Колганов, Константин Степанович

Константин Степанович Колганов
Дата рождения	25 декабря 1896(1896-12-25)
Место рождения	Моршанск, Тамбовская губерния
Дата смерти	9 июня 1981(1981-06-09) (84 года)
Место смерти	Москва
Принадлежность	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1915—1964
Звание
Командовал	75-я стрелковая дивизия 17-й стрелковый корпус 47-я армия (СССР) 42-й стрелковый корпус 53-й стрелковый корпус
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России Великая Отечественная война
Награды и премии

Константин Степанович Колганов (25 декабря 1896, Моршанск, Тамбовская губерния — 9 июня 1981, Москва) — советский военачальник, генерал-лейтенант (1943).

Биография

Константин Степанович Колганов родился 25 декабря 1896 года в Моршанске (ныне — Тамбовской области).

Первая мировая и Гражданская войны

В 1915 году призван в русскую армию и принял участие в Первой мировой войне. В 1917 году закончил 1-ю Омскую школу прапорщиков.

С октября 1918 года — в РККА.

Во время Гражданской войны служил командиром роты, батальона, помощником адъютанта стрелкового полка в 10-й армии. Воевал на Южном, Юго-Восточном и Кавказском фронтах. Принимал участие в обороне Царицына.

С июля 1920 года воевал в составе 24-й Симбирской Железной стрелковой дивизии, входившей в состав 1-й Конной армии, затем — в состав 14-й армии на должностях адъютанта стрелкового полка, помощника начальника штаба стрелковой бригады, начальника штаба стрелкового полка. Принимал участие в наступлении на Мозырь, Луцк, Сокаль, которое проходило с июня по сентябрь 1920 года, а также в боях против войск С. Петлюры и С. Булак-Балаховича.

Межвоенный период

По окончании Гражданской войны служил командиром батальона, начальником штаба и командиром стрелкового полка, а также начальником 2-го отдела штаба КВО.

В 1933 году заочно окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе.

С мая 1938 года — командир 75-й стрелковой дивизии, с января 1939 года — 17-го стрелкового корпуса. Генерал-майор (4.06.1940). С августа 1940 года — начальник 4-го отдела Управления боевой подготовки Красной Армии, а с февраля 1941 года — начальник 5-го и 4-го отделов Разведывательного управления Генштаба.

Великая Отечественная война

С октября 1941 года — заместитель командующего 10-й армией Ф. И. Голикова (бывшего начальника Разведуправления Генштаба). С декабря армия в составе Западного фронта принимала участие в Тульской наступательной операции.

С февраля 1942 года командовал 47-й армией. В ходе боёв на Керченском полуострове в мае 1942 года действовал неудачно, во время отступления армии на Турецкий вал потерял связь с армейскими соединениями, вынужденными действовать отдельными группами. В июне 1942 года отстранён от должности командующего армией, понижен в звании до полковника и назначен на должность заместителя начальника штаба Брянского фронта.

С сентября 1942 года — заместитель командующего 48-й армией, 18 мая 1943 года ему было возвращено звание генерал-майора.

С июня 1943 года командовал 42-м стрелковым корпусом. Принимал участие в Курской битве, битве за Днепр. В ходе Черниговско-Припятской наступательной операции корпус отличились при форсировании реки Десна и освобождении городов Новозыбков, Добруш, за что Колганов был награждён орденом Суворова 2-й степени. 29 октября 1943 года присвоено звание генерал-лейтенанта.

С ноября 1943 года руководил корпусом при прорыве укреплённой обороны противника севернее города Рогачёв и освобождении городов Речица, Бобруйск, форсировании реки Нарев.

3 июня 1944 года за отличное выполнение поставленной задачи по форсированию рек: Друдь, Добысна, Ола, Березина, разгром Бобруйской группировки немцев, проявленное при этом высокое оперативное мастерство, личное мужество и геройство командующим 48-й армией генерал-лейтенантом П. Л. Романенко Колганов был представлен к званию Героя Советского Союза, однако был награждён орденом Кутузова 1 степени.

В ходе Восточно-Прусской наступательной операции корпус прорвал эшелонированную оборону противника, а также первым ворвался в Восточную Пруссию и наряду с 5-й гвардейской танковой армией вышел на южный берег Балтийского моря. За умелое управление частями корпуса, проявленные мужество и героизм Колганов награждён орденом Суворова 1 степени.

Послевоенная карьера

После войны командовал 53-м стрелковым корпусом.

С апреля 1946 года — заместитель начальника Управления боевой подготовки стрелковых войск, с октября 1948 года — советник при военном министре Румынии, а с декабря 1949 года — военный атташе там же.

В 1952 году закончил Высшие Академические курсы при Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова.

С 1952 года работал заместителем начальника Военной академии им. М. В. Фрунзе.

В июне 1964 года вышел в отставку.

Константин Степанович Колганов умер 9 июня 1981 года в Москве.

Награды

• Орден Ленина (21.02.1945)
• Четыре ордена Красного Знамени (в том числе 1942, 03.11.1944, 1948, 1968)
• Орден Суворова 1 степени (10.04.1945)
• Орден Кутузова 1 степени (23.07.1944)
• Два ордена Суворова 2 степени (16.09.1943, 16.02.1944)
• Орден Трудового Красного Знамени
• Орден Красной Звезды (1938)
• Медали.

Ссылки

• Коллектив авторов. Великая Отечественная. Командармы. Военный биографический словарь / Под общей ред. М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2005. — 408 с. — ISBN 5-86090-113-5.

Отрывок, характеризующий Колганов, Константин Степанович

Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.