Колле, Гельмут

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Гельмут Колле (нем. Helmut Kolle; 24 февраля 1899, Шарлоттенбург — 17 ноября 1931, Шантийи) — немецкий художник-экспрессионист, длительное время работавший во Франции.



Жизнь и творчество

Гельмут Колле родился в семье бактериолога Вильгельма Колле. Живописью стал заниматься ещё в ранней юности. В 1906 году его семья переехала в Берн, в 1917—1918 годах жил во Франкфурте-на-Майне. Здесь Г. Колле познакомился с известным торговцем предметами искусства и гомосексуалистом Вильгельмом Уде, который стал покровителем молодого художника (В. Уде был старше его на 20 лет). Их сексуальное партнёрство продолжалось вплоть до смерти Г. Колле в 1931 году. В 1918 году Колле брал уроки у художницы Эрны Пиннер. В 1919—1922 годах он жил вместе с В. Уде в замке Лауэнштейн во Франкенвальде. в 1919—1920 годах Г. Колле сотрудничал с издаваемым В. Уде журналом Радость (Die Freude), в это же время много писал маслом и подписывал свои работы псевдонимом Гельмут фон. В 1922 году художник заболел эндокардитом, в том же году он с В. Уде уехал в Берлин. В 1924 году прошла первая персональная выставка произведений Г. Колле в дрезденском «салоне искусств Рихтер».

В 1924 году Г. Колле и В. Уде приехали во Францию, где Уде спонсировал живопись своей бывшей домработницы Серафины Луи. В Париже Г. Колле успешно выставлялся: так, на экспозиции в 1926 году в галерее Берг были распроданы почти все его картины. С этого момента художник отказался от псевдонима и начал подписывать полотна своим подлинным именем. При посредничестве В. Уде Г. Колле познакомился с Пабло Пикассо, Жоржем Браком и Анри Руссо, при этом картины, созданные Г. Колле, нашли высокую оценку со стороны Пикассо. В 1928 году Г. Колле, уже тяжело больной, вместе с В. Уде переехал в Шантийи. В 1929 году выставка его работ прошла в парижской галерее Жоржа Бернгейма, а в 1930 — в лондонской галерее Вертгейм. В 1932 году по инициативе В. Уде в парижской галерее Бонжан прошла ретроспектива творчества Г. Колле.

После смерти Г. Колле его творчество на родине было на длительное время предано забвению. Позднее выставки его работ состоялись в художественных музеях Ганновера, Гамбурга и Франкфурта-на-Майне (1952—1953), Хагена (1970), Мюнхена (1994—1995), Хемница (2010—2011) и Гамбурга (в Доме Эрнста Барлаха, с мая 2011). Во Франции полотна Г. Колле можно увидеть в музеях Гренобля, Санлиса и Витре.

В 1995 году Немецкой почтой была выпущена марка с изображением одного из полотен Г. Колле. После смерти художника ему посвятил одно из своих сочинений писатель Клаус Манн Художник Гельмут Колле (Der Maler Helmut Kolle, 1936). В снятом в 2008 году художественном фильме «Серафина» о наивном искусстве художницы Серафины Луи роль Г. Колле сыграл немецкий актёр Нико Рогнер.

Напишите отзыв о статье "Колле, Гельмут"

Литература

  • Wilhelm Uhde: Der Maler Helmut Kolle. Das Bildnis eines Frühvollendeten., Atlantis, Berlin; Zürich 1935
  • Hartwig Garnerus: Der Maler Helmut Kolle. mit einem Vorwort von Helmut Friedel, München 1994, ISBN 3-88645-122-4
  • Ingrid Mössinger u.a. (издатель): Helmut Kolle. Ein Deutscher in Paris., Edition Minerva, München 2010, ISBN 978-3938832738

Галерея

Отрывок, характеризующий Колле, Гельмут

– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.