Козыревский, Иван Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ива́н Петро́вич Козыре́вский, в монашестве — Игна́тий (1680, Якутск — 2 декабря 1734, Москва) — путешественник по Сибири.





Биография

Отец его был якутский казак, а дед был туда сослан в числе пленных поляков, взятых во время войн Алексея Михайловича. Козыревские происходили из белорусской шляхты Могилёвского воеводства.

В 1701 году Козыревские, отец и сын, были посланы якутским воеводой Траурнихтом на Камчатку для приведения жителей в подданство России.

В 1711 году Иван, вместе с казаком Данилом Анцыферовым, затеяли бунт против властей, в ходе которого, был убит известный мореход Атласов. Чтобы умилостивить власти, Козыревский с товарищами усмирил непокорных камчадалов, построил Большерецкий острог, отправился на Курильские острова и привёл часть населения в подданство России.

В 1713 году якутский воевода поручил Козыревскому проведать о Камчатском носе, о соседних Камчатке островах и о Японии, стараясь завязать с последней торговлю. Поручение им было исполнено, судя по его донесениям, успешно. Экспедиция посетила остров Парамушир. В основном по расспросным сведениям Козыревский составил описание всех Курильских островов и острова Хоккайдо.

В 1717 году он постригся в монахи и принял имя Игнатий, на берегу реки Камчатки основал Успенскую пустынь.

В 1720 году Козыревский был вызван в Якутск по делу о бунте 1711 года. Здесь он был назначен строителем Покровского (1721) и Спасского (1722) монастырей.

В 1724 году якутский архимандрит Феофан вернулся в Якутск с приказом от митрополита Тобольского и Сибирского Антония Стаховского об аресте Игнатия Козыревского, которому припомнили участие в бунте 1711 года. Козыревский был вынужден бежать в Тобольск, где его благосклонно принял сибирский губернатор князь М. В. Долгоруков. Губернатор лично обратился к Витусу Берингу с советом взять Козыревского на тихоокеанское побережье. Однако в силу определённых причин Козыревский не стал участником Первой Камчатской экспедиции.

В 1726 году Козыревский встретился в Якутске с руководителем Первой Камчатской экспедиции Витусом Берингом и вручил ему свой основной труд жизни — «Чертеж как Камчадальскаго носу, також и морским островам, коликое число островов от Камчадальскаго носу до Матмайского и Нифону островов».

В 1728 году Козыревский, построив судно «Эверс», в августе отправился вниз по Лене. Академик Берг писал: «Раньше историки ошибочно считали, что в 1728 году Козыревский до океана не дошел и зимовал в Сиктахе на Лене. Из новых свидетельств явствует, что до зимовки в Сиктахе „Эверс“ побывал на Северном море-акиане»[1].

В марте 1730 года, оказавшись в Москве, Козыревский подал прошение императрице Анне Иоанновне, в котором перечислил свои заслуги в деле православного освоения Камчатки. Его приняли с почётом — в «Санкт-Петербургских ведомостях» (26 марта 1730 года) даже появилось сообщение о первооткрывателе Курильских островов, рассматривался вопрос об экспедиции в Японию. Но он пожаловался на тобольского митрополита, а тот пожаловался на бегство Козыревского и вновь напомнил об убийстве Атласова. В результате было начато новое расследование, допросы и пытки. 7 июля 1731 года генерал С. А. Салтыков объявил: «за ложное на Синод челобитье сослать Козыревского на вечное жительство в Угрешский монастырь».

Тем не менее, после пятого по счёту расследования дела по участию Козыревского в убийстве камчатских приказчиков, Синод лишил Козыревского «священства и монашества», передав дело в Юстиц-коллегию. В январе 1732 года там было решено: «расстригу Козыревского казнить смертью».

Не дождавшись помилования Козыревский умер в тюрьме: в декабре 1734 года Сенатская контора донесла из Москвы в Сенат, что второго числа декабря «оной Козыревский умре»[2][3].

Его именем названы мыс и гора на острове Парамушир, залив и мыс на острове Шумшу, река и посёлок на Камчатке.

Напишите отзыв о статье "Козыревский, Иван Петрович"

Примечания

  1. Марков С. Земной круг. — М., 1978. — С.427
  2. Центральный государственный архив древних актов, ф. Сената, кн. 19/781, лл. 664—689, об.
  3. Огрызко И. И. — Открытие Курильских островов. // Ученые записки ЛГУ, 1953, № 157. — С. 196—197.

Литература

Ссылки

  • [www.kamchatsky-krai.ru/lichnosti/biografii/kozyrevsky.htm Биография]
  • Артемьев А. Р. [ostrog.ucoz.ru/publ/iz_istorii_kreshhenija_kamchatki_k_trekhsotletiju_pervoj_pravoslavnoj_missii/1-1-0-139 Из истории крещения Камчатки. К трехсотлетию первой православной миссии.]

Отрывок, характеризующий Козыревский, Иван Петрович

– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…