Коко (горилла)
| Коко | |
| яп. 花火子 | |
 | |
| Другие имена: |
Ханабико |
|---|---|
| Вид: | |
| Пол: | |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Страна: | |
| Окрас: |
чёрный |
| www.koko.org/index.php | |
Коко (сокращение от яп. 花火子 (Ханабико) — «дитя фейерверка», род. 4 июля 1971 года) — самка гориллы, которая, по мнению работающего с ней специалиста Франсин Паттерсон, в результате исследовательской программы учёных Стенфордского университета, овладела более чем тысячей знаков языка жестов амслена и способна воспринимать на слух и понимать около двух тысяч английских слов[1].
Навыки животного
В данной главе описаны навыки коммуникации Коко, взятые из отчётов доктора Паттерсон.
Коэффициент интеллекта её находится в интервале от 75 до 95, что в любом случае соответствует интеллекту нормального (не умственно отсталого) человека[1].
Она умеет шутить и описывать свои чувства — грусть, недовольство. Самая известная шутка Коко: она называла себя «хорошей птичкой», заявляя, что умеет летать, но потом призналась, что это шутка. Когда её партнёр, горилла Майкл, оторвал ногу у её тряпичной куклы, Коко сказала ему на языке жестов: «Ты грязный плохой туалет!». Коко прекрасно понимает, что такое прошлое и будущее.
Ей известны такие абстрактные понятия, как «скука» и «воображение». Когда Коко увидела лошадь с удилами во рту, она сигнализировала «Лошадь печальна», объяснив — «Зубы».[2]. Коко сообщает, когда ей плохо, и даже может выразить на шкале силу боли. Тем не менее, она предпочитает терпеть, пока боль не станет очень сильной[1]. Также Коко очень не любит мыться в ванне и на фотографию другой обезьяны, ведомой в ванну, отреагировала: «Я там плакать» (в американском языке жестов нет форм слова)[2].
Коко родилась 4 июля 1971 года в Сан-Франциско и большую часть своей жизни провела в местечке Вудсайд в Калифорнии, однако сейчас планируется её переселение в приют для животных на острове Мауи, расположенном на Гавайском архипелаге.
Имя животного очевидно представляет собой отсылку к празднованию дня независимости США и обильных в этот день фейерверков.
Критика эксперимента
Критика эксперимента со стороны научного общества основывается на том, что публикации о Коко обычно появляются в популярной прессе, а научных работ при этом меньше[3][4].
См. также
Напишите отзыв о статье "Коко (горилла)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [news.bbc.co.uk/hi/russian/news/newsid_3551000/3551062.stm BBC Россия — «Говорящая» горилла потребовала доктора]
- ↑ 1 2 Морозов В. П. Занимательная биоакустика. Изд. 2-е, доп., перераб. — М.: Знание, 1987. — 208 с. + 32 с. вкл. — С. 49-53
- ↑ Patterson, FG. (1981). «Ape Language». Science 211 (4477): 86–88. DOI:10.1126/science.211.4477.86-a. PMID 7444454.
- ↑ Patterson, FG. (1978). «The gestures of a gorilla: language acquisition in another pongid.». Brain and Language 5 (1): 72–97. DOI:10.1016/0093-934X(78)90008-1. PMID 618570.
Литература
- Зорина З. А., Смирнова А. А. [www.philol.msu.ru/~otipl/new/main/courses/Neirobiology/Zorina.pdf О чем рассказали «говорящие» обезьяны: Способны ли высшие животные оперировать символами?] / Науч. ред. д. биол. н.И. И. Полетаева. — М.: Языки славянских культур, 2006.. — 424 с.
Ссылки
- [www.koko.org/index.php Официальная страница проекта] (англ.)
- [www.newsru.com/world/02dec2005/gorillas.html News.com]
- [www.vokrugsveta.ru/vs/article/5799/ Статья о Коко на сайте Вокруг Света]
- [news.bbc.co.uk/hi/russian/news/newsid_3551000/3551062.stm BBC]
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Коко (горилла)
Помолчав несколько времени, Платон встал.– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
