Кокышев, Лазарь Васильевич

Кокышев, Лазарь Васильевич
Дата рождения:	20 октября 1933(1933-10-20)
Место рождения:	село Кумжулу, Ойротская автономная область, СССР
Дата смерти:	7 мая 1975(1975-05-07) (41 год)
Место смерти:	Горно-Алтайск, Горно-Алтайская АО, СССР
Гражданство:	СССР
Род деятельности:	писатель, поэт
Жанр:	стихотворение, роман
Язык произведений:	алтайский

Кокышев, Лазарь Васильевич (20 октября 1933 — 7 мая 1975) — алтайский поэт, прозаик, переводчик. Один из основоположников алтайской литературы.

Биография

Лазарь Васильевич Кокышев родился в селе Кумжулу Шебалинского аймака Ойротской автономной области в семье учителя. Отец в 1941 году ушёл на фронт и не вернулся. Мать вырастила одна пятерых детей. С детских лет Л. Кокышев проявлял способности к пению и рисованию и взрослые видели в нём будущего художника. Судьба распорядилась так, что он закончил областную национальную школу в Горно-Алтайске в 1952 году, в которой у него проявился талант поэта. В школьные годы Л. Кокышев начал публиковать свои первые стихи и фельетоны в газете «Алтайдыҥ Чолмоны». Первая книга была издана в 1956 году. После учёбы вместе с одарёнными сверстниками А. О. Адаровым и Э. М. Палкиным был направлен на учёбу в Литературный институт имени А. М. Горького, где занимался на семинаре известного русского поэта Владимира Луговского и который окончил в 1957 году.

Литературная деятельность

С 1957 по 1962 год работал редактором Горно-Алтайского отделения Алтай­ского книжного издательства. В 1962 году избран ответственным секретарём и кон­сультантом Горно-Алтайского отделения Союза писателей РСФСР. Расцвет его литературного творчества приходится на 1960-е гг. Он заявил о себе как о глубоко самобытном национальном поэте. Его слог отличался простотой и напевностью, что присуще поэзии алтайцев. Найдя свои истоки в родной эпической среде, Л. Кокышев не замыкался в национальных рамках, а использовал свой дар для решения глобальных проблем литературы. Он перевёл на алтайский язык произведения А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Т. Г. Шевченко, Н. А. Некрасова, Р. Бернс и других поэтов.

Л. Кокышев автор многих поэтических книг — «Алтын-Кол» («Алтын-Кӧл»), «Стихи» («Ӱлгерлер»), «Туба», «Встречи» («Тушташтар»), «Красный цветок» («Кызыл чечек»), «Вторая жизнь» («Экинчи јӱрӱм»), «Дорога» («Јол»), «Раздумья» («Санаалар»), «Амаду». Его перу принадлежат три романа «Арина», «Чӧлдӧрдиҥ чечеги», «Мечин Јылдыс».

Лазарь Кокышев ― автор первого алтайского романа «Арина» (1959). Роман был переведён на русский (1968), тувинский (1969) и казахский (1972) языки, поставлен в ряде театров.

Работал корреспондентом Горно-Алтайского областного радио. Избирался депутатом краевого Совета народных депутатов.

Член Союза писателей СССР с 1958 года.

Таланту Л. Кокышева не суждено было раскрыться до конца. Он был убит 7 мая 1975 года в районе старого вокзала Горно-Алтайска пьяными хулиганами.

Память в народе

После трагической гибели к Л. Кокышеву пришло всеобщее всенародное признание. Решением Горно-Алтайского областного Совета народных депутатов № 402 от 17 октября 1983 года «Об увековечивании памяти алтайского писателя Л. В. Кокышева» гласило: «Переименовать улицу 2-ю Каясинскую в улицу имени Л. В. Кокышева в городе Горно-Алтайске». Кроме того, в городе есть переулок Л. В. Кокышева.

Перед зданием республиканской национальной библиотеки на народные средства установлен бюст из мрамора и гранита работы скульптора Павла Богомолова.

На доме, где жил Л. В. Кокышев, установлена мемориальная доска. Его именем назван пассажирский катер и школа в селе Шебалино. В Алтае регулярно проводятся конференции, посвящённые творчеству Л. Кокышева, его произведения включены в школьную программу.

2013 год — год 80-летия писателя объявлен в Республике Алтай годом Л. В. Кокышева

Литература

• Антошин К. Ф. Время добрых надежд: (О современной литературе Хакасии, Тувы и Горного Алтая)//К. Ф. Антошин — М.: Современник. — 1975. — С. 9-10
• Антошин К. Ф., Кызласова А. Г. От чатхана к роману / К. Ф. Антошин, А. Г. Кызласова // Сибирские огни. — 1971. — № 10. — С. 169—175.
• Канарина В. П. Албатынын сууген поэди (к 75-летию Л. В. Кокышева) /В. П. Канарина // Алтайдын Чолмоны. — Горно-Алтайск, 2008, 30 октябрь
• Каташ С. С. Первый алтайский роман / С. С. Каташ// Сибирские огни. — 1961. — № 9. — С. 188—189.
• Киндикова Н. М. Современная алтайская литература в поиске тем и жанров / Н. М. Киндикова // Сибирские огни. — 2006. — № 6. — С. 177—179.
• Якимова Л. П. Лазарь Кокышев. Женщины. Роман / Л. П. Якимова // Сибирские огни. — 1978. — № 2. — С. 184—185.

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=utufjwHqsVM Лазарь Кокышев на YouTube]
• [e-lib.gasu.ru/konf/liter/R_10.html С.Комбу. Лазарь Кокышев в Туве]
• [www.altai-republic.com/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=3238 Его звезда не угаснет]
• [www.bankfax.ru/page.php?pg=21916 Кокышевские чтения]
• [www.lgz.ru/article/6820/ Стихи Лазаря Кокышева в Литературной газете]
• [www.x-libri.ru/elib/razkv000/00000268.htm Гибель писателя]

Отрывок, характеризующий Кокышев, Лазарь Васильевич

Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.