Кокорина, Эльвира Валентиновна

Эльвира Кокорина
Имя при рождении:	Эльвира Валентиновна Кокорина
Профессия:	солистка балета, балетный педагог
Театр:	Мариинский театр
Награды:

Эльви́ра Валенти́новна Коко́рина (18 сентября 1932, Варшава — 2 мая 2015, Санкт-Петербург) — советская и российская артистка балета и педагог, Заслуженный деятель искусств РФ, профессор, заведующая кафедрой методики преподавания классического и дуэтно-классического танца Академии русского балета им. Вагановой.

Биография

Эльвира Кокорина — одна из последних учениц Агриппины Вагановой (выпуск 1950 года). По окончании Ленинградского хореографического училища была принята в балетную труппу Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова.

В репертуаре балерины были партии в балетах классического наследия, среди которых: Фея Нежности и вариации драгоценных камней («Спящая красавица»), Одетта-Одиллия, 2-ка и 4-ка лебедей («Лебединое озеро»), 2-ка вилис («Жизель»), Grands Pas («Раймонда»), Прелюд («Шопениана»), «Умирающий лебедь».

Педагогическая деятельность

С 1972 года преподавала классический танец в Ленинградском хореографическом училище (в настоящее время — Академия Русского балета им. Вагановой), занимала должность заведующей кафедрой методики преподавания классического и дуэтно-классического танца, профессор.

За время своей педагогической деятельности воспитала несколько поколений артисток балета. Среди её учениц — Ирина Колесникова.

Являлась членом жюри Международного конкурса детского и юношеского творчества «Будущее планеты» (Санкт-Петербург).

Признание

• Заслуженный деятель искусств РФ.

Ссылки

• [www.vaganova.ru/students_list.php Списки выпускников Академии балета имени Вагановой, 1950]. [www.webcitation.org/67vOuNssA Архивировано из первоисточника 25 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Кокорина, Эльвира Валентиновна

Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»