Козлов, Алексей Александрович (бизнесмен)

Алексей Александрович Козлов
Род деятельности:	бизнесмен, автор блога «Бутырка-блог»
Дата рождения:	23 января 1974(1974-01-23) (50 лет)
Место рождения:	Москва
Гражданство:	Россия Россия
Супруга:	Ольга Романова

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Алексей Александрович Козлов (род. 23 января 1974, Москва) — бизнесмен, муж телеведущей и журналистки Ольги Романовой. Бывший помощник председателя комитета Совета Федерации по международным делам Михаила Маргелова. В 2009 году был осужден по делу о мошенничестве и покушении на легализацию денежных средств (по последнему обвинению был оправдан в 2013 году). Автор интернет-дневника, получившего известность как «Бутырка-блог». Вышел на свободу в июне 2013 года, проведя в заключении 4 года.

Биография

Алексей Александрович Козлов родился 23 января 1974 года в Москве. Он упоминался в СМИ как внук разведчика, генерал-майора НКВД Наума Эйтингона, одного из руководителей операции по убийству Льва Троцкого в 1940 году.

Биографические сведения о самом Козлове, опубликованные в прессе, отрывочны. Сообщалось, что он окончил университеты в Москве и США по финансовым специальностям, более 12 лет занимался в России банковским бизнесом, а также «строительством офисных зданий». В СМИ писали, что в разное время он был сотрудником «Объединенной финансовой группы», «Пробизнесбанка», занимал пост главы казначейства «Промышленно-торгового банка», а также, некоторым сведениям — в 2005 году — являлся вице-президентом банка «Российский капитал» (между тем в размещенной в интернете отчетности и списке членов правления банка в апреле 2005 года его фамилия не упоминается).

В августе 2005 года Козлов женился на известной телеведущей, журналистке Ольге Романовой. Она оценивала его как «средней руки бизнесмена», упоминая, что у него было «поместье» на Рублевском шоссе и большой автопарк.

В 2006 году, как отмечала Романова, Козлов стал генеральным директором ОАО «Группа „Финвест“» и возглавил также некоторые дочерние компании группы, в том числе московскую фирму по производству искусственной кожи ОАО «Искож». Сообщалось, что фактически компания «Финвест» принадлежала Владимиру Слуцкеру, который на тот момент уже был членом Совета Федерации, и Амбарцуму Сафаряну. При этом публиковались сведения, что, по некоторым данным, Козлов был партнером Сафаряна и Слуцкера еще в 2002 или 2004 году.

В период, когда Козлов пришел в «Финвест», пресса продолжала обсуждать совершенное в 2005 году убийство главы службы безопасности ОАО генерала Анатолия Трофимова и его жены, а также начавшийся ранее конфликт между Сафаряном и Слуцкером. Уже в начале 2007 года Козлов покинул «Финвест» и достаточно скоро стал генеральным директором созданной в июле того же года компании «Корфинанс», занимавшейся финансовым посредничеством и дилерством. Упоминался предприниматель в 2007 году и как помощник председателя комитета Совета Федерации по международным делам Михаила Маргелова.

Летом 2007 года один из эпизодов уголовного дела против Сафаряна (в 2008 году он был признан виновным в хищении и приговорен к 6,5 годам лишения свободы) был выделен в отдельное производство, и в отношении Козлова было возбуждено уголовное дело о незаконном присвоении акций ОАО «Искож». По данным следствия, предприниматель, используя подконтрольную ему офшорную структуру, совершил «мошенничество путём хищения», переведя 33,4 процента акций ОАО «Искож» на счета своей компании при содействии неустановленных лиц (один из подозреваемых был гражданином Эстонии, а другой — жителем этой страны без гражданства; оба объявлены в розыск). 29 июля 2008 года Козлов был задержан, а 31 июля суд санкционировал его арест. Общая сумма ущерба, причиненного Козловым, оценивалась следствием в 254 миллиона рублей.

Романова называла уголовное преследование своего мужа результатом его конфликта со Слуцкером, структуры которого стремились «взять „Искож“ под свой полный контроль». При этом она подчеркивала, что Козлов действительно приобрел акции «Искожа», но сделал это на законных основаниях. Журналистка обращалась в прокуратуру, заявляя, что Слуцкер угрожал ей и её мужу, а некие посредники предлагали урегулировать конфликт, отпустить Козлова и закрыть против него уголовное дело за 3 миллиона долларов. Сам Козлов обвинил Слуцкера в фальсификации материалов уголовного дела против себя, однако представители сенатора версию о его причастности к делу опровергали. В марте 2009 года Пресненский суд Москвы признал Козлова виновным по статьям «мошенничество» (часть 4 статьи 159 УК РФ) и «покушение на легализацию денежных средств» (статьи 30 УК РФ и 174.1 УК РФ) и приговорил его к 8 годам колонии общего режима. Сам бизнесмен своей вины не признал.

Козлов получил известность как автор «Бутырка-блога» на сайте Slon.ru, в котором он с мая 2009 года описывал ход судебного процесса (рассмотрения надзорной жалобы на приговор) и писал о своем содержании в тюрьме. Блог в 2009 году был удостоен премии The Best of Blogs в категории «Лучший русскоязычный блог по версии читателей». Впоследствии «Бутырка-блог» начал публиковаться на сайте «Русского Forbes» и стал коллективным — туда начали писать другие осужденные бизнесмены, а также их родственники, журналисты и адвокаты.

В 2010 году Слуцкер покинул пост в Совете Федерации. В июне 2011 года Мосгорсуд сократил срок заключения Козлову до 7 лет, а в следующем месяце президиум Мосгорсуда уменьшил его до 5 лет. В сентябре 2011 года судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РФ отменила приговор Козлову и освободила его из-под стражи под подписку о невыезде. Уголовное дело против него было направлено на пересмотр.

С осени 2011 года Романова и главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов стали распространять через СМИ сведения, что, по их информации, на Козлова в колонии было заказано покушение. Они утверждали, что если его вновь посадят, даже на небольшой срок, убийство будет все-таки осуществлено. Муж Романовой также в связи с этими сведениями указывал на то, что юристы компании «Вендорт» Слуцкера в Лондонском международном арбитражном суде представили некий документ, согласно которому Козлов был застрелен. Пресс-служба Слуцкера уверяла, что в решении суда речь шла о смерти однофамильца осужденного — банкира Андрея Козлова.

10 марта 2012 года Козлов и Романова приняли участие в оппозиционном митинге «За честные выборы» на Новом Арбате, собравшем, по разным оценкам, от 10 до 30 тысяч человек. По делу Козлова даже принята отдельная резолюция, содержавшая требование «прекратить незаконное преследование» против бизнесмена и провести судебную реформу. В одном из выступлений на митинге сообщалось также, что он «тоже будет политическим заключенным» в том случае, если он снова будет посажен в тюрьму.

На прошедшем на следующий день заседании Пресненского районного суда по делу Козлова прокурор потребовал приговорить его к пяти годам заключения по статьям 159 (мошенничество) и 174 УК РФ (легализация денежных средств). 15 марта он был признан виновным в хищении акций и приговорен к 5 годам заключения. С учетом отбытого наказания, ему оставалось провести в колонии общего режима еще 1,5 года. Козлов был взят под стражу в зале суда. 23 марта 2012 года адвокаты Юрий Костанов подали в Пресненский суд Москвы кассационную жалобу с требованием отменить приговор из-за отсутствия состава преступления, 7 июня 2012 года Мосгорсуд отклонил жалобу и оставил приговор Козлову в силе. В том же месяце предприниматель подал ходатайство об условно-досрочном освобождении, которое было перенаправлено по месту отбывания наказания в Южский районный суд Ивановской области; 4 сентября 2012 года суд, рассмотрев ходатайство, отказал Козлову в УДО.

31 мая Мосгорсуд отменил приговор по обвинению в легализации похищенного имущества, но оставил в силе приговор по обвинению в мошенничестве. Срок наказания был определен в 4 года и, в связи с его отбытием, суд постановил освободить Козлова из заключения.

Вечером 3 июня 2013 года Алексей Козлов был выпущен из колонии на свободу по постановлению Ивановского прокурора по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях советника юстиции Арефьева А.А.

Награды

В 2010 «Бутырка-блог» Алексея Козлова участвовал в конкурсе премии The BOBs (The Best of Blogs), который проводит ежегодно Deutsche Welle. По результатам онлайн-голосования пользователи признали его лучшим в номинации «лучший блог года на русском языке».

Примечания

• При написании этой статьи использовался [www.lenta.ru/lib/14195253/ материал] (текст в Викитеке) из «Лентапедии», доступный по лицензии Creative Commons [creativecommons.org/licenses/by-sa/3.0/deed.ru BY-SA 3.0 Unported].

Отрывок, характеризующий Козлов, Алексей Александрович (бизнесмен)

Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.