Кодекс Мендоса

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кодекс Мендоса
Códice Mendoza


Вторая лицевая страница Кодекса, где аллегорически изображен герб и основание города Мехико-Теночтитлана.

Автор:

Анонимный автор из Мехико, составивший глоссы

Жанр:

хроника, история, экономика, этнография, религия

Язык оригинала:

науатль, испанский

Оригинал издан:

ок. 1547 (Мехико, Испания),
1997 (University of California Press, США),
2013 (Киев, Украина)

Переводчик:

С.А. Куприенко и В.Н. Талах

Серия:

Ацтекские кодексы

Издатель:

University of California Press
[kuprienko.info Видавець Купрієнко С.А.]

Выпуск:

2013 (Украина)

Страниц:

308

ISBN:

978-617-7085-05-7

[kuprienko.info/codice-mendoza/ Электронная версия]

Ко́декс Мендо́са (исп. Códice Mendoza (Mendocino), аст. Mendoza āmoxtli), созданный анонимным автором приблизительно в 1547 году в Мехико — один из лучших по сохранности среди ацтекских рукописных кодексов. Это второй ацтекский кодекс, полностью переведённый в 2013 году на русский язык специалистами по доколумбовым цивилизациям В. Н. Талахом и С. А. Куприенко[1].





Феномен месоамериканских кодексов

Многомиллионный мир индейцев Мексики, за несколько лет оказавшихся подданными кастильской Короны, на первых порах был совершенно неизвестен и малопонятен новым хозяевам. Потребность в его понимании и осмыслении породила в раннеколониальной Новой Испании своеобразное литературное явление — комментированные кодексы. Эти документы, создававшиеся по заказу колониальной администрации или церкви, имели по меньшей мере двух авторов: индейского, исполнявшего текст в соответствии с нормами и правилами доиспанской ацтекской пиктографии (источник?), и испанского, сопровождавшего индейский текст толкованиями и пояснениями, как правило по-испански (хотя, например, в «Кодексе Риос» они на итальянском языке). Одним из самых ранних по времени создания, интересных и полных по содержанию, совершенных по качеству исполнения и хорошо сохранившихся до настоящего времени памятников такого рода является рукопись, получившая название «Кодекс Мендоса» («Codex Mendoza»).

Физические характеристики

«Кодекс Мендоса» занимает 71 лист (142 страницы, из которых 8 — чистые) размером 21-21,5 см на 30-31,5 см, и в настоящее время переплетен вместе с другими материалами второй половины XVI в. в один манускрипт из 85 листов, хранящийся в Бодлианской библиотеке Оксфордского университета, Великобритания, под номером MS.Arch.Seld.A1. Текст написан на европейской бумаге, водяные знаки на которой указывают, что она была предположительно произведена в Испании в 30-е — 40-е годы XVI ст.[2]. На третьем с начала листе имеется латинский заголовок Historia Mexicana cum figures quasi hieroglyphicisМексиканская история с фигурами, похожими на иероглифы»), проставленный, по всей видимости, одним из позднейших владельцев, Джоном Селденом (John Selden).

Содержание

По содержанию документ делится на три раздела или части.

Первая часть: историческая

Первая, занимающая 19 страниц, начинается с рассказа об основании ацтекской столицы Теночтитлана и последовательно описывает завоевания девяти ацтекских правителей (всего перечислено 202 покоренных города и селения), сопровождаемые их краткими характеристиками. Современные исследовательницы Ф. Бердан (Frances F. Berdan) и П. Эневольт (Patricia R. Anawalt) так подытоживают содержание указанной части:

Этот раздел кодекса показывает нам обобщенный взгляд на основание островного города и идеализированную летопись побед имперской экспансии.

— F.F. Berdan, Anawalt P.R. The Essential Codex Mendoza. Berkeley, Los Angeles and London. 1997, p. XI.

Завершают первую часть кодекса два листа, перечисляющие 18 селений, в которых располагались высокопоставленные ацтекские сановники, по всей вероятности — центры управления завоеванными территориями.

Вторая часть: налоговая

Занимающая 36 листов вторая часть «Кодекса Мендоса» содержит детальный перечень дани, уплачивавшейся владыкам Мешико 371 селением. При этом, часть селений, указанных в качестве данников, отсутствует в разделе о завоеваниях, а часть селений, описанных как завоеванные, не указаны в списке данников.

Третья часть: обычаи индейцев

Пиктографические части 1 и 2 разделов несомненно восходят к доиспанским прототипам, по всей вероятности, официозного характера. В отличие от них третья, заключительная часть «Кодекса Мендоса», посвященная обычаям и повседневной жизни индейцев, была специально составлено в колониальную эпоху для испанского читателя. Характеризуя её, указанные уже Ф. Бердан и П. Эневольт пишут:

Мешики, появляющиеся на страницах «Кодекса Мендоса», это не только решительные завоеватели и воители, но также непослушные дети, заядлые игроки в мяч, жизнерадостные музыканты, благочестивые жрецы, презренные прелюбодеи… мы наблюдаем их развитие от колыбели до могилы, следуя путями, избранными «хорошими» и «плохими» мешиками, как они проходили по жизни предписанные ступени. Дети воспитывались, браки заключались, жрецы-новички обучались, войны объявлялись и приговоры выносились. Очевидно, жизнь мешиков имела многие измерения, и «Кодекс Мендоса» касается большинства из них.

— F.F. Berdan, Anawalt P.R. The Essential Codex Mendoza. Berkeley, Los Angeles and London. 1997, p. XI.

История рукописи

В самом тексте «Кодекса Мендоса» нет указаний на авторов, заказчика, время и обстоятельства его создания. Однако, свидетельства некоторых колониальных документов могут быть связаны с этим памятником. В частности, конкистадор Херонимо Лопес (Jerónimo López) писал в письме вице-королю Новой Испании Антонио де Мендоса, датируемом приблизительно 1547 годом:

Лет шесть назад, чуть больше или меньше, как, зайдя однажды в дом одного индейца по имени Франсиско Уальпойоуалькаль (Gualpuyugualcal), мастера рисовальщиков (maestro de pintores) я увидел в его распоряжении книгу в пергаментной обложке, и, когда я спросил, что это, он по секрету показал мне её и сказал мне, что делал её по приказу Вашей Вельможности и должен был поместить в ней всю землю от основания этого города Мешико, и владык, какие правили бы и владычествовали бы в нём до прихода испанцев, и битвы и стычки, какие они имели, и взятие этого великого города, и все области, над которыми он владычествовал, и то, что он подчинил, и распределение этих селений и областей, сделанное Мотексомой между главными владыками этого города, и об оброке (feudo), который ему давали ежегодно от тех, кому были поручены подати с селений, каковые он имел, и наметки (traza), какие он применил в названном распределении, и как он наметил селения и области для этого.

— The Codex Mendoza / Edited by F.F. Berdan & P.R.Anawalt. Vol.I. Interpretation. Appendices. Berkeley and Los Angeles, 1992, pp.10-11, not.3

С. Савала (Silvio Zavala) в 1938 г. предположил, что в этом тексте речь идет именно о «Кодексе Мендоса». Однако, известный знаток колониальных мексиканских кодексов Г. Никольсон (Henry B. Nicholson) указывает, что описание, приведенное Херонимо Лопесом, не вполне совпадает с содержанием «Кодекса Мендоса» (в «Кодексе» отсутствует описание Конкисты, упоминаемое Лопесом, зато последний ничего не говорит об этнографическом разделе). По мнению Г. Никольсона речь может идти либо о протографе, послужившем основой для «Кодекса Мендоса», либо о документе, составленном с использованием его материалов[3]. Некоторые данные позволяют допустить существование некоей «Книги с цветными изображениями» (un libro de figures de colores), упоминаемой, в частности, испанским историком Антонио де Эррерой, чье содержание было очень близким к «Кодексу Мендоса», однако, находившейся в Испании в 15971598 гг., когда «Мендосиано» уже принадлежал английскому владельцу[4]. Относительно возможного автора испанского комментария из «Кодекса Мендоса» также существуют различные точки зрения. Ф. Гомес де Ороско (Federico Gómez de Orozco) в 1941 г. высказал мнение, что им был священник Хуан Гонсалес (Juan González), о котором Бернардино де Саагун упоминает как о получившем от теночков некую рукопись «с рисунками и письменами», где указывался тот же срок правления Ашайакатля (12 лет вместо обычных 14), что и в «Кодексе Мендоса»[5]. Впрочем, этого наблюдения недостаточно для определенного вывода, и Г. Никольсон, исходя из несомненного сходства испанского текста 1 части «Кодекса Мендоса» и глав 34-36 II книги Херонимо де Мендиеты, предполагает, что автором испанского комментария был выдающийся этнограф и лингвист Андрес де Ольмос (Andrés de Olmos) (ок.1491 — 1570 или 1571 гг.)[6]. Хотя мысль, что именно некое сочинение Ольмоса послужило источником Мендиеты, кажется очень вероятной, из этого авторство Ольмоса относительно «Кодекса Мендоса» прямо не вытекает, так как он сам мог использовать текст «Кодекса», написанный другим лицом.

Судьба рукописи за пределами Мексики

Сведения о судьбе манускрипта за пределами Мексики более определенны. В частичном издании памятника, предпринятом в 1625 г. английским библиофилом Сэмюэлем Парчезом (Samuel Purchase), последний сообщает:

… Испанский губернатор, получив, с некоторыми трудностями …, индейскую книгу с мешикскими объяснениями рисунков (но всего за десять дней до отправления кораблей), поручил одному знатоку мешикского языка, чтобы она была переведена; и тот в очень ясном стиле и дословно выполнил это, использовав также некоторые арабские слова, как 'Alfaqui' и 'Mezquita' (для «жрец» и «храм»). Эта история, таким образом написанная, посланная Карлу Пятому, императору, была вместе с кораблем, перевозившим её, захвачена французскими военными, у которых Андре Теве (Andrew Tevet), географ французского короля, приобрел её ….

— The Codex Mendoza / Edited by F.F. Berdan & P.R.Anawalt. Vol.I. Interpretation. Appendices. Berkeley and Los Angeles, 1992, p.7

Время, когда рукопись попала в руки космографа французского короля Генриха II Андре Теве (1502 или 15171592), позволяет уточнить дважды (на стр. 1r и 71v) проставленная под его подписью дата «1553». Она, в общем-то отвечает обстоятельствам приобретения, указанным Парчезом, поскольку в 15521556 гг. Франция и Испания находились в состоянии войны. Впрочем, если годом отправки рукописи в Европу действительно является 1553, то сделано это было по приказу не Антонио де Мендосы (он оставил пост вице-короля в 1550 г.), а его преемника, Луиса де Веласко. А. Теве владел рукописью около трех с половиной десятилетий, он, кажется, упоминает её (наряду с ещё одной мексиканского происхождения книгой «об идолах») в своих сочинениях «Истинные портреты и жития выдающихся людей» (Vrais portraits et vies des homes illustres, 1584) и «Великий островитянин» (Grand Insulaire, 1585). Не позже сентября 1587 г., однако, королевский космограф продал манускрипт за 20 ливров (French crowns) английскому писателю-географу и собирателю раритетов Ричарду Хаклуту (правильнее — Гаклют) (Richard Hakluyt) (15531516), в то время капеллану посла Елизаветы I в Париже. Осенью или зимой 1588 г. Хаклут вернулся в Англию, увезя с собою рукопись. После его смерти она была приобретена уже упоминавшимся С. Парчезом, затем находилась во владении его наследников, пока не была куплена у них известным английским юристом, философом и антикваром Джоном Сэлденом (15841654), и, наконец, в 1659 г. оказалась в собрании Бодлианской библиотеки Оксфордского университета.

Издания «Кодекса Мендоса»

Зарубежные издания

Первая (частичная) публикация перевода испанского текста из «Кодекса Мендоса» с гравюрами на дереве, воспроизводившими рисунки, была предпринята, как уже упомянуто, в 1625 г. С. Парчезом (Hakluytus Posthumuous Dr. Purchas His Pilgrimages. Vol.3). В 1630 г. часть его гравюр была воспроизведена в изданной в Лейдене книге Иоаннеса де Лаэта (Joannes de Laet. Niewe Wereldt ofte Berschrifjuingbe van West-Indien), затем, в 16521654 гг. использована Атанасиусом Кирхером (Athanasius Kircher) в его книге «Oedipus Aegiptiacus». В дальнейшем французский перевод парчезовского издания с гравюрами был издан в Париже в 1672 году М. Тевено (M.Thevenot), с переизданием в 1696 г. Однако, в целом с середины XVII и до первой четверти XIX в. «Кодекс Мендоса» был малоизвестен, упоминавшие его издатели путали памятник с «Кодексом Теллериано-Ременсис», полагая, что он хранится в Королевской библиотеке в Париже. Впрочем, именно в это время Ф. Клавихеро в вышедшей в свет в 17801781 гг. «Древней истории Мексики» впервые назвал манускрипт «Сборником Мендосы» (Raccolta di Mendoza). Под названием «Кодекс Мендоса» памятник появился в 1831 г. в первом цветном воспроизведении, открывая роскошную публикацию мексиканских рукописей лорда Кингсборо «Мексиканские древности» (литографированные рисунки — том I, испанский текст — том V, английский перевод — том VI). В 1925 г. в Мадриде по заказу мексиканского правительства было издано фотографическое черно-белое воспроизведение «Кодекса Мендоса» под редакцией Ф. дель Пасо-и-Тронкосо (Francisco del Paso y Troncoso), а в 1938 году[7] в Лондоне увидело свет цветное трехтомное фотоиздание под редакцией Дж. Купера Кларка (James Cooper Clark) с обширными комментариями; к сожалению, большая часть тиража погибла во время бомбардировки Лондона нацистами в 1940 году (впрочем, эту утрату в некоторой степени восполнило мексиканское переиздание 1979 г.). В 1978 г. цветное издание в уменьшенном формате под редакцией К. Росса (Kurt Ross) вышло в свет во Фрейбурге (Швейцария). Наконец, фундаментальное издание «Кодекса Мендоса» с детальными комментариями было осуществлено в 1992 г. Калифорнийским университетом под редакцией Ф. Бердан и П. Эневольт (сокращенное переиздание осуществлено в 1997 г.).

Издание на русском языке, 2013

  • Анонимный автор. [kuprienko.info/codice-mendoza/ Кодекс Мендоса] / Ред. и пер. С. А. Куприенко, В. Н. Талах.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 308 с. — ISBN 978-617-7085-05-7.

См. также

Напишите отзыв о статье "Кодекс Мендоса"

Примечания

  1. Кодекс Мендоса, 2013.
  2. The Codex Mendoza / Edited by F.F. Berdan & P.R.Anawalt. Vol.I. Interpretation. Appendices. Berkeley and Los Angeles, 1992, стр.13-14
  3. The Codex Mendoza / Edited by F.F. Berdan & P.R.Anawalt. Vol.I. Interpretation. Appendices. Berkeley and Los Angeles, 1992, стр.1-2,10
  4. The Codex Mendoza / Edited by F.F. Berdan & P.R.Anawalt. Vol.I. Interpretation. Appendices. Berkeley and Los Angeles, 1992, стр.2-5
  5. The Codex Mendoza / Edited by F.F. Berdan & P.R.Anawalt. Vol.I. Interpretation. Appendices. Berkeley and Los Angeles, 1992., стр.2
  6. The Codex Mendoza / Edited by F.F. Berdan & P.R.Anawalt. Vol.I. Interpretation. Appendices. Berkeley and Los Angeles, 1992, стр.8-9
  7. [books.google.com.ua/books?id=VfGmSgAACAAJ Codex Mendoza: the Mexican manuscript known as the Collection of Mendoza and preserved in the Bodleian library, Oxford]

Литература

  • Талах В.Н., Куприенко С.А. [kuprienko.info/talah-v-n-kuprienko-s-a-amerika-pervonachal-naya-istochniki-po-istorii-majya-naua-astekov-i-inkov/ Америка первоначальная. Источники по истории майя, науа (астеков) и инков] / Ред. В. Н. Талах, С. А. Куприенко. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 370 с. — ISBN 978-617-7085-00-2.
  • Berdan, Frances F.; Anawalt, Patricia Rieff. The Essential Codex Mendoza. — University of California Press, 1997. — ISBN 9780520204546.
  • Ross, Kurt. Codex Mendoza: Aztec Manuscript. — 1978.

Ссылки

  • [posthegemony.blogspot.com/2005/10/codex-mendoza.html Codex Mendoza] (англ.). Posthegemony (11 October 2005). — Описание Кодекса. Проверено 7 января 2013. [www.webcitation.org/6E2usMWrl Архивировано из первоисточника 30 января 2013].
  • [www.findarticles.com/p/articles/mi_qa3686/is_200008/ai_n8917028 Обзор книги The Essential Codex Mendoza] (недоступная ссылка)

Отрывок, характеризующий Кодекс Мендоса

– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?