Козолупов, Семён Матвеевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Козолупов, Семён»)
Перейти к: навигация, поиск
Семён Козолупов
Полное имя

Семён Матвеевич Козолупов

Дата рождения

10 (22) апреля 1884(1884-04-22)

Место рождения

станица Краснохолмская,
Оренбургская губерния,
Российская империя

Дата смерти

18 апреля 1961(1961-04-18) (76 лет)

Место смерти

Москва, СССР

Страна

Российская империя Российская империя, СССР СССР

Профессии

виолончелист, педагог

Инструменты

виолончель

Награды

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Семён Матве́евич Козолу́пов (10 [22] апреля 1884, станица Краснохолмская, — 18 апреля 1961, Москва) — российский и советский виолончелист, педагог. Народный артист РСФСР (1946).





Биография

Семён Козолупов родился в станице Краснохолмской (ныне село Краснохолм Оренбургской области); в детстве обучался игре на скрипке, но из-за вывиха левой руки не мог продолжить обучение и был вынужден сменить инструмент. Его первым учителем игры на виолончели ещё в Оренбурге стал музыкант-любитель полковник русской армии В. М. фон Кох[1].

В 1904—1907 годах Козолупов обучался в Санкт-Петербургской консерватории у А. В. Вержбиловича и И. И. Зейферта. С 1908 по 1912 и с 1924 по 1931 год был солистом оркестра Большого театра. В 1911 году выиграл конкурс виолончелистов в Москве, посвящённый 50-летию Русского музыкального общества, участвовал в Московском струнном квартете, играл в камерных ансамблях. В 1912—1916 и в 1921—1922 годах преподавал в Саратовской консерватории, в 1916—1920 годах — в Киевской консерватории, наконец, с 1922 года до самой смерти — в Московской консерватории1923 года — профессор, в 1936—1954 годах — заведующий кафедрой виолончели). Среди учеников Козолупова — Мстислав Ростропович, Святослав Кнушевицкий, Фёдор Лузанов, Валентин Фейгин, Валентин Берлинский и многие другие выдающиеся виолончелисты.

Исполнение Козолупова отличалось большой виртуозностью и глубоким, полным звучанием. Под его редакцией были выпущены в печать многие сочинения для виолончели композиторов эпохи барокко и малоизвестных русских авторов.

Семён Козолупов умер 18 апреля 1961 года в Москве.

Семья

Жена — Надежда Николаевна Козолупова (урождённая Федотова, 1886—1957), преподавала фортепиано в Московской консерватории.

Музыкантами и преподавателями Московской консерватории стали и все три их дочери: пианистка Ирина Козолупова (1910—1993), виолончелистка Галина Козолупова (1912—1991) и скрипачка Марина Козолупова (1918—1978).

Награды

Напишите отзыв о статье "Козолупов, Семён Матвеевич"

Примечания

  1. [www.ensemble-mvo.com/sm-kozolupov.html?page=2 С. М. Козолупов]

Литература

  • Гинзбург Л. С. История виолончельного искусства. — М., 1965. — С. 398—432
  • Козолупова Г. С. С. М. Козолупов: Жизнь и творчество. — М.: Музыка, 1986.


Отрывок, характеризующий Козолупов, Семён Матвеевич

– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.