Козлова, Лидия Николаевна
Поделись знанием:
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
| Лидия Николаевна Козлова | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
| Годы творчества: |
1983—наст. время |
| Язык произведений: | |
| Премии: |
«Песня года» (1984, 2000) |
Ли́дия Никола́евна Козло́ва (род. 19 ноября 1937 года) — советская и российская поэтесса, художественный руководитель группы «Лесоповал» (с 2008 года). Известна как автор слов к песне Аллы Пугачёвой «Айсберг».
Содержание
Биография
Первые стихи начала сочинять еще в юности. Играет на гитаре.
Автор ряда популярных песен, среди которых: «Айсберг», «Снег кружится», «Роза красная моя», «Перекати-поле». Её песни исполняют популярные исполнители. Среди них Алла Пугачёва, Филипп Киркоров, Александр Малинин, Надежда Чепрага, Валентина Толкунова, Эдита Пьеха, Людмила Гурченко и Вячеслав Малежик. Среди композиторов-соавторов: Игорь Николаев, Сергей Коржуков, Игорь Азаров, Давид Тухманов, Сергей Березин, Вячеслав Малежик, Руслан Горобец, Анатолий Кальварский, Александр Левшин, Александр Федорков, Александр Малинин, Михаил Муромов, Ирина Грибулина, Вадим Гамалия и др.
Вдова популярнейшего поэта-песенника Михаила Исаевича Танича (1923—2008)[1]. Именно Лидию Николаевну можно считать первым соавтором Михаила Исаевича, свои первые песни она сочинила когда ей было 18 лет, написав музыку к его стихам.
После смерти супруга является продюсером и художественным руководителем группы «Лесоповал».
Член Союза писателей Российской Федерации
Семья
- Муж — Михаил Исаевич Танич (1923—2008) — поэт-песенник.
- Дети — Светлана Михайлова Козлова, Инга Михайловна Козлова.
- Внуки — Лев и Вениамин[2].
Песни на стихи Л.Н.Козловой
- «Айсберг» — (Музыка Игоря Николаева) — исп. Алла Пугачева[3], Ольга Зарубина и Игорь Николаев, Лолита Милявская
- «Амулет» — (Музыка Хасана Богочарова) — исп. Хасан Богочаров
- «Амулет» — (Музыка Сергея Коржукова) — исп. группа «Лесоповал», Галина Беседина, Валентина Пономарева
- «Анна Каренина» — (Музыка Ольга Стельмах) — исп. Ольга Стельмах
- «Блюз упавшей звезды» — (Музыка Сергея Коржукова) — исп. Сергей Коржуков
- «В той стране» — (Музыка Владимира Куклина) — исп. Екатерина Суржикова
- «Ванька Каин» — (Музыка Сергея Коржукова) — исп. Артем Коржуков
- «Возьми мое сердце» — (Музыка Сергея Муравьева) — исп. Алиса Мон
- «Гляжу на мир» — (Музыка Владимира Куклина) — исп. Екатерина Суржикова
- «Гололед» — (Музыка Евгения Щекалева) — исп. Ксения Георгиади
- «Горизонт» — (Музыка Сергея Муравьева) — исп. Алиса Мон
- «Дождик» — (Музыка Тлеса Кажгалиева) — исп. Галина Невара
- «Жду-пожду» — (Музыка Александра Федоркова) — исп. Ефим Шифрин
- «Живая вода» — (Музыка Сергея Муравьева) — исп. Алиса Мон
- «Золотая середина» — (Музыка Сергея Муравьева) — исп. Алиса Мон
- «Иллюзион» — (Музыка Дмитрия Морозова) — исп. Гюли Чохели
- «Как жаль» — (Музыка Сергея Коржукова) — исп. Артем Коржуков, Сергей Коржуков, Валентина Пономарева
- «Как жаль» — (Музыка Игоря Николаева) — исп. Людмила Гурченко
- «Камин» — (Музыка Гаи Галицкой) — исп. Гая Галицкая
- «Ковбой» — (Музыка Евгения Головина) — исп. Евгений Головин
- «Купавна» — (Музыка Гаи Галицкой) — исп. Гая Галицкая
- «Лети, любовь» — (Музыка Вадима Гамалия) — исп. Бируте Петриките
- «Лети, мой милый» — (Музыка Руслана Горобца) — исп. Ольга Зарубина
- «Лето в сентябре» — (Музыка Владимира Куклина) — исп. Дина Рычкова
- «Миражи» — (Музыка Сергея Коржукова) — исп. Сергей Коржуков
- «Мне другие ни к чему» — (Музыка Л. Осипова) — исп. ВИА "Лада"
- «Мое сердце свободно» — (Музыка Владимира Куклина) — исп. Екатерина Суржикова
- «Моцарт» — (Музыка Вячеслава Малежика) — исп. Вячеслав Малежик
- «Мы с тобой у порога» — (Музыка Сергея Коржукова) — исп. Сергей Коржуков
- «Не повторяй» — (Музыка Анатолий Кальварского) — исп. Михаил Боярский, Лариса Долина
- «Неловкий разговор» — (Музыка Игоря Николаева) — исп. Александр Малинин
- «Неловкий разговор» — (Музыка Александра Федоркова) — исп. Ефим Шифрин и Галина Базаркина
- «Обещаю» — (Музыка Сергея Муравьева) — исп. Алиса Мон
- «Осень» — (Музыка Дины Рычковой) — исп. Дины Рычкова и Гюли Чохели
- «Открытый взгляд» — (Музыка Александра Левшина) — исп. Евгений Головин
- «Перекати-поле» — (Музыка Сергея Коржукова (псевдоним Александр Лунев) — исп. Надежда Чепрага, Сергей Коржуков
- «Проводы» — (Музыка Ирины Грибулиной) — исп. Валентина Толкунова
- «Прощай» — (Музыка Сергея Муравьева) — исп. Алиса Мон
- «Птица — синее крыло» — (Музыка Михаила Муромова) — исп. Михаил Муромов и Ольга Зарубина
- «Пугачев» — (Музыка Александра Малинина) — исп. Александр Малинин
- «Пять минут до электрички» — (Музыка Ольга Стельмах) — исп. Ольга Стельмах
- «Разлука» — (Музыка Сергея Коржукова) — исп. Сергей Коржуков
- «Река-лето» — (Музыка Сергея Коржукова) — исп. Сергей Коржуков
- «Роза красная моя» — (Музыка Сергея Коржукова) — исп. Филипп Киркоров, Ярослав Евдокимов, Сергей Коржуков
- «Рябина ветками качала» — (Музыка Ирины Грибулиной) — исп. ансамбль «Дубрава»
- «Синяя волна» — (Музыка Сергея Березина) — исп. ВИА «Пламя»
- «Скрипка» — (Музыка Александра Федоркова) — исп. Ефим Шифрин
- «Скрипка, скрипочка, играй» — (Музыка Сергея Муравьева) — исп. Алиса Мон
- «Снег кружится» — (Музыка Сергея Березина) — исп. ВИА «Пламя», Лев Лещенко, Алсу, Валерий Ободзинский, группа «Би-2», группа «Чук и Гек»
- «Согрей меня» — (Музыка Сергея Муравьева) — исп. Алиса Мон
- «Солнце в зените» — (Музыка Мишеля Райко) — исп. Наталья Ступишина (Анка)
- «Судный день» — (Музыка Мишеля Райко) — исп. Наталья Ступишина (Анка)
- «Танцплощадка» — (Музыка Сергея Коржукова) — исп. Алёна Апина
- «Твои слова» — (Музыка Сергея Муравьева) — исп. Алиса Мон
- «Ты в жизни мне даешь так много» (Музыка Андрея Косинского) — исп. Алёна Апина
- «Увядшие цветы» — (Музыка Сергея Коржукова) — исп. группа «Лесоповал», Надежда Чепрага, Филипп Киркоров
- «Черная речка» — (Музыка Гаи Галицкой) — исп. Гая Галицкая
- «Это только кажется» — (Музыка Игоря Азарова) — исп. Игорь Азаров
- «Это только кажется» — (Музыка Давида Тухманова) — исп. Валентина Толкунова
- «Этот вечер» — (Музыка Игоря Николаева) — исп. Эдита Пьеха
- «Я волнуюсь» — (Музыка Сергея Муравьева) — исп. Алиса Мон
- «Я жду тебя» — (Музыка Владимира Куклина) — исп. Владимир Куклин
- «Яблочко» — (Музыка Ольга Стельмах) — исп. Ольга Стельмах
Награды
Лидия Николаевна дважды являлась лауреатом фестиваля «Песня года»:
- 1984 г. — «Айсберг» (муз. Игоря Николаева) — исп. Алла Пугачева
- 2000 г. — «Роза красная моя» (муз. Сергея Коржукова) — исп. Филипп Киркоров
Дискография
- 1990 — «Перекати-поле» — Песни на стихи Лидии Козловой
- Надежда Чепрага — Перекати-поле (А. Лунев (С.Коржуков))
- Лариса Долина — Не повторяй (А. Кальварский)
- Владимир Куклин — Я жду тебя (В. Куклин)
- Гая Галицкая — Купавна (Г. Галицкая)
- Алиса Мон — Я волнуюсь (С. Муравьев)
- Алла Пугачева — Айсберг (И. Николаев)
- Алиса Мон — Согрей меня (С. Муравьев)
- Гая Галицкая — Черная речка (Г. Галицкая)
- Ансамбль «Пламя» — Снег кружится (С. Березин)
- Гая Галицкая — Камин (Г. Галицкая)
- 2015 — «Лети, мой милый» — Песни на стихи Лидии Козловой
- Надежда Чепрага — Перекати-поле (муз. С.Коржуков)
- Александр Малинин — Пугачев (муз. А.Малинин)
- Филипп Киркоров — Роза красная моя (муз. С.Коржуков)
- Игорь Азаров — Это только кажется (муз. И.Азаров)
- Лев Лещенко — Снег кружится (муз. С.Березин)
- Алла Пугачева — Айсберг (муз. И.Николаев)
- Алиса Мон — Обещаю (муз. С.Муравьев)
- Ольга Зарубина и Михаил Муромов — Птица — синее крыло (муз. М.Муромов)
- Эдита Пьеха — Этот вечер (муз. И.Николаев)
- Валентина Толкунова — Проводы (муз. И.Грибулина)
- Вячеслав Малежик — Моцарт (муз. В.Малежик)
- Ансамбль «Пламя» — Синяя волна (муз. С.Березин)
- Ольга Зарубина — Лети, мой милый (муз. Р.Горобец)
- Валентина Пономарева — Амулет (муз. С.Коржуков)
Напишите отзыв о статье "Козлова, Лидия Николаевна"
Примечания
- ↑ [sobesednik.ru/culture/lidiya-kozlova-my-s-tanichem-za-50-let-ne-nalyubilis Лидия Козлова: Мы с Таничем за 50 лет не налюбились]
- ↑ [www.vokrug.tv/article/show/Lidiya_Kozlova__Na_komplimenty_Tanich_byl_skup_39768/ Лидия Козлова: «На комплименты Танич был скуп»]
- ↑ www.vzov.ru/2012/12_01-02/05.html Лидия Козлова: «Какое счастье, что он был со мною!»
Ссылки
- [mikhail-tanich.webnode.ru/ Сайт памяти Михаила Танича]
- [1000plastinok.net/Lidiya_Kozlova/ Страница Лидии Козловой на сайте «1000 пластинок»]
Отрывок, характеризующий Козлова, Лидия Николаевна
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
