Колдовская история
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
| Колдовская история | |
| Every Witch Way | |
| Жанр | |
|---|---|
| В ролях |
Паола Андино |
| Вступительная заставка |
Every Witch Way |
| Страна | |
| Оригинальный язык | |
| Количество сезонов |
4 |
| Количество серий |
87 + 1 специальный эпизод [ENG] |
| Производство | |
| Режиссёр |
Леонардо Галадис, |
| Сценарист |
Серджио Джебелонг, |
| Хронометраж |
21-23 минуты |
| Студия | |
| Трансляция | |
| Телеканал | |
| На экранах |
с 1 января 2014 |
| Ссылки | |
|
[www.nick.com/shows/every-witch-way k.com/shows/every-witch-way] | |
| IMDb | |
«Колдовская история» — американский сериал. Адаптация латиноамериканского сериала «Грачи». Выходит в странах СНГ с июля 2014 года. Показ всех четырёх сезонов был закончен 16 ноября 2015 года.
Содержание
Сюжет
В первом сезоне главная героиня, Эмма Алонсо, переезжает в Майами в новый дом. Вдруг она обнаруживает у себя странные способности. Она узнает, что она — ведьма и принадлежит магическому миру. Но она не просто ведьма. Она Избранная — правительница всех ведьм. В новой школе Эмма находит новых друзей. Также она завоёвывает сердце парня Дэниела. Однако она находит не только друзей, но и врагов. Главная соперница Эммы — Мэдди. Эмме предстоит победить Мэдди, а также разгадать секрет школьного директора.
Во втором сезоне в школу приходит Совет Ведьм, чтобы предупредить Эмму о полнолунии и о том, что во время него с ведьмами случаются странные вещи. Также становится известно, что кто-то хочет уничтожить магический мир в последний день полнолуния. Эмме предстоит остановить уничтожение.
В третьем сезоне в школу приходит канай Миа. Она хочет уничтожить всех ведьм, чтобы отомстить за своего отца, которого уничтожили ведьмы.
В четвёртом сезоне Эмма хочет вернуть Дэниела в нормальную жизнь, так как теперь его никто не знает. Джекс узнает, что его мама жива и хочет узнать всю правду, однако сама Лиана затевает свои планы.
Персонажи
- Эмма Алонсо — Избранная, самая могущественная ведьма. Однако о своём даре она сама узнала совсем недавно. Встречается с Дэниелом. Во втором сезоне какое-то время встречалась с Джексом, но в третьем помирилась с Дэниелом. Ради Дэниела она готова на всё, даже лишиться своих сил. Сначала совет не одобрял, что ведьма встречается с человеком, но потом посчитал, что избранная должна принимать свои собственные решения. Поэтому перед ней стоял главный выбор её жизни: Дэниел или Джекс. Она выбрала Джекса, и из-за этого она попала в мир, где Дениела Миллера никто никогда не знал. Постоянно ссорится с Мэдди. Но в 3 сезонах, немного общались. Любит делать коллажи и блёстки. Единственная, кто может противостоять кристаллу Дикаболлеро. В 3 сезоне хотела оживить маму и для этого забирала силы Агамемнона, Дездемоны и Мэдди.
- Дэниел Миллер — бывший парень Эммы. Капитан команды Акулы по плаванью. Самый быстрый пловец в команде Акулы. Боится бабочек. Не любит хвастунов и лжи. После того, как в конце 1 сезона узнал о магии, помог победить школьного директора. Эмма помогает ему с уроками. Его не любит мистер Алонсо. В 4 сезоне его никто не знал кроме Эммы, позже на последней секунде Эмма спасла его от исчезновения, тем самым она устранила сбой континуума. Дэниел не был рад возвращению, хотел обратно в Эверглейдс, когда был в альтернативной жизни. Встречался с Мией. В 20 серии 4 сезона опять был отправлен в Эверглейдс, его туда отправила Эмма, потому что поняла, что он там счастлив.
- Энди Круз — лучшая подруга Эммы. Член команды Акулы. Всегда помогает Эмме колдовать. Ей не страшно, даже если она во что-нибудь превратиться, наоборот — ей нравится. Любит играть в Зомби Апокалипсис 3. Не любит делать домашние задания, поэтому их за неё делает Эмма. Мечтала стать хранителем и в конце 4 сезона всё-таки стала по желанию Эммы, и ушла в академию Уитс (туда же попадёт и Джесси).
- Мэдди Ван Пельт — лидер команды Пантер. Королева школы Иридиум. Ведьма. Всегда получает то, что хочет. Пытается отобрать титул избранной у Эммы. Раньше встречалась с Дэниелом, но потом он её бросил. Со второго сезона встречается с Диего, несмотря на то, что он канай. Во 2 сезоне потеряла свои силы, но потом вернула их с помощью Диего. В 4 сезоне Эмма забрала её силы, чтобы оживить свою маму.
- Кэти Райс — подруга Мэдди и участница Пантер. Всегда хочет перенять лидерство у Мэдди над Пантерами. Очень умная, поэтому любит делать домашние задания и иногда даже делает за кого-то. Всегда контролирует действия Мэдди. В 3 сезоне ей надоели претензии Мэдди, и она решила подружиться с Мией, но потом опять начала дружить с Мэдди.
- Софи Джонсон — участница Пантер и подружка Мэдди. Самая бестолковая в команде Пантер. Часто глупо смеётся. Любит всё, что делает Мэдди и постоянно повторяет за ней. В 4 сезоне была капитаном Акул.
- Диего Руэда — канай и член команды Акулы. О своём даре узнал недавно. Умеет делать снежки и огненные шары. Его часто называют сыном огня. В первом сезоне был использован как проводник для передачи сил директору. Во втором сезоне помог Мэдди вернуть её силы. Со второго сезона встречается с Мэдди.
- Джекс Новоа — новенький, парень Эммы. Пришёл в Иридиум во втором сезоне. Волшебник. Без магии не может прожить и минуты. Позже потерял свои силы из-за запретных чар клонирования. Какое-то время встречался с Эммой. Хотел уничтожить магический мир в последнем луче полнолуния. Позже отсиживал в летнем лагере для ведьм мятежников и вновь получил свои силы, с 4 сезона встречается с Эммой, в этом же сезоне узнаёт, что его мама жива и у него есть сестра Джесси.
- Мак Дэвис — член Акул. Лучший друг Диего. Вонючка, не любит мыло и шампунь. Очень энергичный. В конце 1 сезона ушёл из школы.
- Тони Майерс — член Акул. Любит математику. Показывает фокусы, но все они без чар Эммы выходят неудачными. В конце 1 сезона ушёл в школу фокусников.
- Джиджи Руэда — сплетница. Сестра Диего. Ведёт свой блог «Новости Иридиум Хай». У неё есть даже своя студия «Подсобка уборщицы». Знает все секреты учеников, кроме тайны о магическом мире. Во втором сезоне стала приспешницей Злой Дездемоны и знала о магическом мире, но никому об этом не рассказывала. Позже была расколдована без памяти о магии.
- Ужасная троица — 2 брата и одна сестра Дэниела: Мэлани, Томми и Роб. Постоянно вытворяют какие-то ужасные проделки. С ними не может усидеть ни одна нянька — у них всегда есть в запасе злобный план.
- H2O — 2 кузена Диего: Хектор и Оскар. Так же, как и Троица вытворяют проделки и часто подставляют Троицу. В конце 3 сезоне были разоблачены Троицей.
- Франциско Алонсо — отец Эммы. Учитель математики. Его девиз: «Математика — царица наук». Со второго сезона директор школы Иридиум. Постоянно наказывает учеников, если они вели себя безобразно. Ненавидит Дэниела и не одобряет его отношения с Эммой.
- Урсула ван Пельт — мама и страж Мэдди. Всегда любит красиво одеваться. Влюблена во Франциско и хочет, чтобы Эмма и Мэдди стали сёстрами. Во втором сезоне украла силы Мэдди, но потом вернула их. Не одобряет отношения Мэдди и Диего, так как Диего — канай, но в 4 сезоне 12 серии понравился ей, после того как спас их от Джейка Новоа.
- Лили — медсестра и страж Эммы. Всегда помогает Эмме с магией. В первом сезоне была снята с защиты Эммы и стала лягушкой директора. Со второго сезона работает в совете ведьм.
- Агамемнон — глава совета ведьм. Строгий, но справедливый. В 4 сезоне Эмма забрала его силы, чтобы оживить маму.
- Дездемона — член совета ведьм. Во втором сезоне из-за полнолуния стала злой. В последней серии 2 сезона вновь стала собой. В 3 сезоне работала буфетчицей. В 4 сезоне Эмма забирает её силы, чтобы оживить маму.
- Рамона — член совета. В начале 2 сезона попадает в тюрьму. В конце 2 сезона ушла из совета. Дездемона обвинила её в уничтожении мира, когда была злой.
- Себастьян — оператор Джиджи. Раньше был в Акулах. В первом сезоне стал лягушкой директора. Позже был расколдован. Отказывается заниматься плаванием, потому что хочет быть умным.
- Мисс Пич — секретарша. Стала лягушкой директора. Позже расколдована. В конце 1 сезона покинула школу.
- Шарлотта — тренер по волейболу. Стала лягушкой директора из-за того, что жаловалась на новые наколенники.
- Хулио Торрес — тренер Акул. Приёмный сын директора. Вначале рассказывал всё об учениках своей маме. Потом перешёл на сторону акул. В конце 1 сезона покинул школу. Раньше был лягушкой, но потом Директриса расколдовала его.
- Миссис Джонс — классный руководитель.
- Мария Кастилио — мать Эммы. Упоминается во втором и в четвёртом сезонах.
- Джекс Младший — клон, которого создал Джекс. Очень часто помогает Джексу.
- Филипп — парень-зомби Энди. Во 2 сезоне пришёл в человеческий мир, но позже был отправлен в игру из-за того, что хотел съесть мозги. В 3 сезоне вновь появился и позже Эмма превратила его в человека. Стал сыном Урсулы и братом Мэдди, но позже уехал.
- Бо — ящерица, которая потом стала человеком, так как Мэдди его заколдовала. Друг Софи. Позже опять стал ящерицей.
- Джейк Новоа — отец Джекса. Вначале появлялся во 2 сезоне (в телефонных разговорах). Потом появился в 4 сезоне. Владеет огромным бизнесом и имеет богатый дом. Очень влиятельный человек в совете. Часто выручал Джекса, сначала был злым, но позже стал добрым.
- Джесси Новоа — сестра Джекса. Появилась в 4 сезоне. Вначале жила с мамой, но потом переехала к Джексу. В конце 4 сезона заполучила силы и ушла в академию Уитс вместе с Энди.
Враги
- Директриса Торрес — первый директор школы, бывшая избранная. Многих превратила в лягушек. Хотела забрать силы избранной и стать самой сильной ведьмой. В конце 1 сезона была уничтожена Эммой и Мэдди. Очень часто упоминается в 3 сезоне. Появилась в 4 сезоне, однако лишилась сил и была отправлена в тюрьму.
- Злая Дездемона. Хотела уничтожить магический мир в последнем луче полнолуния. Отправила Рамону в бездну. Помогала Эмме сойтись с Дэниелом, чтобы у Эммы забрали силы. Сделала Джиджи своей приспешницей.
- Эмма 2 — клон, которого Эмма создала сама. Хотела уничтожить мир в последнем луче полнолуния. Ненавидит всё, что любит обычная Эмма. Появилась в 4 сезоне и работала на Лиану, однако позже была уничтожена.
- Миа Блэк — канай. Хотела уничтожить всех ведьм из-за мести отца. Украла у Эммы Дэниела. Довольно подлая и притворяется дружелюбной. В конце 3 сезона примирилась с ведьмами и отказалась с ними сражаться. В 4 сезоне также попала в Эверглейдс с Дэниелом и встречалась с ним там, её тоже никто не знал кроме Эммы. В 14 серии 4 сезона узнаёт от Дэниела, что когда они были в Эверглейдс, там были её родители, поэтому захотела обратно. В 20 серии 4 сезона была отправлена Эммой в Эверглейдс, потому что Эмма поняла, что они с Дэниелом счастливы.
- Лиана Новоа — мама Джекса. Инсценировала свою смерть и появилась в 4 сезоне. Дружила с Урсулой. Хотела заполучить силы всех ведьм и пользовалась тем, что Эмма хотела вернуть к жизни свою маму. Очень зла и коварна. В конце 4 сезона была уничтожена.
В ролях
- Паола Николь Андино — Эмма
- Ник Мерико — Дэниел
- Пэрис Смит — Мэдди
- Даниела Нивз — Энди
- Тайлер Альварес — Диего
- Кэндэлл Сандерс — Тони
- Маврик Морено — Мак
- Отэм Вендел — Софи
- Дениса Вилсон — Кэти
- Зоя Бюргер — Джиджи
- Деметриус Дэниелс — Себастьян
- Джеки Фрези — Мелани
- Луис Томео — Роб
- Джосон Друкер — Томми
- Кэтти Барбери — Урсула
- Рене Лаван — Франциско
- Мелиса Каркаче — Лили
- Микеле Верди — Директор
- Рафаэль де ла Фуэнте — Хулио
- Рахат Адамс — Джекс
- Тод Аллен Дуркин — Агамемнон
- Миа Матьюз — Дездемона
- Лиза Коррао — Рамона
- Элизабет Эллиас — Миа
- Габриэла Боргес — Тайра Милингтон
Русский дубляж от студии «КИПАРИС»
| Эмма | Рина Гришина |
| Джекс | Антон Савенков |
| Мэдди | Лина Иванова |
| Джесси | Лина Иванова |
| Дездемона | Татьяна Весёлкина |
| Агамемнон | Александр Воронов |
| Рамона | Анастасия Лапина |
| Директриса | Анастасия Лапина (1 сезон)
? (4 сезон) |
| Джейк | Александр Воронов |
| Лиана | Анастасия Лапина |
| Урсула | Елена Харитонова (1-4 сезон)
?(4 сезон) |
| Лили | Татьяна Весёлкина |
| Диего | Александр Зачиняев |
| Мия | Анастасия Лапина |
| Хулио | Антон Савенков |
| Энди | Василиса Воронина |
| Дэниел | Иван Калинин |
| Кэти | Елена Харитонова (1-4 сезон)
? (4 сезон) |
| Софи | Анастасия Лапина |
| Джиджи | Татьяна Весёлкина |
| Тони | Алексей Черных |
| Мак | Антон Савенков |
| Роб | Василиса Воронина |
| Мэлани | Анастасия Лапина |
| Томми | Татьяна Весёлкина |
| Франциско | Станислав Стрелков |
| Кристина | Татьяна Весёлкина |
| Рик | Антон Савенков |
| Мисс Питч | Анастасия Лапина |
Премьеры в мире
| Страна | Канал/Каналы | Дата премьеры | Название |
|---|---|---|---|
 Нидерланды[1]
|
Nickelodeon Netherlands | 21 мая, 2014 | Verhekst! |
 Канада[2]
|
YTV | 7 июля, 2014 | Every Witch Way |
 Великобритания[3]
|
Nickelodeon UK | 14 июля, 2014 | |
 Мексика[4]
|
Nickelodeon Latinoamérica | ||
 Колумбия[4]
| |||
 Венесуэла[4]
| |||
 Доминиканская Республика
| |||
 Аргентина[4]
| |||
 Бразилия[5]
|
Nickelodeon Brasil | ||
 Россия[6]
|
Nickelodeon Russia | 21 июля, 2014 | Колдовская история |
 Австралия[6]
|
Nickelodeon Australia | 4 августа, 2014 | Every Witch Way |
 Италия[7]
|
Boing | 31 октября, 2014 | Emma una strega da favola |
 Южная Азия[6]
|
Nickelodeon South Asia | 2015 | Every Witch Way (на английском) एव्री विच वे (на хинди) எவெரி விடச் வே (на тамильском) ఎవరీ విచ్ వే (на языке телугу) |
 Германия[8]
|
Nickelodeon Deutschland | 19 января, 2015 | Emma, einfach magisch |
 Польша[9]
|
Nickelodeon Poland | Czarownica Emma | |
 Франция[10]
|
Nickelodeon France | 16 марта, 2015 | Teen Witch |
Напишите отзыв о статье "Колдовская история"
Примечания
- ↑ [pers.nickelodeon.nl/nieuws/49829-nieuw-op-nickelodeon-verhekst Nieuws | Nick Persinformatie]
- ↑ [www.toronto4kids.com/July-2014/Corus-Kids-July-August-2014-Highlights Corus Kids July and August 2014 Highlights — Toronto4Kids — July 2014]
- ↑ [www.vimn.com/press/nick/press-releases/cast-a-spell-this-july-on-nickelodeon Cast a Spell This July on Nickelodeon | VIACOM PRESS]
- ↑ 1 2 3 4 [www.anmtvla.com/2014/06/julio-en-nickelodeon-every-witch-way-y.html Julio en Nickelodeon: Every Witch Way y Especiales de Vacaciones — Anime, Manga y TV]
- ↑ [anmtv.xpg.uol.com.br/every-witch-way-estreia-nickelodeon-brasil/ Every Witch Way estreia em julho na Nickelodeon do Brasil (AT) — ANMTV]
- ↑ 1 2 3 [nickalive.blogspot.it/2014/07/nickelodeon-australia-and-new-zealand_28.html NickALive!: Nickelodeon Australia and New Zealand To Premiere «Every Witch Way» On Monday 4th August 2014]
- ↑ [www.tvblog.it/post/639458/every-witch-way-serie-teen-streghe-e-maghi Roma Fiction Fest 2014 | Every Witch Way | serie teen | Boing]
- ↑ www.wunschliste.de/tvnews/m/every-witch-way-deutschlandpremiere-neuer-nickeodeon-serie-im-januar
- ↑ [media2.pl/media/117047-Czarownica-Emma-Max-i-Shred-Straszny-Henry-Kung-Fu-Panda-premiery-Nickelodeon.html «Czarownica Emma», «Max i Shred», «Straszny Henry», «Kung Fu Panda» — premiery Nickelodeon — Nickelodeon, Nick Jr. | media2.pl]
- ↑ [www.hd-motion.com/2014/11/18/nickelodeon-4teen-arrive-sur-canalsat-et-numericable-en-haute-definition/ Nickelodeon 4Teen arrive sur Canalsat et Numericable en Haute Définition | HD-Motion]
Ссылки
- [Официальный сайт www.nick.com/shows/every-witch-way]
- «Колдовская история» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.tv.com/shows/every-witch-way/ Колдовская история (англ.)] на сайте TV.com
Отрывок, характеризующий Колдовская история
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
