Кодекс Ботурини

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Кодекс Ботурини (codex Boturini) — ацтекская пиктографическая рукопись неизвестного автора. Название дано по имени одного из первых владельцев кодекса, знаменитого собирателя и историка Лоренцо Ботурини. В настоящее время находится в коллекции Национального музея антропологии в Мехико.

Представляет собой длинный лист бумаги (19,8 на 549 см) из коры фикуса, сложенный гармошкой таким образом, что получились страницы, которые можно листать. Сохранилась 21 целая страница, 22-я страница оборвана на половине, и конец рукописи неизвестен. За исключением дат, нарисованных красным цветом, рисунки выполнены в черной краске, в отличие от других, обычно цветных, кодексов. Ещё одно отличие кодекса Ботурини — неплотное расположение рисунков, незаполненные места на страницах.

Большинство эпизодов снабжено столбцами дат. Человеческие фигуры в основном изображены группами по четыре, вероятно, из-за того значения, которое это число имело в культуре ацтеков.

Кодекс повествует о легендарном путешествии из мифического Ацтлана в долину Мехико. Отсюда его название «Полоса[1] странствий» (исп. Tira de la Peregrinación).

В сохранившемся фрагменте говорится о том, как мешики (самоназвание ацтеков) тронулись в путь около 1116 года — это приблизительный подсчёт на основании сопоставления обозначенных в кодексе дат и христианского календаря[2]. Они не шли прямой дорогой и время от времени делали остановки на несколько лет, в частности, в Толлане, затем снова пускались в путь и через сто с лишним лет поселились на холме Чапультепек. Рукопись не доходит до основания ацтеками города Теночтитлан на озере Тескоко, она заканчивается на том времени, когда в конце XIII в. ацтеки попали в подчинение жителям города Кулуакан, где был принесен в жертву ацтекский вождь Уицилиуитль.

Извилистый путь мешиков сопровождается следами ног. Они не только указывают направление движения, но и, как на других изображениях в книгах и архитектуре, свидетельствуют о присутствии невидимого бога. Таким образом, эти следы могут быть оставлены богом Уицилопочтли, сопровождавшим мешиков в их пути.

Стиль и содержание рукописи позволяют уверенно заявить, что она была составлена в районе Теночтитлана. Время составления относят к первой половине XVI века (1521—1540), вскоре после начала испанского завоевания Центральной Америки. В качестве основания для этого указывают на европеизированное изображение дерева на 3-й странице, хотя других подобных контаминаций рукопись не содержит.

Существуют различные мнения относительно того, как использовался кодекс. Это мог быть исторический набросок, служивший справочным материалом, основой для более подробного трактата или учебным пособием для тех, кто еще не научился читать более сложные книги с плотным расположением пиктограмм. Также есть мнение, что эта книга была составлена специально для испанских завоевателей как краткий рассказ об истории и доказательство прав коренного народа на свои земли, поэтому она достаточно проста и может быть легче понята чужеземцем.





Фрагмент

Сам характер пиктографического письма допускает различные толкования, однако расхождения в интерпретации кодекса Ботурини незначительны, так как в данном случае она подкрепляется сведениями из других источников.

Два года народ был вне закона:

(5) год 3 Кремень


(6) и год 4 Дом.



(7) Они сделали рабами тех, кого захватили; и те два года оставались в Контитлане («Место кувшинов»):



(8) год 5 Кролик



(9) и год 6 Тростник

(1) Чимальмашочитль («Водяной цветок с лепестками, как щит») (2) и её отец Уицилиуитль («Перо колибри»)
(3) были захвачены врагами и приведены перед лицо Кошкоштли («Фазаний господин»), правителя (4) Кулуакана («Склонённая гора»).



(3) Кошкоштли предложил им свободу, если они будут биться за него на войне.




(2) Кулуакан объявил войну Шочимилько («Место цветов»).



(1) Некоторых принесли в жертву в Кулуакане.

1. Он велел им принести ему уши шочимилькан [от каждого убитого]. 2. Они попросили оружие. 3. Кошкоштли отказал им. 4. Они договорились между собой, что всё равно пойдут. 5. И собрали много ушей у шочимилькан.

Мешики [освободившись от рабства] отправились вперёд отрядами, с ножами в руках и боевыми кличами [завоёвывать новые земли].

Здесь рукопись обрывается. Остается непонятным, хотел ли автор закончить на этом своё повествование или конец рукописи утерян. Незаполненные места на предпоследней странице и части последней дают основание предполагать, что автор не успел закончить свою работу, хотя, возможно, он сделал это намеренно, если того требовало продолжение рассказа.

См. также

Напишите отзыв о статье "Кодекс Ботурини"

Примечания

  1. Полоса в значении узкий кусок, полоса бумаги.
  2. По мнению этнолога калифорнийского университета Фермина Эрреры.

Ссылки

  • [www.mexico-tenoch.com/historia/codices/codice%20boturini/index.html Фотографии страниц кодекса]
  • [www.thing.net/~grist/ld/bot/boturini.htm Последние страницы кодекса Ботурини]

Отрывок, характеризующий Кодекс Ботурини

– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.