Козлов, Алексей Александрович (философ)

Алексей Козлов
Псевдонимы:	Платон Калужский
Дата рождения:	8 (20) февраля 1831(1831-02-20)
Место рождения:	Москва, Российская империя
Дата смерти:	27 февраля (12 марта) 1901(1901-03-12) (70 лет)
Место смерти:	Санкт-Петербург, Российская империя
Страна:	Российская империя
Школа/традиция:	Русская философия
Направление:	Персонализм, панпсихизм
Период:	Философия XIX века
Оказавшие влияние:	Г. В. Лейбниц, Г. Тейхмюллер
Испытавшие влияние:	С. А. Аскольдов, Н. О. Лосский

Алексей Александрович Козлов (8 (20) февраля 1831, Москва — 27 февраля (12 марта) 1901, Санкт-Петербург) — русский философ-идеалист и публицист, последователь Густава Тейхмюллера, свою философскую систему называл панпсихизмом. Идеи Козлова оказали влияние на Е. А. Боброва, С. А. Аскольдова, Н. О. Лосского, Н. А. Бердяева и др.

Биография

Алексей Козлов родился в 1831 году в Москве; он был незаконнорожденным сыном помещика И. А. Пушкина, приходившегося дальним родственником поэту А. С. Пушкину, и вольноотпущенной крестьянки. Вскоре после рождения сына его мать вышла замуж за приказчика А. П. Козлова, от которого будущий философ и получил свою фамилию. В 1838, когда Алексею было 7 лет, его мать умерла, и отчим отдал его на попечение своей тётке. С 1843 Козлов учился в 1-й Московской гимназии, а в 1850 поступил на физико-математический факультет Московского университета. Проучившись там около года, он перевёлся на историко-филологический факультет и в 1856 закончил университет со степенью кандидата. Во время обучения в университете Козлов увлёкся идеями материализма и социализма; наибольшее влияние на него имели сочинения Л. Фейербаха и Ш. Фурье. По окончании университета он женился на крестьянке и устроился преподавателем русского языка и словесности в Константиновский межевой институт. Вскоре его брак распался, и Козлов сошёлся с дочерью помещика М. А. Челищевой; однако первая жена по какой-то причине не хотела дать ему развода, из-за чего его дети от второго брака (в частности, его сын С. А. Алексеев) не могли носить фамилию отца. Ко времени преподавания в межевом институте относится начало литературной деятельности Козлова. Главным предметом его интересов была в то время политическая экономия; его статьи на экономические темы (например, «О кредите в банках», «О хозяйственном управлении города Москвы», «О финансовом положении России») печатались в «Московских известиях», «Московском вестнике», «Дне», «Финансовом вестнике», «Вестнике промышленности» и «Отечественных записках». Обладая деятельным характером, Козлов проявил склонность к пропаганде социалистических идей; преподавая в межевом институте, он излагал социалистические идеи своим студентам, из-за чего в 1861 был вынужден оставить преподавание. Козлов имел многочисленные связи в революционной среде, был близок с Н. А. Ишутиным, с 1858 состоял под надзором полиции и несколько раз привлекался к дознанию. В 1866 он был арестован по подозрению в причастности к Каракозовскому делу, а затем в организации революционного общества, и заключён в Петропавловскую крепость. Однако ему удалось доказать свою невиновность, и после 6 месяцев заключения он был освобождён с подчинением негласному надзору и запрещением жить в столицах. Козлов покинул Москву и поселился в селе Машарово Калужской губернии в имении своего тестя, где занялся сельским хозяйством, а затем устроился управляющим лесным хозяйством в имении крупного фабриканта во Владимирской губернии. В период проживания в деревне Козлов начал серьёзно интересоваться философией; толчком к этому послужило знакомство с книгой Ю. Фрауенштадта «Письма о философии Шопенгауэра». Произошло это примерно в 1872-1873 году, когда Козлову было уже за 40 лет. Увлёкшись философией А. Шопенгауэра, он сделался его страстным последователем и решил заняться пропагандой его идей. С этого времени Козлов стал систематически изучать философию и выступать в печати с философскими публикациями. Первой его работой было двухтомное изложение сочинения последователя Шопенгауэра Э. Гартмана «Философия бессознательного». Затем последовали критические статьи в журналах, а в 1876 году вышла его первая самостоятельная книга «Философские этюды», в которой он отстаивал идею философии как строгой науки. В 1876 Козлов получил приглашение занять философскую кафедру от Киевского университета, и в том же году начал читать там лекции. В 1881 он защитил магистерскую диссертацию на тему «Метод и направление философии Платона», а в 1884 в Петербурге — докторскую диссертацию на тему «Генезис теории пространства и времени у Канта», и получил звание профессора. В период преподавания в Киевском университете Козлов развернул энергичную литературную деятельность. Его публикации в журналах носили по большей части критический и полемический характер и отличались бойкостью стиля, что сделало его известным философским публицистом. Недовольный узкими рамками университетских изданий, Козлов в 1885 году начал издавать свой собственный журнал «Философский трёхмесячник», который стал первым в России чисто философским журналом. Журнал от начала до конца составлялся самим Козловым и не приносил ему никакой материальной выгоды. К этому времени относится перемена в философских воззрениях Козлова: неудовлетворённый метафизикой воли Шопенгауэра, он стал искать иных основ для своего мировоззрения и с этой целью обратился к учению Г. В. Лейбница и его последователей. В 1880 году ему в руки попало одно из сочинений немецкого философа Г. Тейхмюллера, которое произвело на него сильное впечатление; после защиты докторской диссертации он начал систематически изучать сочинения этого автора и скоро сделался его горячим последователем. В статье, посвящённой Тейхмюллеру, Козлов называл его «звездой первой величины» и призывал учиться у него русских и европейских философов. Собственное учение Козлова, изложенное им в дальнейших трудах, полностью воспроизводит основные идеи Тейхмюллера. В 1886 году деятельность Козлова была прервана тяжёлой болезнью: с ним случился апоплексический удар, после чего у него парализовало половину тела. Философ оказался прикован к креслу и был вынужден оставить преподавание в университете. Несмотря на это, он продолжал заниматься философской и литературной деятельностью; не имея возможности собственноручно писать, он стал диктовать свои произведения. Важнейшие его сочинения появились именно в этот последний период его жизни. К этому времени окончательно сложилось собственное философское мировоззрение Козлова, основанное на учении Тейхмюллера и названное им панпсихизмом. В 1888 году Козлов начал издавать философско-литературный сборник «Своё слово», в котором развивал своё учение и полемизировал с противоположными взглядами. Центральное место в этом издании занимали «Беседы с петербургским Сократом», написанные в форме философских диалогов под именем Платона Калужского; главным персонажем диалогов, развивавшим идеи автора, был некто Сократ с Песков, а его оппонентами выступали герои романов Достоевского. Всего в период с 1888 по 1898 год вышло пять выпусков «Своего слова». В 1891 году Козлов вместе с семьёй переехал в Петербург, где вокруг него сложился небольшой философский кружок, который посещали, в частности, его сын С. А. Алексеев-Аскольдов и Н. О. Лосский. Философ скончался в Петербурге от воспаления лёгких в 1901 году и был похоронен на Волковом кладбище.

Философия

Из Брокгауза и Ефрона

Своё философское миросозерцание Козлов называет панпсихизмом. Краеугольным понятием в нём является понятие бытия. Оно не образуется путём отвлечения, но источником его служит первоначальное сознание. Будучи простым и непосредственным, это сознание представляет три области: сознание о содержании, сознание о форме и сознание о нашей субстанции. Все они дают материал для образования понятия бытия, но само это понятие составляет особую группу сознания, а именно о формах или способах отношения между элементами первоначального сознания. Таким образом, понятие бытия имеет своим содержанием знание о нашей субстанции, её деятельностях и содержании этих деятельностей в их единстве и отношении друг к другу. Все познание опирается, в конце концов, на познание я. Мы переносим это понятие на другие субстанции. В мысли о бытии и сущности действительного мира надо совершенно устранить время и никоим образом не вводить его в наше понятие мира. Время, помимо акта мысли и представления субстанций, не имеет никакого смысла и полагается только ими. Первая ячейка идеи времени зарождается от сравнения содержания воспоминания с содержанием наличного представления, если только оба эти содержания относятся к одному и тому же я и признаются одинаково реальными или данными в нашей действительной деятельности. Затем время вступает в субъективную стадию своего развития, и здесь оно представляет форму, в которой наше я понимает, распределяет и соединяет в своем субстанциальном единстве свои собственные акты воспоминания, наличного ощущения и ожидания. Наконец, в объективной стадии развития время выносится из субъективной сферы наших состояний и деятельностей и становится формой для распределения во временной перспективе объектов, то есть содержания наших деятельностей созерцания, представления и мышления в их абстрактном виде. Точно так же К. выводит и идею пространства, отрицая за ним всякую реальность. Образование этой идеи не может быть объяснено при помощи ассоциации, так как это объяснение попадает в ложный круг [Несвободна от этой логической ошибки собственная попытка Козлова объяснить происхождение времени из таких, между прочим, элементов, как воспоминание, уже предполагающее время. Вл. С.].

Развитие идеи пространства проходит через стадии субъективного, объективного и геометрического пространства. В этом процессе развития главную роль играет наша мыслящая деятельность, так что основные свойства, которые мы мыслим в идее пространства, суть на самом деле признаки не пространства, которое само по себе не имеет никакой реальности, а нашей мыслящей деятельности, которая по поводу ощущений созидает эту идею. Если же пространство и время не существуют сами по себе, то не существует в действительности и все находящееся в пространстве и времени. Существует только духовный мир, то есть духовные субстанции с их деятельностями и отношениями, а наши тела и весь материальный мир суть только значки этих духовных субстанций, их деятельностей и отношений. Таким образом, представляющийся нам мир есть мир значков, которые строятся по законам представления и мысли и в этом отношении подчиняются всеобщим и незыблемым законам представляющей деятельности, коренящимся в самой природе нашей субстанции. Ввиду этого такие значки дают основание с полной уверенностью заключать к истинно существующему миру субстанций. Наука одна, и высшей, истинной её формой является философия; существующее же разделение одной науки на многие условно и основано на частной точке зрения, имеющей в виду удобства изучения.

Излагая своё учение, Козлов постоянно считается с противными направлениями и нередко посвящает им целые критические очерки. Особенно подробно он останавливается на Юме и Канте.

Сочинения

Отдельные издания

• Сущность мирового процесса, или «Философия бессознательного» Э. фон Гартмана. Вып. 1—2. — М., 1873—75.
• [relig-library.pstu.ru/modules.php?name=1083 Философские этюды. Часть 1.] — СПб., 1876.
• [books.e-heritage.ru/book/10078250 Философия как наука.] — Киев, 1877.
• Философия действительности. Изложение философской системы Дюринга с приложением критического обзора. — Киев, 1878.
• [books.e-heritage.ru/book/10078252 Философские этюды. Часть 2. Метод и направление философии Платона] — Киев, 1880.
• [books.e-heritage.ru/book/10078248 Критический этюд по поводу книги г. Грота «Психология чувствований».] — Киев, 1881.
• [relig-library.pstu.ru/modules.php?name=1959 Очерки из истории философии. Понятия философии и истории философии. Философия восточная.] — Киев, 1887.
• Письма о книге гр. Л. Н. Толстого «О жизни». — М., 1891.
• Религия гр. Л. Н. Толстого, его учение о жизни и любви. Ч. 1—2. — СПб., 1895.

Статьи в журналах

• Разбор «Исторических писем» П. Миртова // Знание. — 1871. — № 3.
• Вл. Соловьев как философ // Знание. — 1875. — № 1, 2.
• Два основных положения философии Шопенгауэра // Киевские университетские известия. — 1877. — № 1.
• О последнем сочинении профессора Троицкого «Наука о духе» // Русская мысль. — 1883. — № 4.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/eea/1_2.pdf Размышления, вызванные неожиданным голосом из области естествоведения] // Вопросы философии и психологии. — М., 1889. — Кн. 1.
• Очерк жизни и философии Лейбница по сочинению Мерца // Вопросы философии и психологии. — М., 1890. — Кн. 3.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/4b1/11_9.pdf Новейшее исследование о Платоне] // Вопросы философии и психологии. — М., 1892. — Кн. 11.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/730/15_3.pdf Позитивизм Конта. Часть I] // Вопросы философии и психологии. — М., 1893. — Кн. 15.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/954/16_3.pdf Позитивизм Конта. Часть II] // Вопросы философии и психологии. — М., 1893. — Кн. 16.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/664/18-7.pdf П. Е. Астафьев как философ] // Вопросы философии и психологии. — М., 1893. — Кн. 18.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/d07/19-3.pdf Французский позитивизм (Тэн, Рибо, Фуллье, Поллан, Гюйо, Тард)] // Вопросы философии и психологии. — М., 1893. — Кн. 19.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/2a9/21-2.pdf Французский позитивизм. Полупозитивисты: I. Альфред Фуллье] // Вопросы философии и психологии. — М., 1894. — Кн. 21.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/cf6/22-2.pdf Французский позитивизм. Полупозитивисты: II. Гюйо и Тард] // Вопросы философии и психологии. — М., 1894. — Кн. 22.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/563/24-6.pdf Густав Тейхмюллер. Часть I] // Вопросы философии и психологии. — М., 1894. — Кн. 24.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/563/24-6.pdf Густав Тейхмюллер. Часть II] // Вопросы философии и психологии. — М., 1894. — Кн. 25.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/9c0/27-10.pdf Теория искусства с точки зрения Тейхмюллера (О понятии искусства. Умозрительно-психологическое исследование Евгения Боброва. Юрьев, 1894)] // Вопросы философии и психологии. — М., 1895. — Кн. 27.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/2fb/28-2.pdf Анализ последнего произведения гр. Л. Н. Толстого «Хозяин и работник»] // Вопросы философии и психологии. — М., 1895. — Кн. 28.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/318/29-2.pdf Сознание Бога и знание о Боге. Воспоминание об онтологическом доказательстве бытия Божия. Часть I] // Вопросы философии и психологии. — М., 1895. — Кн. 29.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/7bb/30-2.pdf Сознание Бога и знание о Боге. Воспоминание об онтологическом доказательстве бытия Божия. Часть II] // Вопросы философии и психологии. — М., 1895. — Кн. 30.

Статьи в «Философском трёхмесячнике»

• [journals.rhga.ru/upload/iblock/adf/01-01.pdf Предварительное объяснение редакции с читателем] // Философский трёхмесячник. № 1, 1895. С. 1—10.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/0bd/02-01.pdf Религия графа Л. Н. Толстого] // Философский трёхмесячник. № 1, 1895. С. 11—36.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/b74/03-01.pdf Тард (G. Tarde)] // Философский трёхмесячник. № 1, 1895. С. 37—60.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/cc6/04-01.pdf Die Philosophie der Mystik, von D. Karl du Prel. Leipzig, 1885. VIII, 548 (Философия мистики, Карла Дюпреля. Лейпциг, 1885 г.)] // Философский трёхмесячник. № 1, 1895. С. 61—81.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/808/05-01.pdf Хроника философских статей в русских журналах] // Философский трёхмесячник. № 1, 1895. С. 82—95.

Статьи в «Своём слове»

• [journals.rhga.ru/upload/iblock/f35/1_1.pdf Первая беседа с петербургским Сократом (понятие субстанции)] // Своё слово. Киев. 1888. № 1. С. 3—23.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/a78/1_2.pdf Вторая беседа с петербургским Сократом (понятие субстанции)] // Своё слово. Киев. 1888. № 1. С. 24—46.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/113/1_3.pdf Третья беседа с петербургским Сократом (сознание и духовная субстанция)] // Своё слово. Киев. 1888. № 1. С. 47—81.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/8b3/1_4.pdf Заметка о книге г-на Штейна (Артур Шопенгауэр как человек и мыслитель. Опыт биографии Владимира Штейна. Т. 1. СПб. 1887)] // Своё слово. Киев. 1888. № 1. С. 82—88.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/9fb/1_5.pdf Нечто о «научной философии» и о научном философе] // Своё слово. Киев. 1888. № 1. С. 89—124.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/760/1_6.pdf Ответ на рецензию г-на Мокиевского] // Своё слово. Киев. 1888. № 1. С. 125—135.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/c47/1_7.pdf Ответ г-ну рецензенту «Русской мысли»] // Своё слово. Киев. 1888. № 1. С. 136—144.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/a2d/1_1.pdf Четвёртая беседа с петербургским Сократом (понятие бытия)] // Своё слово. Киев. 1889. № 2. С. 5—36.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/088/1_2.pdf Пятая беседа с петербургским Сократом (понятие бытия)] // Своё слово. Киев. 1889. № 2. С. 37—57.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/e55/1_3.pdf Шестая беседа с петербургским Сократом (понятие бытия)] // Своё слово. Киев. 1889. № 2. С. 58—109.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/f8e/1_4.pdf Библиографические заметки] // Своё слово. Киев. 1889. № 2. С. 111—133.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/b78/1_5.pdf Опять нечто о «научной философии» и таковом же философе] // Своё слово. Киев. 1889. № 2. С. 134—138.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/84c/1_6.pdf Объяснение с П. Е. Астафьевым] // Своё слово. Киев. 1889. № 2. С. 139—153.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/904/1_7.pdf Опять несколько слов о г-не рецензенте «Русской мысли»] // Своё слово. Киев. 1889. № 2. С. 154—158.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/998/3_2.pdf Седьмая беседа с петербургским Сократом] // Своё слово. Киев. 1890. № 3. С. 7—21.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/ebd/3_3.pdf Восьмая беседа с петербургским Сократом] // Своё слово. Киев. 1890. № 3. С. 22—55.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/cf1/3_4.pdf Девятая беседа с петербургским Сократом] //Своё слово. Киев. 1890. № 3. С. 57—86.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/682/3_5.pdf Десятая беседа с петербургским Сократом] // Своё слово. Киев. 1890. № 3. С. 87—114.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/70b/3_7.pdf Два слова по поводу статьи П. Е. Астафьева] // Своё слово. Киев. 1890. № 3. С. 150—152.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/839/3_8.pdf Крошечное нечто о «научной философии» и таком же философе] // Своё слово. Киев. 1890. № 3. С. 153—154.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/154/3_9.pdf Научный ли реферат или почтовый рожок? Мистерия в интеллигибельном или умопостигаемом пространстве] // Своё слово. Киев. 1890. № 3. С. 155—156.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/81a/4_1.pdf Одиннадцатая беседа с петербургским Сократом (понятие пространства)] // Своё слово. С.-Петербург. 1892. № 4. С. 1—21.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/63f/4_2.pdf Двенадцатая беседа с петербургским Сократом (понятие пространства)] // Своё слово. С.-Петербург. 1892. № 4. С. 22—46.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/e64/4_3.pdf Тринадцатая беседа с петербургским Сократом (вопрос о пространстве кривом и более чем трех измерений)] // Своё слово. С.-Петербург. 1892. № 4. С. 47—68.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/ca0/4_4.pdf Четырнадцатая беседа с петербургским Сократом (постоянно находящиеся в тесной связи с идеей пространства: созерцание, априорность, вещь сама в себе и проч.)] // Своё слово. С.-Петербург. 1892. № 4. С. 69—122.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/b9e/4_5.pdf Прибавление к XIII беседе] // Своё слово. С.-Петербург. 1892. № 4. С. 123—130.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/919/4_6.pdf Понятие бытия и времени (По поводу книги Л. Лопатина «Положительные задачи философии»)] // Своё слово. С.-Петербург. 1892. № 4. С. 134—167.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/47e/5_1.pdf Пятнадцатая беседа с петербургским Сократом (понятие движения)] // Своё слово. С.-Петербург. 1898. № 5. С. 1—18.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/ef0/5_2.pdf Шестнадцатая беседа с петербургским Сократом (понятие движения)] // Своё слово. С.-Петербург. 1898. № 5. С. 19—32.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/cd2/5_3.pdf Семнадцатая беседа с петербургским Сократом (понятие материи)] // Своё слово. С.-Петербург. 1898. № 5. С. 33—54.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/d89/5_4.pdf Восемнадцатая беседа с петербургским Сократом (понятие материи и причинности)] // Своё слово. С.-Петербург. 1898. № 5. С. 55—72.
• [relig-library.pstu.ru/modules.php?name=549 Мысли о некоторых философских направлениях, преобладающих в современной русской литературе и об одном возможном в будущем] // Своё слово. С.-Петербург. 1898. № 5. С. 73—160.
• [journals.rhga.ru/upload/iblock/034/5_11.pdf Объяснение с Вл. С. Соловьёвым и Е. И. Челпановым] // Своё слово. С.-Петербург. 1898. № 5. С. 161—165.

Литература

• Колубовский Я. Козлов, Алексей Александрович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Лосский Н. О. [journals.rhga.ru/upload/iblock/942/wknbley_vcqjts.pdf А. А. Козлов и его панпсихизм] // Вопросы философии и психологии. — М., 1901, № 58. — С. 183—206.
• Бобров Е. А. [journals.rhga.ru/upload/iblock/c5e/01.pdf Труды и жизнь А. А. Козлова] // Философия в России. Материалы, исследования, заметки. — Казань, 1899, вып. I. — С. 1—24.
• Бобров Е. А. [journals.rhga.ru/upload/iblock/008/005.pdf О сочинениях А. А. Козлова] // Философия в России. Материалы, исследования, заметки. — Казань, 1899, вып. II. — С. 88—105.
• Аскольдов С. А. Алексей Александрович Козлов. Сост. и предисл. Н. П. Ильин (Мальчевский). — СПб.: РХГИ, 1997. — 272 с. ISBN 5-88812-030-8
• Никольский А. А. Алексей Александрович Козлов и его философские воззрения // Вера и разум. — Киев, 1901. — № 8. — С. 311—333.
• Лукьянов С. М. О Вл. С. Соловьёве в его молодые годы. Материалы к биографии. Книга 2/3. Выпуск I. — Пг.: Сенатская типография, 1916. — С. 164—190.
• Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского университета Св. Владимира (1834—1884) / сост. и издан под ред. ордин. проф. В. С. Иконникова. — Киев: в тип. Имп. ун-та Св. Владимира, 1884. — С. 269—270.
• Козлов, Алексей Александрович (философ) // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>

Рекомендуемая литература

• Д. Философские ожидания // Вестник Европы, 1876, № 7.
• Аландский П. И. Философия и наука // Университетские Известия, 1877, № 1 и 2.
• Грот Н. Я. О философских этюдах. Киев, 1877.
• Никитин (Ткачёв) П. О пользе философии // Дело, 1877, № 5.
• Гусев Ф. К вопросу о философии // Православное Обозрение, 1876, № 12.
• Лесевич В. В. О чём поёт кукушка? Этюды и очерки. СПб., 1886.
• Астафьев П. Е. «Своё Слово», журнал проф. А. А. Козлова // Русское Обозрение, 1890, № 1.

Отрывок, характеризующий Козлов, Алексей Александрович (философ)

Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c'est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.
Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел в дальний угол и сел на диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова его было упала, и он очнулся.