Козицкий, Григорий Васильевич

Григорий Васильевич Козицкий<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Рождение:	1724(1724) Киев
Смерть:	26 декабря 1775 (6 января 1776)(1776-01-06) Москва
Супруга:	Екатерина Ивановна Мясникова
Дети:	Александра, Анна
Образование:	Киево-Могилянская академия
Деятельность:	статс-секретарь, прозаик, журналист

Григо́рий Васи́льевич Кози́цкий (1724, Киев — 26 декабря 1775 [6 января 1776], Москва) — русский писатель и журналист казацко-старшинного происхождения, кабинет-секретарь Екатерины II (1768—1774), помогавший ей в издании журнала «Всякая всячина».

Биография

Учился в Киево-Могилянской академии, затем в Германии. В 1756 году прибыл в столицу Российской империи город Санкт-Петербург, где работал под руководством М. В. Ломоносова, преподавал в Академической гимназии. После смерти Ломоносова занимался разбором его бумаг, перевёл некоторые из них на латынь. Печатался в журналах «Ежемесячные сочинения», «Трудолюбивая пчела», «Всякая всячина».

В 1765 году приближен ко двору и становится техническим помощником Государыни Императрицы Екатерины Великой, а потом вступает в должность её статс-секретаря. Через два года сопровождает государыню вместе с графом В. Г. Орловым в путешествии по Волге.

В сентябре 1774 года Козицкий, ссылаясь на пошатнувшееся здоровье, просил уволить его от службы; 10 июля 1775 года он получил отставку и переехал в Москву.

В обширной биографической литературе ^и др. смерть Козицкого описана, в основном, одинаково: «впав в меланхолию, он в припадке этой болезни» 21 декабря 1775 года нанес себе 32 раны ножом, от которых и умер 26 декабря 1775 года. Ссылки на источники такого описания, при их наличии, сводятся к дневнику поручика Васильева за 1774—1777 годы, в котором, в свою очередь, указано, что Козицкий совершил самоубийство 26 декабря. Относительно способа самоубийства имеющиеся источники эпохи ссылаются лишь на слухи.

Семья

В Симбирске в 1767 году познакомился с дочерью богатого купца и промышленника И. С. Мясникова, а в 1771 году женился на Екатерине Ивановне Мясниковой (1746—1833). Брак получил одобрение императрицы, пожаловавшей Козицкому по случаю свадьбы 10000 руб.; за женою он, кроме денег, получил в приданое 2 завода и 19 000 душ крепостных. Их дочери:

• Александра Григорьевна (1772—1850), хозяйка блестящего салона, жена графа Ивана Степановича Лаваля, мать Е. И. Трубецкой, героини поэмы «Русские женщины»;
• Анна Григорьевна (1773—1846), вторая жена князя Александра Михайловича Белосельского-Белозерского, мачеха знаменитой княгини Зинаиды Волконской и мать князя Эспера Белосельского-Белозерского.

По примеру других крупных помещиков госпожа Козицкая обустроила под Москвой усадьбу Льялово с церковью Рождества Богородицы, которая служила усыпальницей для семейства её младшей дочери.

• Ekaterina Kozitzkay.jpg

  Екатерина Ивановна

• RusPortraits v2-088 La Comtesse Alexandrine Grigoriewna Laval.jpg

  Александра Григорьевна

• Anna Beloselskaya-Belozerskaya.jpg

  Анна Григорьевна

Литература

• Тупиков Н. М. Козицкий, Григорий Васильевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Источники

• [slovari.yandex.ru/козицкий/Гуманитарный%20словарь/Козицкий%20Григ.%20Вас./ Биография Козицкого в Гуманитарном словаре](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2866 дней))
• Степанов В. П. [www.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=1111 Козицкий Григорий Васильевич] // Сайт Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50767.ln-ru Профиль Григория Васильевича Козицкого] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Козицкий, Григорий Васильевич

По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.