория языковых фреймов стремится систематизировать исследования в области этих сложных особенностей лексических единиц.

В-третьих, когнитивная семантика утверждает, что семантика явления-условия не способна адекватно объяснить некоторые аспекты значения на уровне предложения. Возьмём, например, следующее предложение:

  1. Вы не дали мне провести ни одного дня на море; вы лишили меня этого дня.

В этом случае, информация, содержащаяся в антецеденте предложения, не отвергается в пропозиционной его части. Вместо этого отвергается способ, которым эта информация предоставляется.

И, наконец, с помощью теории языковых фреймов лингвист может объяснить более широкий круг семантических явлений, нежели с помощью только необходимых и достаточных условий. Некоторые слова имеют одинаковые определения или интенции и одни и те же экстенции, но используются в слегка различных областях. Так, например, лексемы «земля» и «суша» являются синонимами, хотя они по своей природе контрастируют с различными вещами — воздухом и морем соответственно.

Как мы уже видели, теория языковых фреймов ни в коем случае не ограничена исследованием лексем — с её помощью, исследователи могут изучать выражения на более сложных уровнях, включая уровень предложения (или, точнее, высказывания). Понятие языкового фрейма рассматривается как родственное понятию вспомогательного предположения в прагматике. Философ и лингвист Джон Сёрль стремится объяснить последнее, обращаясь к читателям с просьбой рассмотреть предложение «Кошка на ковре». Для того, чтобы это предложение имело для читателя какой-то смысл, читателю необходимо сделать ряд предположений: существует гравитация, кот параллелен ковру, и они соприкасаются друг с другом. Для того, чтобы вложить в предложение какой-либо смысл, говорящий подразумевает, что собеседник обладает каким-либо идеальным или используемым по умолчанию языковым фреймом.

Лангакер: профиль и база

Теория Филлмора получила альтернативное развитие в работе Рональда Лангакера, который обозначил различие между профилем и базой понятия. Под профилем понятия подразумевается обозначающее его слово, в то время как база есть энциклопедическое знание о том, что это понятие обозначает. Например, определение «радиуса» звучит как «отрезок, который соединяет центр окружности с любой точкой на этой окружности». Если всё, что мы знаем о понятии радиус — это его профиль, то мы знаем всего лишь, что это отрезок, который соединён с чем-то под названием «окружность» в некотором более крупном целом под названием «круг». То есть, наше понимание имеет лишь фрагментарный характер до тех пор пока базовое понятие круга твёрдо не закрепится в нашем сознании.

В том случае, когда одна база присуща различным профилям, образуется «домен». Например, концептуальные профили «арка», «центр» и «окружность» находятся в домене круга, потому что каждый из них использует понятие круга в качестве базы. Следовательно, мы можем обозначить понятие языкового фрейма как базу концептуального профиля либо (в более общем смысле) как домен, частью которого данный профиль является.

Категоризация и познание

Большое расхождение в подходах к когнитивной семантике наблюдается в понимании структуры категорий. Как уже упоминалось выше, анализ семантических единиц уступает анализу языковых фреймов той или иной категории. Следовательно и в этом вопросе альтернативный подход должен выйти за рамки классических теорий, а также объяснить то богатство деталей, с которыми у носителей языка ассоциируется конкретная категория.

Теория прототипов, выдвинутая Элеонорой Рош, дала некоторые основания предполагать, что структура многих естественных лексических категорий является ступенчатой, то есть в ней есть прототипы, которые «лучше соответствуют» данной категории, чем остальные. Например, малиновка для большинства людей будет являться лучшим примером категории «птица», чем пингвин. Если эта точка зрения верна, то можно утверждать, что в структуре категорий есть центральные и периферические члены.

Эта тема была продолжена последователем Людвига Витгенштейна Джорджем Лакоффом, который отмечал, что некоторые категории связаны друг с другом лишь посредством так называемого семейного сходства. Таким образом, кроме классических категорий, основанных на необходимых и достаточных условиях, существует ещё по меньшей мере два других вида категорий: генеративные и радиальные.

Генеративные категории — это категории, которые могут быть созданы путём нахождения центральных случаев использования и применения определённых критериев для обозначения принадлежности к категории. Принцип подобия является примером одного из правил, на основе которых из прототипа образуется более широкая категория.

Радиальными категориями являются общепризнанные, но не всегда соответствующие правилам категории. Понятие «мать», например, может быть объяснено с точки зрения ряда условий, которые могут или не могут быть достаточными. Эти условия могут включать в себя: состоит в браке, всегда была женщиной, родила ребёнка, предоставила ребёнку половину его ген, воспитывает ребёнка, замужем за генетическим отцом ребёнка, на одно поколение старше ребёнка, является законным опекуном этого ребёнка. Любое из вышеуказанных условий может быть не реализовано: например, «мать-одиночка» не состоит в замужестве, а «суррогатная мать» вовсе не обязательно проявляет заботу. Если собрать все эти аспекты вместе, то, хотя они и они образуют некий прототипный образ матери, но тем не менее не проводят точных границ этой категории. То, какое именно значение будет центральным, конвенционально устанавливается конкретным сообществом пользователей языка.

С точки зрения Лакоффа, влияние прототипов может быть объяснено в значительной степени последствиями идеализированных когнитивных моделей. То есть, образование доменов происходит вокруг идеального значения слова, которое может или не может соответствовать действительности. Например, слово «холостяк» обычно означает «взрослый мужчина, не состоящий в браке». Тем не менее, это понятие образовалось вокруг некоего идеального представления о холостяке: совершеннолетний, не дававший обет безбрачия, независимый, социализированный, беззаботный. В реальной ситуации содержание понятия может может быть расширено, либо же могут образоваться ложные предположения. Например, люди, как правило, включат в значение слова «холостяк» такое исключение как «сексуально активный семнадцатилетний юноша, живущий один и владеющий собственной фирмой» (фактически ещё не совершеннолетний, но всё же холостяк), и этот случай может быть рассмотрен как пример расширения границ понятия. Кроме того, говорящий, как правило, исключит из понятия «холостяк» некоторые ложные предположения, например, взрослых неженатых мужчин, не обладающих должным сходством с идеалом, таких как Папа Римский или Тарзан. Влияние прототипов может также быть объяснено как результат категоризации базового уровня и типичности, сходности с идеалом, стереотипизации.

Если рассматривать теорию прототипов таким образом, то она, казалось бы, объясняет структуру языковых категорий. Тем не менее, есть ряд критических замечаний касательно этой интерпретации языковых данных. Действительно, Рош и Лакофф, которые сами являются сторонниками теории прототипов, отмечали в своих более поздних работах, что выводы теории прототипов не обязательно дают нам информацию о структуре категорий. Некоторые представители традиции когнитивной семантики подвергают сомнению выводы, сделанные как классическими теориями, так и теорией прототипов касательно структуры категорий, предлагая взамен теорию динамичного конструала, которая утверждает, что структура категорий всегда создаётся «в режиме реального времени» — следовательно, категории не имеют структуры вне контекста использования.

Ментальные пространства

В традиционной семантике смысл предложения есть ситуация, которую оно передаёт, и эта ситуация может быть описана с точки зрения того возможного мира, где эта ситуация возможна. Кроме того, значение предложения может зависеть от пропозициональных установок, формирующихся в соответствии с чьими-либо мнениями, желаниями, и психическими состояниями. То, играют ли пропозициональные установки какую-либо роль в семантике явления-условия, является спорным вопросом. Однако, существует предположение, что при их помощи семантика явления-условия всё же сможет зафиксировать смысл предложения, выражающего чьё-либо мнение, такого как «Фрэнк считает, что Ред Сокс победят в следующей игре». Общему смыслу этого предложения соответствует совокупность абстрактных условий, при которых в сознании Фрэнка существует определённая пропозициональная установка, и эта установка есть не что иное, как отношение Фрэнка к тому возможному миру, в котором Ред Сокс выиграют следующую игру.

Тем не менее, многие лингвисты выражают недовольство неуклюжим выражением и сомнительной онтологией семантики возможных миров. Альтернативный подход был разработан Жилем Фоконье. С точки зрения Фоконье, смысл предложения может быть получен путём анализа «ментальных пространств». Ментальные пространства есть когнитивные структуры, существующие исключительно в умах собеседников. В соответствии с его теорией существует два вида ментальных пространств. Базовое пространство используется для описания реальности (оно понятно обоим собеседникам). Пространственными конструкторами (либо сконструированными пространствами) являются те ментальные пространства, которые выходят за рамки реальности путём апеллирования к возможным мирам наряду с временными выражениями, вымышленными конструкциями, играми и т. д. Кроме того, семантика Фоконье проводит различие между ролью и значением. Семантическая роль понимается как описание категории, в то время как значениями являются конкретные примеры, входящие в состав категории. (В этом смысле, различие между ролью и значением является особым случаем различия между типом и знаком.)

Фоконье утверждает, что при помощи изложенного выше разделения могут быть объяснены многие любопытные семантические конструкции, такие как, например, следующее предложение:

  1. В 1929 году женщина с белыми волосами была блондинкой.

Семантолог должен уметь объяснить тот очевидный факт, что это предложение не противоречит самому себе. Фоконье строит свой анализ на основе наблюдения, что существует два различных ментальных пространства (пространство настоящего времени и пространство 1929 года). В соответствии со сформулированным им принципом доступа, «значение в одном пространстве может быть описано с помощью той роли, которую выполняет его двойник в другом пространстве, даже если эта роль является недействительной в первом пространстве». Итак, в рамках данного предложения, значением в пространстве 1929 года является «блондинка», хотя в пространстве настоящего времени она описывается ролью «женщины с белыми волосами».

Концептуализация и конструал

Как было показано выше, когнитивная семантика объясняет построение значения как на уровне предложения, так и на уровне лексемы с точки зрения структуры понятий. Однако, не вполне ясно, какие конкретно когнитивные процессы играют в этом роль. Кроме того, неясно, каким образом могут быть объяснены способы употребления понятий в дискурсе. Похоже на то, что, если наша задача состоит в том, чтобы объяснить, как семантические цепочки передают различное семантическое содержание, то сначала нужно выяснить, какие именно когнитивные процессы приводят к этому. Исследователи могут ответить на оба вопроса, изучив конструальные операции, задействованные в обработке языка — то есть, изучив способы построения людьми личного опыта при помощи языка.

Язык полон конвенций, которые позволяют передавать личный опыт в тонких и мелких деталях. Например, языковые фреймы наблюдаются во всём спектре лингвистических данных, простираясь от самых сложных высказываний до тона, выбора слов, выражений, образованных за счёт морфемного состава. Другим примером являются схемы изображений, то есть способы, при помощи которых мы структурируем и понимаем элементы нашего личного опыта, полученного на основе одного из чувств.

По мнению таких лингвистов как Уильям Крофт и Д. Алан Круз, существует четыре вида общих когнитивных способностей, которые играют активную роль в построении конструалов. К ним относятся: внимание /основные моменты, мнение/ сравнение, контекст и конституция/гештальт. Каждая общая категория содержит определённое количество субпроцессов, каждый из которых помогает объяснить то, каким из единственных в своём роде способов мы кодируем личный опыт при помощи языка.

Напишите отзыв о статье "Когнитивная семантика"

Отрывок, характеризующий Когнитивная семантика

– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]