Койне

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Койнэ»)
Перейти к: навигация, поиск

Койне́ (греч. Κοινὴ Ἑλληνική[1] «общий греческий», или ἡ κοινὴ διάλεκτος, «общий диалект») — распространённая форма греческого языка, возникшая в постклассическую античную эпоху. Может называться также александрийским или же общеаттическим диалектом, греческим языком эллинистической эпохи. Койне было первым надрегиональным диалектом Греции и впоследствии стало лингва-франка восточного Средиземноморья и древнего Ближнего Востока в римский период. Койне является основным предком современного греческого языка[2].

Литературное койне использовалось в большинстве литературных и научных произведений на греческом языке в постклассический период, таких как работы Плутарха и Полибия[3]. Койне — это также язык христианского Нового Завета, Септуагинты (перевода Еврейской Библии III в. до н. э.) и наиболее ранних христианских богословских трудов отцов Церкви. В этом контексте койне также известно как греческий язык Нового Завета, библейский греческий язык или патристический греческий язык[4].





История

Койне возникло в качестве общего диалекта в армиях Александра Македонского[5]. По мере того, как союзные греческие государства под предводительством Македонии завоёвывали и колонизировали ойкумену, их новосформировавшийся общий диалект распространялся от Египта до границ Индии[5]. Хотя элементы койне оформились уже в позднеклассическую эпоху, постклассический период греческого языка датируется от смерти Александра Великого в 323 году до н. э., когда на язык стали влиять культуры, находившиеся под эллинистическим влиянием. Началом следующего периода развития языка, известного как среднегреческий язык, считается основание Константинополя Константином I в 330 году н. э. Таким образом, постклассический период греческого языка охватывает создание и развитие койне на протяжении всего периода эллинистической и римской эпох, вплоть до начала Средних веков[5].

Термин «койне»

Койне (Κοινή) — от греческого «общий» — термин, применявшийся античными учёными к нескольким формам греческого языка. Школа Аполлония Дискола и Элия Геродиана употребляла термин койне в отношении протогреческого языка, в то время как другие учёные использовали его в отношении любой локальной формы греческого, отклонявшейся от литературной нормы[5]. По мере того, как койне становилось языком литературы, некоторые стали различать две формы: эллинскую (греческую) как литературную постклассическую форму, и койне (общую) — распространённую народную форму[5]. Другие использовали термин «койне» в отношении александрийского диалекта (Περὶ τῆς Ἀλεξανδρέων διαλέκτου), в этом значении он часто используется современными классицистами.

Происхождение

Лингвистические корни общегреческого диалекта оставались неясными со времён античности. В эллинистическую эпоху большинство учёных считало койне результатом смешивания четырёх основных диалектов древнегреческого языка, «ἡ ἐκ τῶν τεττάρων συνεστῶσα» («соединение четырёх»). Этот взгляд был поддержан в начале XX века австрийским лингвистом Павлом Кречмером в книге «Die Entstehung der Koine» («Появление койне») (1901), в то время как немецкий учёный Виламовиц-Меллендорф и французский лингвист Антуан Мейе, исходя из наличия в койне сильных аттических элементов, например σσ вместо ττ и ρσ вместо ρρ (θάλασσα — θάλαττα, ἀρσενικός — ἀρρενικός), считали койне упрощённой формой ионического диалекта[5]. Окончательный ответ, который принят сегодня в научных кругах, дал греческий лингвист Г. Н. Хацидакис, который доказал, что несмотря на «соединение четырёх», стабильное ядро койне составляет аттический диалект. Другими словами, койне может считаться аттическим диалектом с примесью элементов других диалектов, прежде всего ионических, но также и других. Количество неаттических лингвистических элементов в койне могло различаться в зависимости от региона. В этом отношении говоры койне, распространённые в ионийских колониях Малой Азии и Кипра, имели более сильные черты ионического диалекта, чем в других районах эллинистического мира[5]. Литературное койне эллинистического периода напоминает аттический диалект в такой степени, что его часто называют общим аттическим[5].

Источники

Первыми учёными, которые занялись изучением койне, как в древней Александрии, так и в наши дни, были классицисты, изучавшие литературный аттический диалект классического периода, и неодобрительно смотревшие на все остальные разновидности греческого языка. Из-за этого койне долгое время считалось недостойной внимания испорченной формой греческого[5]. Пересмотр исторического и лингвистического значения койне начался лишь в начале XIX века, когда была проведена серия исследований на тему эволюции койне в течение всего эллинистического и римского периода.

Источники, использованные в этих исследованиях койне, многочисленны, и неравноценны по качеству. Наиболее значимыми являются надписи постклассического периода и папирусы — два вида текстов с аутентичным содержанием, могущие рассматриваться как первоисточники[5]. Другими важными источниками являются Септуагинта, греческий перевод Ветхого Завета Библии, а также Новый Завет. Информация о койне может быть также получена из произведений некоторых аттицистов эллинистического и римского периодов, которые, борясь с эволюцией языка, публиковали работы, в которых «правильные» фрагменты на аттическом диалекте сравнивались с «неправильными» на койне. Например, Фриних Аравий во II веке н. э. писал:

  • Βασίλισσα οὐδείς τῶν Ἀρχαίων εἶπεν, ἀλλὰ βασίλεια ἢ βασιλίς.
    • «Basílissa (царица) никто из древних не говорил, но basíleia или basilís».
  • Διωρία ἐσχάτως ἀδόκιμον, ἀντ' αυτοῦ δὲ προθεσμίαν ἐρεῖς.
    • «Dioría (назначенный срок, пора) совершенно нелитературно, вместо же этого следует говорить prothesmía»
  • Πάντοτε μὴ λέγε, ἀλλὰ ἑκάστοτε καὶ διὰ παντός.
    • «Говори не pántote (всегда), а hekástote и diá pantós»

Другими источниками могут быть случайные находки, например, надписи на вазах, делавшиеся популярными художниками, ошибки, допущенные аттицистами из-за несовершенного владения чистым аттическим диалектом, и даже некоторые сохранившиеся греко-латинские словари римского периода[6], например:

  • «Καλήμερον, ἦλθες; — Bono die, venisti?» (Добрый день, ты пришел?).
  • «Ἐὰν θέλεις, ἐλθὲ μεθ' ἡμῶν. — Si vis, veni mecum.» (Если хочешь, иди с нами (в латинской части «со мной», а не «с нами»)).
  • «Ποῦ; — Ubi?» (Куда?)
  • «Πρὸς φίλον ἡμέτερον Λεύκιον. — Ad amicum nostrum Lucium.» (К нашему другу Левкию/Луцию).
  • «Τί γὰρ ἔχει; — Quid enim habet?» (Что с ним?)
  • «Ἀρρωστεῖ. — Aegrotat.» (Он болен)

Наконец, очень важным источником информации о койне является современный греческий язык и его диалекты. Многие формы и идиомы койне сохранились в разговорной речи, но были утрачены в письменной традиции. Например, в понтийском и каппадокском диалектах сохранилось древнее произношение η как ε (νύφε, συνέλικος, τίμεσον, πεγάδι и т. д.), в цаконском диалекте сохранилось долгое α вместо η (ἁμέρα, ἀστραπά, λίμνα, χοά и т. д.) и другие локальные черты лаконского диалекта[5]. В говорах южной части грекоязычных областей (Додеканес, Кипр и т. д.) сохранилось произношение двойных согласных ἄλ-λος, Ἑλ-λάδα, θάλασ-σα), в то время как в других говорах во многих словах υ произносится как ου или сохраняются античные удвоенные формы (κρόμμυον — κρεμ-μυον, ράξ — ρώξ и т. д.). Лингвистические явления, подобные перечисленным выше, остались от койне, имевшего бесчисленные вариации по всему грекоязычному миру[5].

Происхождение из древнегреческого

Исследование всех источников, относящихся к шести векам развития койне, показывает постепенное отклонение от древнегреческого языка в области фонетики, морфологии, синтаксиса, лексики и других элементов разговорного языка. Большинство новых форм первоначально были редкими, постепенно становясь более частыми, и в конце концов стабилизировались в языке. Благодаря лингвистическим изменениям, койне получило значительное сходство со средневековым и современным греческим языком, и практически все черты новогреческого языка могут быть прослежены в сохранившихся текстах на койне[5]. Так как большинство изменений между современным и древнегреческим произошли во времена развития койне, он в значительной степени понятен носителям современного греческого языка.

Фонетика

В период существования «койне» произошли значительные фонетические изменения. В начале периода произношение было практически идентичным классическому древнегреческому, в то время как к концу эпохи имело больше общего с новогреческим языком.

Три наиболее значительных изменения за этот период включают потерю различия между долготой гласных, замену тонального ударения силовым и монофтонгизацию некоторых дифтонгов.

Эволюция фонетики показана ниже:

  • Древнее различие между долгими и краткими гласными постепенно терялось, и со II века до н. э. все гласные стали равными по долготе[5].
  • Со II века до н. э. способ акцентирования слова изменился с тонального на силовой, что означало, что ударный слог выделялся не музыкальным тоном, а произносился громче и/или сильнее[5].
  • Придыхание, которое было практически утеряно в ионических говорах Малой Азии и эолийских Лесбоса, перестало произноситься и писаться в текстах для широкого употребления[5].
  • ι в дифтонгах с начальным долгим гласным (то есть в ᾱͅ, ῃ, ῳ) перестала произноситься и писаться в текстах для широкого употребления[5].
  • Дифтонги αι, ει, и οι стали одиночными гласными. Таким же образом 'αι', которое с IV века до н. э. перешло в беотийском диалекте в долгое ε, выражавшееся на письме через η (например, πῆς, χῆρε, μέμφομη), в койне стало также сначала долгим ε, а затем кратким. Дифтонг 'ει' в некоторых регионах, например, в Аргосе, соединился с ι в V веке до н. э., а в Коринфе — в IV веке до н. э. (например, ΛΕΓΙΣ), и приобрёл это произношение также в койне. Дифтонг 'οι' приобрёл произношение современного французского 'U' (y), которое сохранялось до X века н. э. Дифтонг 'υι' стал произноситься как [yj] и остался в виде дифтонга. Дифтонг 'ου' уже с VI века до н. э. приобрёл звучание латинского 'U', которое сохранилось до наших дней[5].
  • Дифтонги αυ и ευ стали произноситься как [av] и [ev] (через [aβ], [eβ]), но перед глухими согласными θ, κ, ξ, π, σ, τ, φ, χ, и ψ частично ассимилировались в [af], [ef][5].
  • Простые гласные сохранили своё античное произношение, за исключением η, которая стала произноситься как ι, и υ, которая сохраняла произношение [y], как у современного французского 'U', только до X века н. э., а позже также стала произноситься как ι. Эти фонетические изменения привели к тому, что обычным было смешение на письме υ и οι. В то же время увеличилось употребление звука ι (иотацизм)[5].
  • Согласные также в значительной степени сохранили древнее произношение, за исключением β, γ, δ, φ, θ, χ и ζ. Β, Γ, Δ (бета, гамма, дельта), которые изначально произносились как b, g, d, приобрели звучание v, gh, и dh ([v] (через β), [ɣ], [ð] в IPA), которое они имеют и сегодня, кроме случаев, когда перед ними стоят носовые согласные (μ, ν); в этом случае они сохраняют древнее звучание (например, γαμβρός — γαmbρός, άνδρας — άndρας, άγγελος — άŋgελος). Φ, Θ, Χ, изначально произносившиеся как придыхательные (/pʰ/, /tʰ/ и /kʰ/, соответственно), перешли во фрикативные [f] (через [ɸ]), [θ], и [x]. Наконец, буква Ζ, которая всё ещё включается в категорию двойных согласных вместе с ξ и ψ, так как она изначально произносилась как σδ (sd), приобрела звучание Z, которое существует в новогреческом и английском языках[5].

Библейское койне

Термин «библейское койне» относится к различным вариантам койне, использовавшимся в христианской Библии и связанных с ней текстах. Основными источниками являются:

Имеются некоторые разногласия относительно того, в какой степени греческий язык Библии соответствовал преобладающему направлению тогдашнего разговорного койне и в какой степени он содержит семитские черты субстрата. Семитское влияние могло быть вызвано как непосредственным переводом текстов с древнееврейского или арамейского оригинала, так и влиянием регионального варианта греческого языка, распространённого в среде говорящих по-арамейски евреев. Некоторые из черт, обсуждавшихся в этом контексте — нормативное отсутствие в Септуагинте частиц μέν и δέ, а также использование ἐγένετο для перевода ивр.וַיְהִי‏‎ (ц.-слав. бысть, англ. it came to pass, в русских переводах как правило опускается). Некоторые черты библейского греческого, которые считаются изначально нестандартными, впоследствии перешли в нормативный греческий язык.

Термин «святоотеческий» греческий язык иногда применяется в отношении языка, на котором писали «отцы церкви» — ранние христианские теологи времён поздней античности. Христианские писатели первоначально склонялись к использованию простого стиля койне, сравнительно близкого к разговорному языку того времени, подражая примеру Библии. После IV века, когда христианство стало государственной религией Римской империи, стали использоваться более учёные варианты койне, подвергавшиеся влиянию аттицизмов[9].

Греческий язык Нового Завета

Произношение койне, показанное в таблице, представляет собой реконструкцию новозаветного койне, происходящего в некоторой степени из диалектов, распространённых в Иудее и Галилее в I веке н. э., и похожих на диалекты, распространённые в Александрии Египетской. Следует обратить внимание на то, что некоторые фонемы отличаются от более стандартного аттического диалекта: мягкий фрикативный «bh», тяжёлый придыхательный «th», сохранение различия между четырьмя передними гласными «i», «ê», «e», и «y» (которая всё ещё огублена), и некоторые другие черты.

Буква Греческий Английский IPA
Альфа α a ɑ
Бета β (-β-) b (-bh-) b (-β-)
Гамма γ gh ɣ
Дельта δ d d
Эпсилон ε e ɛ
Дзета ζ zz
Эта η ê e
Тета θ th
Иота ι i i
Каппа κ k k
Ламбда λ l l
Ми μ m m
Ни ν n n
Кси ξ ks ks
Омикрон ο o o
Пи π p p
Ро ρ r ɾ
Сигма σ (-σ-/-σσ-) s (-s-/-ss-) s (-z-/-sː-)
Тау τ t t
Ипсилон υ y y
Фи φ ph
Хи χ kh
Пси ψ ps ps
Омега ω ô o
. αι ai ɛ
. ει ei i
. οι oi y
. υι yi yj
. αυ au ɑw
. ευ eu ɛw
. ηυ êu ew
. ου ou u

Примеры

Следующие отрывки иллюстрируют фонетическое развитие койне. Реконструированная транскрипция имеет целью проиллюстрировать две стадии в развитии: ранний консервативный вариант, всё ещё относительно близкий к классическому аттическому диалекту, и несколько более поздний, приближающийся в некотором отношении к новогреческому языку.

Пример 1

Следующий отрывок взят из постановления римского сената городу Фисбе (греч. Θίσβαι) в Беотии в 170 году до н. э. Реконструированное произношение представляет гипотетический консервативный вариант материкового койне в начале эллинистической эпохи[10]. Транскрипция показывает частичное, но не полное поднятие η и ει в /i/, сохранение тонального ударения, фрикативизацию γ в /j/ и её отсутствие в других взрывных согласных, а также сохранение начального /h/ (густого придыхания).

  • περὶ ὧν Θισ[β]εῖς λόγους ἐποιήσαντο· περὶ τῶν καθ᾿αὑ[τ]οὺς πραγμάτων, οἵτινες ἐν τῇ φιλίᾳ τῇ ἡμετέρᾳ ἐνέμειναν, ὅπως αὐτοῖς δοθῶσιν [ο]ἷς τὰ καθ᾿ αὑτοὺς πράγματα ἐξηγήσωνται, περὶ τούτου τοῦ πράγματος οὕτως ἔδοξεν· ὅπως Κόιντος Μαίνιος στρατηγὸς τῶν ἐκ τῆς συνκλήτου [π]έντε ἀποτάξῃ οἳ ἂν αὐτῷ ἐκ τῶν δημοσίων πρα[γμ]άτων καὶ τῆς ἰδίας πίστεως φαίνωνται.
ˈperì hôːn tʰizbîːs lóɡuːs epojéːsanto; perì tôːn katʰ hautùːs praɡmátoːn, hoítines en tîː pʰilíaːi tîː heːmetéraːi enémiːnan, hópoːs autoîs dotʰôːsin hoîs tà katʰ hautùːs práɡmata ekseːɡéːsoːntai, perì túːtuː tûː práɡmatos húːtoːs édoksen; hópoːs ˈkʷintos ˈmainios strateːɡòs tôːn ek têːs syŋkléːtuː pénte apotáksiː, hoì àn autôːi ek tôːn deːmosíoːn praɡmátoːn kaì têːs idíaːs písteoːs pʰaínoːntai
"Относительно дел, с которыми были несогласны граждане Фисбы. Относительно их собственных вопросов: следующее решение было принято в отношении предложения, что те, кто остаётся верен нашей дружбе, должны получить возможность вести свои дела. Наш правитель Квинт Мений должен делегировать пять членов сената, которые кажутся ему подходящими в свете их общественной деятельности и личной добросовестности.

Пример 2

Следующий отрывок, начало Евангелия от Иоанна, показан в реконструированном произношении, представляющем собой прогрессивный народный вариант койне начала христианской эпохи[11], в котором гласные приближаются в произношении к среднегреческим (как и отсутствие начального /h/ — густого придыхания).

  • ἐν ἀρχῇ ἦν ὁ λόγος, καὶ ὁ λόγος ἦν πρὸς τὸν θεόν, καὶ θεὸς ἦν ὁ λόγος. οὗτος ἦν ἐν ἀρχῇ πρὸς τὸν θεόν. πάντα δι᾿ αὐτοῦ ἐγένετο, καὶ χωρὶς αὐτοῦ ἐγένετο οὐδὲ ἓν ὃ γέγονεν. ἐν αὐτῷ ζωὴ ἦν, καὶ ἡ ζωὴ ἦν τὸ φῶς τῶν ἀνθρώπων̣· καὶ τὸ φῶς ἐν τῇ σκοτίᾳ φαίνει, καὶ ἡ σκοτία αὐτὸ οὐ κατέλαβεν.
[ˈen arˈkʰi in o ˈloɣos, ke o ˈloɣos im bros to(n) tʰeˈo(n), ke tʰeˈos in o ˈloɣos. ˈutos in en arˈkʰi pros to(n) tʰeˈo(n). ˈpanda di aɸˈtu eˈjeneto, ke kʰoˈris aɸˈtu eˈjeneto ude ˈen o ˈjeɣonen. en aɸˈto zoˈi in, ke i zoˈi in to pʰos ton anˈtʰropon; ke to pʰos en di skoˈtia ˈpʰeni, ke i skoˈti(a) a(ɸ)ˈto u kaˈtelaβen]
«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Всё чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нём была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.»

Напишите отзыв о статье "Койне"

Примечания

  1. В классический период произносилось, видимо, как [kɔɪnὲː hɛlːɛːnikɛ́ː]. К такому произношению и восходит русское написание слова «койне» (ср. ткж. англ. Koine). «Учёное» произношение этого выражения могло следовать классической традиции вплоть до II века н. э. В то же время в народном языке, то есть собственно в койне, уже в последних веках до н. э. произошёл ряд серьёзных изменений в фонологической системе и на рубеже I в. до н. э. — I в. н. э. это выражение могло произноситься как [kyˈne ɛleniˈke], а к IV веку н. э. как [kyˈni ɛliniˈki], приближаясь к произношению в современном греческом языке (димотике), которое выглядит как [kʲiˈni e̞liniˈkʲi]
  2. Horrocks Geoffrey C. [books.google.com/books?id=f__JVG7TGKsC&pg=PR13 Greek: a history of the language and its speakers]. — 2nd. — London: Longman, 2010. — P. xiii. — ISBN 978-1-4051-3415-6.
  3. Bubenik V. The rise of Koiné // A history of Ancient Greek: from the beginnings to late antiquity / A. F. Christidis. — Cambridge: Cambridge University Press, 2007. — P. 342–345.
  4. A history of ancient Greek by Maria Chritē, Maria Arapopoulou, Centre for the Greek Language (Thessalonikē, Greece) pg 436 ISBN 0-521-83307-8
  5. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 Andriotis, Nikolaos P. History of the Greek Language.
  6. [www.fh-augsburg.de/~harsch/Chronologia/Lspost03/Dositheus/dos_col3.html Augsburg].
  7. И. А. Хангиреев. [www.pravenc.ru/text/293952.html Иисуса, сына Сирахова, книга] // Православная энциклопедия. Том XXI. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2009. — С. 731-736. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-038-7
  8. [www.eleven.co.il/article/14120 Товита книга.] // Краткая еврейская энциклопедия, том 8 кол. 977–978
  9. Horrocks (1997: ch.5.11.)
  10. G. Horrocks (1997), Greek: A history of the language and its speakers, p. 87), cf. also pp. 105—109.
  11. Horrocks (1997: 94).

Литература

  • Randall Buth, [web.archive.org/web/20090319201913/www.biblicalulpan.org/Sound_files/PRONSYS1_US.pdf Ἡ κοινὴ προφορά: Koine Greek of Early Roman Period]
  • Abel, F.-M. Grammaire du grec biblique.
  • Andriotis, Nikolaos P. History of the Greek Language.
  • Smyth, Herbert Weir, Greek Grammar, Harvard University Press, 1956. ISBN 0-674-36250-0
  • Cornybeare, F.C, and Stock, St. George. Grammar of Septuagint Greek: With Selected Readings, Vocabularies, and Updated Indexes.
  • Allen, W. Sidney, Vox Graeca: a guide to the pronunciation of classical Greek — 3rd ed., Cambridge University Press, 1987. ISBN 0-521-33555-8

Ссылки

  • [www.songofthelamb.com/ Song of the Lamb] — исследования на тему древнееврейского и новозаветного греческого языков
  • [www.utexas.edu/cola/centers/lrc/eieol/ntgol-0-X.html Новый завет в оригинале онлайн]
  • [greek-language.com Greek-Language.com] — Словари, манускрипты греческого Нового завета, а также инструменты прикладной лингвистики для исследования эллинистического греческого языка.
  • [www.wikichristian.org/Koine_Greek:_Dictionary Словарь койне]

Отрывок, характеризующий Койне

– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.