Коковцов, Владимир Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Николаевич Коковцов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Председатель Совета министров Российской империи
9 сентября 1911[1] — 30 января 1914
Предшественник: Пётр Аркадьевич Столыпин
Преемник: Иван Логгинович Горемыкин
Министр финансов
5 февраля 1904 — 24 октября 1905
Предшественник: Эдуард Дмитриевич Плеске
Преемник: Иван Павлович Шипов
Министр финансов
26 апреля 1906 — 30 января 1914
Предшественник: Иван Павлович Шипов
Преемник: Пётр Львович Барк
Государственный секретарь
14 апреля 1902 — 5 февраля 1904
Предшественник: Вячеслав Константинович фон Плеве
Преемник: Юлий Александрович Икскуль фон Гильденбандт
 
Вероисповедание: православие
Рождение: 6 (18) апреля 1853(1853-04-18)
имение Горна-Покровское, Новгородская губерния
Смерть: 29 января 1943(1943-01-29) (89 лет)
Париж, Французское государство
Род: Коковцовы
Отец: Николай Васильевич Коковцов
Образование: Александровский лицей
 
Награды:

Граф Влади́мир Никола́евич Коко́вцов (6 [18] апреля 1853, имение Горна-Покровское, Боровичский уезд, Новгородская губерния — 29 января 1943 года, Париж) — русский государственный деятель, министр финансов в 19041905 и 19061914 годах, председатель Совета министров Российской империи в 19111914 годах.





Биография

Представитель дворянского рода Коковцовых. Отец — Николай Васильевич Коковцов (1814—1873) — служил подполковником в Корпусе инженеров путей сообщения.

По состоянию на 1906 год Владимир Коковцов имел 212 десятин приобретенной земли (54 десятины удобной и 158 десятин неудобной) в Крестецком уезде Новгородской губернии.

Учился во 2-й Санкт-Петербургской гимназии, откуда в 1866 году в числе лучших учеников был переведён в Александровский лицей, который закончил в декабре 1872 года.

16 декабря 1872 был определен в Петербургский университет с зачислением проведенного в университете времени в действительную службу (с 16.12.1872 в чине титулярного советника). Вскоре был вынужден оставить университет по семейным обстоятельствам (кончина отца), поступив (с марта 1873 г.) на службу в министерство юстиции. [2].

1873—1878 — служба в Министерстве юстиции в должности младшего помощника столоначальника, старшего помощника столоначальника, столоначальника статистического и уголовного отделений.

1878 — командирован за границу для изучения постановки тюремного дела.

1879—1882 — инспектор V класса Главного тюремного управления МВД.

1882 — помощник начальника Главного тюремного управления МВД. Участвовал в составлении нового издания «Уставов о ссыльных и содержащихся под стражей».

1890—1895 — служба в Государственной канцелярии в должностях помощника статс-секретаря Государственного Совета, председателя хозяйственного комитета, статс-секретаря департамента государственной экономии.

1895—1896 — товарищ Государственного секретаря В. К. Плеве.

1896 — товарищ министра финансов С. Ю. Витте.

1900 — сенатор. В 1901—1903 гг. под председательством Коковцова работала комиссия по исследованию вопроса о движении (изменении) с 1861 по 1900 г. благосостоянии сельского населения среднеземледельческих губерний, сравнительно с другими местностями Европейской России (так называемая «комиссия о „центре“»). Материалы комиссии изданы Департаментом окладных сборов в 1903 г.

1902—1904 — государственный секретарь.

1904, 05 февраля — 1905, 24 октября — министр финансов.

1905 — действительный тайный советник.

с 1905 — член Государственного Совета. Назначался к присутствию на 1906—1917 гг, состоял в группе центра. В 1905 г. под его председательством была образована комиссия для обсуждения «мер по упорядочению быта и положения рабочих на фабриках и заводах Империи». Заседания этой комиссии в мае прервались ввиду отказа приглашенных в её состав представителей промышленности.

1906, 26 апреля — 1914, 30 января — министр финансов.

1908 — статс-секретарь Госсовета по департаменту государственной экономии.

1909 — Выехал в Харбин для встречи с председателем Тайного Совета Японии Ито Хиробуми. Переговоры не состоялись — Ито был убит на глазах у Коковцова.

1911 — председатель Совета министров с сохранением поста министра финансов. 6 сентября 1911 года, сразу же после убийства П. А. Столыпина, Николай II принял решение о назначении председателем Совета министров В. Н. Коковцова, а министром внутренних дел — А. Н. Хвостова (Столыпин занимал оба этих поста одновременно). Первым о предполагаемом назначении был извещен Коковцов, который немедленно отказался от совместной службы с Хвостовым и предложил царю выбрать одного из них двоих. Коковцов заявил, что Хвостова «никто в России не уважает» и что «от министров требуется то, чего Хвостов дать не в состоянии». 10 сентября Коковцов отослал царю письмо, в котором негативно характеризовал Хвостова. 14 сентября Николай II принял решение назначить министром внутренних дел А. А. Макарова[3].

В связи с Первой балканской войной все более вызывающим в отношении России становилось поведение Австро-Венгрии и в связи с этим в ноябре 1912 г. на совещании у императора рассматривался вопрос о мобилизации войск трех российских военных округов. За эту меру выступал военный министр В.Сухомлинов, но Коковцову удалось убедить императора не принимать такого решения, угрожавшего втягиванием России в войну.[4]

1914, 30 января — уволен от должностей председателя Совета Министров и министра финансов, с оставлением членом Государственного Совета и сенатором; возведен в графское достоинство.

После Февральской революции находился в своем имении, затем переехал в Кисловодск.

1918 — арестовывался ВЧК. Бежал из Советской России — перешел границу в районе Сестрорецка. С ноября 1918 г. в эмиграции во Франции.

1923 — возглавил Союз верных памяти императора Николая II.

В своей работе последовательно проводил линию на укрепление отношений с ведущими западными странами. Известность получило его высказывание по поводу Государственной думы: «Слава Богу, у нас нет парламента»[5]. В отличие от Столыпина он не был политиком и стремился лишь к сохранению «статус-кво».

Умер в Париже, похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Его потомок — Патрик, носящий фамилию де Флиге, проживает во Франции[6][7].

Награды

Иностранные:

Сочинения

  • Коковцов В. Н., при участии С. В. Рухлова. Систематический сборник узаконений и распоряжений по тюремной части. — СПб., 1894.
  • Коковцов В. Н. Поступление обыкновенных государственных доходов за 5-летие 1887—1891 гг. в сравнении со сметными, за то же время назначенными (СПб., 1893)
  • Речи министра финансов статс-секретаря В. Н. Коковцова по бюджетным вопросам в заседаниях Государственной думы 16, 20 и 28 февраля 1909 г. Санкт-Петербург : тип. Штаба Отд. корпуса погран. стражи, 1909.
  • Коковцов В. Н. [www.library6.com/index.php/library6/item/внкоковцов-из-моего-прошлого-воспоминания-1903-1919 Из моего прошлого. Воспоминания 1903—1919 гг.] — Париж, 1933.
  • La vérité sur la tragédie d’Ekaterinbourg. 1922.
  • Le Bolchévisme à L’oeuvre : La ruine morale et économique dans le pays des Soviets. Paris, 1931.

Напишите отзыв о статье "Коковцов, Владимир Николаевич"

Литература

  • Авилов Р.С. По Транссибу на Восток. Визит министра финансов В.Н. Коковцова в Приамурский военный округ в 1909 г. // Вестник Томского государственного университета.— 2016. — № 405 (апрель) — С. 38—49.
  • Витте С. Ю. Воспоминания. — М., 1960.
  • Джунковский В. Ф. Воспоминания. — М., 1997.
  • Лопухин В. Б. Люди и политика. Вопросы истории, 1966, № 10.
  • Столыпин П. А. Переписка. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2007.
  • Столыпин П. А. Грани таланта политика. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2006.
  • Векшина Ю. А. Граф В. Н. Коковцов — государственный деятель Российской империи. — СПб.: Нестор-История, 2008.

Примечания

  1. Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>; для сносок .D0.9A.D0.BE.D0.BA.D0.BE.D0.B2.D1.86.D0.BE.D0.B2 не указан текст
  2. Шилов Д.Н. Государственные деятели Российской империи. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. С.301-302.
  3. Эпизод излагается по книге: В. Н. Коковцов. Мои воспоминания (1903—1919). Минск, Харвест, 2004, часть четвертая, глава VII/
  4. [www.hrono.ru/libris/lib_k/kok5_05.html Владимир Коковцов. Из моего прошлого]
  5. Верт Н. История советского государства. — М.: Прогресс-Академия, 1995. — 544 с.
  6. Кригер Т. А. [www.booksite.ru/fulltext/14v/ois/kch/8.htm Род Страховых в исследованиях: Усадьба дворян Коковцовых Горно-Покровское] // Известия Вологодского общества изучения Северного края. Вып. XIV: Материалы научно-практических краеведческих олимпиад школьников «Мир через культуру». Вологда, 17-20 марта 2004 г.; Вологда, 10-13 марта 2005 г. (к 60-летию Победы в Великой Отечественной войне). — Вологда: Легия, 2005. — 152 с.
  7. См. также www.russie.net/france/gen-index.htm (недоступная ссылка) Проверено 19 января 2014.

Источники

Отрывок, характеризующий Коковцов, Владимир Николаевич

В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.