Кокарда

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Кока́рда (от фр. cocardes, «петушиные перья») — бант, лента, сложенная петлями и сборками, собранная кружком тесьма и прочее[1], позднее особый металлический или матерчатый знак на головном уборе (иногда крепится на плечо, бедро, голень и другие части тела). Представляет собой ленту (или розетку из лент) одного или нескольких цветов, круглую или овальную эмблему, штампованную или вышитую, часто снабжённую дополнительными символами. Цвета и символика кокарды обозначают принадлежность к той или иной стране, роду войск вида вооружённых сил или политической партии (фракции).

Во многих странах, как правило, проводят различие между кокардой (cockade), представляющей цвета национального флага или вида вооружённых сил, и эмблемой на головном уборе (cap badge), изображающей герб, символ рода войск и так далее.





Европа XVIII века

Кокарда как аксессуар получила распространение в Западной Европе XVIII столетия. Мода на кокарды (как и сам термин) пришла из Франции, хотя ещё веком ранее подобием кокард украшали свои шапки венгерские лёгкие кавалеристы — «кроаты» и мадьяры[2]. Первоначально французские кокарды были бумажными и имели разнообразную окраску, но с 1767 года они стали белыми, под цвет династии Бурбонов[3] и носила их только инфантерия.

День мира, день освобожденья, —
О, счастье! мы побеждены!..
С кокардой белой, нет сомненья,
К нам возвратилась честь страны.

Белая кокарда, автор Пьер Жан Беранже (1780—1857), перевод И. Ф. и А. А. Тхоржевские.

Во время Французской революции, по предложению маркиза де Лафайета, к королевскому белому цвету были добавлены синий и красный — цвета революционного Парижа. Впоследствии эти цвета стали национальными цветами Франции, а бело-сине-красная розетка на шляпе — первой национальной кокардой.

Российская империя

Нет единого мнения, когда именно кокарда появилась в русской армии и на флоте. Толковый словарь В. И. Даля относит это событие к 1700 году: «Русская кокарда введена в 1700 году белая; в 1764 году чёрная, с ранжевыми краями; в 1815 году прибавлена белая полоска.»[1]. По другой версии, это произошло с появлением после 1705 года меховых гренадёрских шапок, над козырьком которых располагалось штампованное изображение двуглавого орла. По наиболее распространённой точке зрения, первой русской кокардой следует считать «российский полевой знак», учреждённый в 1724 году по случаю подготовки к коронации Екатерины I, когда на шляпы кавалергардов с левой стороны золотой пуговицей прикрепили белый шелковый бант из лент. Во время правления Анны Иоанновны этот знак был распространён по всей армии, только для унтер-офицеров и нижних чинов шёлк был заменён на шерстяную ткань[3].

В 1730-х годах черный (эмаль орла), желтый (или оранжевый), передавал эмаль — геральдическое золото — поле щита, и белый цвета (белым передавали серебряную фигуру Святого Георгия в щитке на груди орла) стали считать государственными цветами Российской империи.

В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона указано, что кокарда (фр. cocarde) — значок в виде двух- или трёхцветной розетки, носимый на головном уборе военными и гражданскими чинами; введена французами в XVIII веке; в России с 1730 года, при Анне Иоанновне, под названием банта или полевого знака: белого шелкового у офицеров, белого шерстяного или нитяного у нижних чинов. В 1797 году черно-оранжевыми стали кокарды на шляпах военнослужащих, с 1874 года кокарда размещается: военная кокарда на околыше, гражданская — на тулье фуражки.

В последующие годы форма и цвет русских кокард неоднократно менялись, и только к 1815 году достигли единообразия: гофрированная матерчатая розетка или металлическая бляшка овальной формы, концентрически раскрашенная (от центра) в чёрный, оранжевый, чёрный, оранжевый и белый цвета.

Вариантом русской кокарды нельзя считать репеёк — деревянную деталь кивера, крепившую султан к тулье. Цвет репейка зависел от чина военнослужащего (серебристый у офицеров, бело-оранжевый у унтер-офицеров) или номера батальонанижних чинов). И он мог располагаться на головном уборе вместе с кокардой.

В 1844 году в русской армии произошёл переход от киверов к кожаным лакированным каскам. С этого же года на офицерских фуражках впервые появилась овальная металлическая кокарда[4]. Со временем штампованными трёхцветными кокардами (только не овальными, а круглыми, полвершка в поперечнике) стали украшать и форменные головные уборы гражданских чиновников. В 1857 году император Александр II повелел, «чтобы гражданские чины и все те, коим положено носить на околышах фуражек кокарду — для отличия от офицеров, имели вместо овальной кокарды — круглую, малого размера». С 1874 года кокарду гражданского образца было положено размещать не на околыше, а над околышем фуражки, посередине тульи. На треугольных шляпах также имелась большая шелковая кокарда гражданского образца.

После Февраля 1917 года многие военнослужащие и чиновники закрашивали кокарду в красный цвет или обтягивали её красной тканью в знак разрыва со «старым режимом». После октябрьского переворота 16 декабря 1917 года кокарда, как и другие элементы формы одежды, была заменена на красную звезду.

СССР и современная Россия

В советских вооружённых силах кокарда введена с 1940 года[7] для высшего командного состава РККА, для офицеров и военнослужащих сверхсрочной службы ношение кокарды было введено в 1970-х годахК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4646 дней]. Существовали специальные кокарды для ВВС (с 30-х годов), а также кокарда ВМФ, введённая ещё в 1919 году. Прочие командиры и иные категории военнослужащих на головных уборах носили красную эмалевую звезду с эмблемой «Серп и молот», для пилотки и панамы звёздочка была меньшего размера.

В ВМФ ВС СССР кокард не было, а были эмблемы[5], называемые некоторыми кокардами.

В ВС СССР кокарды носились на околыше фуражки, на зимней шапке-ушанке, папахах полковников и генералов, шапках с козырьком капитанов 1 ранга и адмиралов. Носили кокарды также офицеры, прапорщики и служащие сверхсрочно на беретах (ВДВ и морская пехота, танковые войска), панамах и пилотках с козырьком (тропическое обмундирование).

Общевойсковая повседневная кокарда в ВС СССР была овальной формы с красной звездой в белом медальоне, окруженном золотистыми лучами. Для офицеров авиации и ВДВ была предусмотрена также кокарда, но с эмблемой (обрамление золотистыми веточками). Для парадно-выходной и повседневной фуражек офицеров, прапорщиков, военнослужащих сверхсрочной службы авиации и ВДВ, курсантов авиационных училищ лётчиков (штурманов) Советской Армии предусматривалась ещё эмблема на тулье[5] — некоторыми называемая птичка, верхняя кокарда или технический знак. На парадной фуражке всех офицеров носилась кокарда с ещё более развитым обрамлением (для ВДВ и ВВС — с крылатой эмблемой), а фуражки генералов и маршалов украшали различного вида шитье из золочёных нитей вокруг кокарды.

Большинство кокард изготавливались из алюминия с анодированным золотистым покрытием, существовали бронзовые кокарды того же рисунка, но без белого поля медальона и со звездой, выполненной из «горячей эмали». Такие кокарды назывались «венскими» и изготавливались специально.

Полевая кокарда была стальной и выкрашена в тёмно-зелёный цвет (хаки), носилась на фуражке полевой (на околыше).

В 1995 году для головных уборов военнослужащих ВС России, за исключением Военно-Морского Флота, была установлена металлическая кокарда единого рисунка в виде золочёной звезды на овальном медальоне георгиевских цветов, окружённом 32 двугранными лучами золотистого цвета с рифлёными гранями. Эта кокарда по своему оформлению практически полностью повторяет кокарду, введённую для офицеров русской армии в 1844 году, но, если в русской армии цвета кокарды являлись Государственными цветами (соответствовали цветам Государственного герба Российской Империи), то кокарда российских военнослужащих государственной символики Российской Федерации не отражает и знаком государственной принадлежности не является[8]. Полевая кокарда такая же, но оливково-зелёного цвета, окрашивается путём оксидирования металла кокарды. Такие кокарды носятся на всех видах головных уборов. Для фуражки предусмотрен ещё и геральдический знак в виде двуглавого орла с распростёртыми крыльями, носится поверх кокарды на тулье.

Для ВМФ кокарда изготовляется в виде овального медальона чёрного цвета с золотистым якорем и окружением из золотистых лучей. Такая кокарда носится офицерами на пилотке, а прочими категориями военнослужащих — на всех видах формы. Кокарда офицеров имеет обрамление из золотистых листьев (штампованное из алюминия или шитое золотыми нитями), адмиральские кокарды имеют шитый орнамент специальной формы. Геральдический знак прикрепляется к верху овала кокарды и носится вместе с ней.

Цвета

В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона указано, что кокарда имеет следующие цвета в:

См. также

Напишите отзыв о статье "Кокарда"

Примечания

  1. 1 2 Даль, 1880—1882.
  2. ЭСБЕ, 1890—1907.
  3. 1 2 Зимин, 2008.
  4. Волков, 1993.
  5. 1 2 3 [www.vedomstva-uniforma.ru/forma1973/1973.html#19 Приложение № 2 к приказу Министра обороны СССР 1973 г. № 250. Правила ношения военной формы одежды.]
  6. Указ Президента Российской Федерации № 531 от 8 мая 2005 года, «О военной форме одежды, знаках различия военнослужащих и ведомственных знаках отличия».
  7. [enc-dic.com/ozhegov/Kokarda-12516/ Кокарда] // Толковый словарь Ожегова / авт.-сост. С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова.
  8. Гирин А. В. [samlib.ru/a/aleksandr_walerxewich_girin/cocarde_russia.shtml Кокарды русской армии]

Литература

Указы
  • [www.vedomstva-uniforma.ru/forma1973/1973.html#19 Приложение № 2 к приказу Министра обороны СССР 1973 года № 250. Правила ношения военной формы одежды.]
  • Указ Президента Российской Федерации № 1010, от 23 мая 1994 года, «О военной форме одежды и знаках различия по воинским званиям».
  • Указ Президента Российской Федерации № 531 от 8 мая 2005 года, «О военной форме одежды, знаках различия военнослужащих и ведомственных знаках отличия».
  • Указ Президента Российской Федерации № 921, от 28 августа 2006 года, "О внесении изменений в Указ Президента Российской Федерации от 8 мая 2005 года № 531 «О военной форме одежды, знаках различия военнослужащих и ведомственных знаках отличия».

Отрывок, характеризующий Кокарда


Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.