Козловский, Леон

Леон Козловский
Председатель Совета Министров Польши
15 мая 1934 года — 28 марта 1935 года
Предшественник:	Януш Енджеевич
Преемник:	Валерий Славек
Министр по делам аграрной реформы Польши
4 декабря 1930 года — 23 марта 1932 года
Предшественник:	Витольд Станевич
Преемник:	Северын Людкевич
Министр внутренних дел Польши
16 — 28 июня 1934 года
Предшественник:	Бронислав Вильгельм Перацкий
Преемник:	Мариан Зындрам-Косцялковский
Награды:

Леон Тадеуш Козло́вский (польск. Leon Tadeusz Kozłowski; 6 июня 1892 — 11 мая 1944, Берлин) — польский археолог, политик, премьер-министр Польши в 1934—1935.

Биография

Во время Первой мировой войны служил в уланском полку. В 1921—1931 и 1935—1939 годах был профессором археологии в Львовском университете.

В 1928—1935 годах — депутат Сейма, в 1935—1939 годах — сенатор. Был министром сельскохозяйственных реформ (1930—1932), позднее работал в министерстве финансов (1932—1933).

С 15 мая 1934 по 28 марта 1935 года был премьер-министром Польши. После того, как советские войска заняли Львов в 1939 году, был арестован и приговорён к смерти. Однако по договорённости с Владиславом Андерсом был освобождён, поступил в его армию в звании поручика. Осенью 1941 года дезертировал и бежал к немцам. Был заочно приговорён к смерти полевым судом армии Андерса.

В польской прессе высказывались неподтверждённые предположения, что Козловский предпринимал попытки сформировать коллаборационистское «правительство» Польши, которые не увенчались успехом — немцы не склонны были восстанавливать независимость Польши ни в каком виде. Однако немцы оценили его услуги — до конца жизни он получал немецкую пенсию, проживал в отеле «Адлон» в Берлине. В 1943 году участвовал в международной комиссии, расследовавшей Катынский расстрел . Умер от сердечного приступа при авианалёте.

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Козловский, Леон

Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.