Кодекс Чимальпопоки

Кодекс Чимальпопоки
Códice Chimalpopoca
Жанр:	календарь, хроника, история
Язык оригинала:	науатль, испанский
Оригинал издан:	начало XVII века (Тлателолько, Испания)
Переводчик:	С. Куприенко и В. Талах
Серия:	Ацтекские кодексы
Издатель:	Видавництво Купрієнко С.А.
ISBN:	978-617-7085-11-8

Кодекс Чимальпопоки — рукопись начала XVII века, памятник литературы ацтеков, записанный на науатль латиницей, и восходящий к доиспанским прототипам. Несколько частей этого ацтекского кодекса, в частности «Легенда о Солнцах» переведены на русский язык специалистами по доколумбовым цивилизациям Виктором Талахом и Сергеем Куприенко (Украина, Киев, 2014).

Документ

Падение ацтекской государственности в 1521 году нанесло огромный удар по литературной традиции центральномексиканских индейцев, однако, полностью не уничтожило её. В течение XVI века появился ряд литературных памятников, записанных на науатль латиницей и несомненно восходящих к доиспанским прототипам.

По меньшей мере два из них содержатся в манускрипте, известном в настоящее время как «Кодекс Чимальпопоки». Рукопись в тетради из 43 листов размером 15 на 22 см была создана, по всей видимости, в первые десятилетия XVII века. Кто был инициатором создания сборника — неизвестно. Обстоятельство, что большую его часть занимает летопись, касающаяся селения Куаутитлан (к северо-западу от Мехико), а уроженцы Куаутитлана Алонсо Бехарано и Педро де Сан-Буэнавентура занимали видное положение среди преподавателей знаменитого Императорского и Папского Коллегиума Святого Креста в Тлателолько, привело к предположению, что сборник был создан в Коллегиуме, однако, эта гипотеза ничем больше не подтверждается. Более определенно на происхождение рукописи указывают листы, содержащие генеалогию знаменитого мексиканского историка Фернандо де Альва Иштлильшочитля (1578? — 1650). Можно предположить, что именно по его заказу была сделана копия с утраченной первоначальной рукописи или рукописей. После смерти историка манускрипт, вместе с остальными его бумагами, по всей вероятности оказался в руках Луиса де Гонгоры-и-Арготе, затем у его племянника, знаменитого эрудита Карлоса де Сигуэнсы-и-Гонгоры, от которого попал в библиотеку иезуитского Великого Коллегиума Святых Петра и Павла в Мехико. Там в середине XVIII века тетрадь видел Лоренцо Ботурини Бенадуччи, указавший, что она происходит из бумаг Иштлильшочитля. Дальнейшая судьба рукописи известна эпизодически. В конце XVIII века ею владел знаток мексиканских древностей Антонио де Леон-и-Гама [Antonio de León y Gama], снявший копию, ныне хранящуюся в Национальной Библиотеке Франции в Париже. В первой половине XIX века владельцем рукописи был другой мексиканский эрудит, Фаустино Галисиа Чимальпопока, у которого в 1849 году тетрадь, по всей видимости, приобрел ещё один известный любитель и знаток доколумбовых древностей, Шарль-Этьен Брассёр де Бурбур (на титульном листе сборника он записал название «Кодекс Чимальпопоки» с объяснением, в честь кого оно дано). Наконец, в конце XIX века кодекс оказался в коллекции древностей Исторического Архива Национального Института антропологии и истории в Мехико под номером 159. Увы, проверка фондов архива установила, что в 1949 году рукописи там уже не было. Её нынешнее местонахождение неизвестно. Остались парижская копия Леона-и-Гамы и частичное факсимильное издание, осуществленное в 1945 г. Примо Фелисиано Веласкесом.

Содержание

По содержанию «Кодекс Чимальпопоки» делится на три части. Первые 68 страниц занимает упомянутая уже «Летопись Куаутитлана», излагающая события от «сотворения мира» до 1563 года, с добавлениями, сделанными в 1570 г. На следующих трех листах приводится составленное по-испански сочинение индейского священника Педро Понсе де Леона (1546?-1628?) «Краткое сообщение о богах и обрядах язычества» («Breve relación de los dioses y ritos de la gentilidad»). Наконец, страницы с 75 по 84 занимает текст, которому мексиканский исследователь начала XX века Ф. де Пасо-и-Тронкосо дал название «Легенда о Солнцах».

Издания

На русском языке

• [kuprienko.info/skazaniya-o-solntsah-mify-i-istoricheskie-legendy-naua/ Сказания о Солнцах. Мифы и исторические легенды науа] / Ред. и пер. С. А. Куприенко, В. Н. Талах.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2014. — 377 с. — ISBN 978-617-7085-11-8.

Библиография

• Bierhorst, John / Trans. & ed. History and Mythology of the Aztecs: The Codex Chimalpopoca. Tucson: University of Arizona Press, 1992.
• Gingerich, Willard. Tlamachilliztlatolçaçanilli. A Performance Translation of the Nahuatl «Wisdom-discourse Fables» from the Manuscript of 1558 // Estudios de Cultura Nahuatl, 28, 1998. — Pp. 159—196.
• Lehmann, Walter / Ed. & trans. Die Geschichte der Kiinigreiche von Colhuacan und Mexico. Quellenwerke zur alten Geschichte Amerikas, vol. l. — Stuttgart und Berlin: Verlag von W. Kohlhammer, 1938.
• Markman, Roberta and Peter Markman. The Flayed God: The Mesoamerican Mythological Tradition. — San Francisco: Harper San Francisco, 1992.
• Paso y Troncoso, Francisco del. Leyenda de los soles, continuada con otras leyendas y noticias // Biblioteca Náuatl, № 5:1. — (México:) 1903. — Pp.1-40.
• Velázquez, Primo Feliciano / Trans. & ed. Códice Chimalpopoca: Anales de Cuauhtitlan y Leyenda de los Soles. — México: UNAM, 1947.
• Мексиканская рукопись 385 «Кодекс Теллериано-Ременсис» (с дополнениями из Кодекса Риос) / ред. С. А. Куприенко, В. Н. Талах. — Киев: Видавець Купрієнко С. А., 2013. — 317 с. — ISBN 978-617-7085-06-4.

См. также

• Месоамериканские кодексы
• Ацтекские кодексы
• Календарь ацтеков
• Кодекс Мендоса

Ссылки

• Кодекс Чимальпопока: тематические медиафайлы на Викискладе

Отрывок, характеризующий Кодекс Чимальпопоки

«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.