Колаковский, Лешек

Лешек Колаковский
Leszek Kołakowski
Колаковский в Варшаве во время празднования своего 80-летия
Дата рождения:	23 октября 1927(1927-10-23)
Место рождения:	Радом, Польша
Дата смерти:	17 июля 2009(2009-07-17) (81 год)
Место смерти:	Оксфорд, Великобритания
Школа/традиция:	Марксизм
Основные интересы:	История идей, Философия истории
Награды:	Стипендия Макартура (1983)

Лешек Колаковский (польск. Leszek Kołakowski, 23 октября 1927, Радом — 17 июля 2009, Оксфорд) — польский философ.

Биография

Отец — педагог и публицист, в 1943 году был расстрелян гестапо.

В 1945 году Лешек Колаковский поступил в Лодзинский университет, а в 1947 году вступил в Польскую рабочую партию. В 1950 году подписал открытое письмо с осуждением философа Владислава Татаркевича за нападки на «социалистическое строительство в Польше» и «деморализацию» студентов. В одной из статьей того времени Колаковский осудил религиозные убеждения, утверждая между прочим, что "автор мнимой автобиографии, за которую выдают Священное Писание, не очень-то умён". В 1953 году защитил диссертацию по философии Спинозы в Варшавском университете, в котором впоследствии преподавал историю философии с 1959 по 1968 год.

Будучи в 1951—54 годах сотрудником Института подготовки научных кадров при ЦК ПОРП, совершил поездку в СССР, где, по его утверждению, увидев «реальный социализм», изменил свои про-сталинские взгляды. Однако нельзя не учитывать и того фактора, что как раз в это время в СССР и в других соцстранах происходили существенные политические перемены, выражавшиеся в пришествии к власти Хрущёва, в отстранении сторонников политики, проводимой Сталиным, и в постепенном отказе от выработанных им направлений во внешней и во внутренней политике. Новое советское руководство стало поощрять антисталинские тенденции как в СССР, так и во всех других странах соцлагеря. После этого в 1957 году в варшавском журнале «Nowa Kultura» появилась четырёхчастная статья с критикой как советского строя, образовавшегося при Сталине, так и политики Владислава Гомулки, которого Колаковский упрекал в слишком осторожном и медленном отмежевании от "сталинщины".

В 1957 г. стал главным редактором журнала «Studia Filozoficzne». В 1959 году возглавил кафедру истории современной философии в Варшавском университете. В 1966 году после лекции, на которой подвёл итоги десятилетия, был исключён из рядов ПОРП и лишён кафедры.

В 1968 году после мартовских студенческих протестов (начавшихся в Варшавском университете) Колаковскому запретили преподавать. Тогда он эмигрировал в США и в том же году стал приглашённым профессором (англ. visiting professor) факультета философии Университета Макгилла в Монреале, а в следующем году переместился в Калифорнийский университет в Беркли.

В 1970 году его утвердили старшим научным сотрудником (англ. senior research fellow) Колледжа Всех Душ (All Souls College) Оксфордского университета (с 2004 года он стал почётным сотрудником Колледжа). В 1974 году Лешек Колаковский был приглашён и часть года проработал в Йельском университете, а с 1981 по 1994 год был профессором-совместителем в Комитете по общественной мысли и на факультете философии Университета Чикаго.

С 1977 по 1980 год являлся официальным представителем за рубежом «Комитета защиты рабочих». Сотрудничал также с Польским независимым соглашением.

После 1989 года активно участвовал в общественной жизни Польши, выступая по радио и на телевидении, сотрудничая с «Gazeta Wyborcza» Адама Михника.

Скончался 17 июля 2009 года в Оксфорде. Похоронен 29 июля в Варшаве на кладбище Воинские Повонзки.

Остались жена Тамара и дочь.

Творчество

Колаковский — специалист по марксизму, первое время — его сторонник, затем — резкий критик.

Начиная с 1970 года, Колаковский всё плотнее связывает свою жизнь с Оксфордским университетом, и несмотря на курсы лекций, прочитанные им в Йельском и Чикагском университете, обосновывается в Англии.

Несмотря на свои изыскания и неприятие марксизма, Колаковский продолжает видеть в Марксе философа, хотя и не разделяет его взгляды. Капитальный труд на эту тему: «Основные направления марксизма» (1976—1978).

На Западе Колаковский также получил известность как специалист по Гуссерлю. Как ни странно, но к Гуссерлю Колаковский предъявляет претензии, фактически, с марксистских позиций. Так, он указывает на то, что Гуссерль пропагандирует, якобы, «уход от жизни», поскольку у Гуссерля проблема перебрасывания моста от Я к обществу, согласно Колаковскому, «неразрешима» (см. работу Лешека Колаковского «Гуссерль и поиск достоверности», Нью-Хейвен 1975, с. 80.). Нам остается, как считает Колаковский, «или последовательный эмпиризм, с его релятивистскими, скептическими результатами „или“ трансцендентальный догматизм, который не может в действительности оправдать себя и остаётся, в конце концов, произвольным решением» (там же, с.85).

Библиография

• Klucz niebieski, albo opowieści budujące z historii świętej zebrane ku pouczeniu i przestrodze (англ. «The Key to Heaven», «Ключ от небес, или поучительные рассказы, заимствованные из священной истории для научения и предостережения», 1957)
• Rozmowy z diabłem (англ. «Conversations with the Devil» (США), англ. «Talk of the Devil»), «Разговоры с дьяволом», 1965)
• Od Hume'a do Koła Wiedeńskiego (1^е пер.: англ. «The Alienation of Reason», 1966; поздн.изд.: «Positivist Philosophy from Hume to the Vienna Circle»)
• Positivist Philosophy (1971)
• Obecność mitu (англ. «The Presence of Myth», 1972)
• Husserl and the Search for Certitude (1975)
• Główne nurty marksizmu (англ. «Main Currents of Marxism», «Основные направления и течения марксизма», 1976−78; 3 тт.)
• Czy diabeł może być zbawiony i 27 innych kazań («Может ли дьявол спастись и 27 других проповедей», 1982)
• Religion: If There Is No God («Религия: Если Бога нет», 1982)
• Bergson (Бергсон, 1985)
• Le Village introuvable (1986)
• Metaphysical Horror (1988; перераб.изд. 2001)
• Modernity on Endless Trial (University of Chicago Press, 1990)
• God Owes Us Nothing: A Brief Remark on Pascal's Religion and on the Spirit of Jansenism («Бог нам ничего не должен: Краткая заметка о религии Паскаля и духе янсенизма», 1995)
• Freedom, Fame, Lying, and Betrayal: Essays on Everyday Life (1999)
• The Two Eyes of Spinoza and Other Essays on Philosophers (2004)
• My Correct Views on Everything (2005)
• Why Is There Something Rather Than Nothing? (2007)

На русском языке:

Колаковский Лешек. Небесный ключ, или Назидательные рассказы из Священной истории, собранные для наставления и предостережения / Пер. с польск. Ю. Чайникова. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2016. 176 с., ил.

Награды и премии

В 1983 Колаковский был удостоен европейской премии Эразмус, в 1994 Премии Алексиса де Токвиля за гуманизм.

В 2007 году он получил престижную Иерусалимскую премию, а незадолго до этого — ещё 2 важные награды: в 2003 году — Премию Клюге, а в 2006 году — медаль св. Георгия.

Ссылки

• [nauka-polska.pl/dhtml/raporty/ludzieNauki?rtype=opis&objectId=11096&lang=pl Лешек Колаковский] в базе данных «Люди науки» Центра переработки информации
• [www.reuters.com/article/entertainmentNews/idUSTRE56G67Q20090717 Скончался Лешек Колаковский]
• [www.krotov.info/lib_sec/11_k/kol/olakovsky.htm О справедливости]
• [novpol.ru/index.php?id=162 Дискуссия с Безансоном о коммунизме и нацизме.] - «Новая Польша», №3, 1999
• Zmarł Leszek Kołakowski (1927-2009) // [wyborcza.pl/8,75402,6548795.html Gazeta Wyborcza].  (польск.) — 13.08.2009.

Отрывок, характеризующий Колаковский, Лешек

Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.