Коллинз, Джоан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джоан Коллинз
Joan Collins

Джоан Коллинз в 2012 году
Имя при рождении:

Джоан Генриетта Коллинз

Профессия:

актриса, продюсер

Карьера:

1951 — наст. время

Дама Джоан Генриетта Коллинз (англ. Dame Joan Henrietta Collins; род. 23 мая 1933) — британская актриса, продюсер, писательница и колумнист.

Выросшая во время Второй мировой войны, Джоан Коллинз дебютировала на театральной сцене в девятилетнем возрасте в пьесе «Кукольный дом», а после закончила Королевскую академию драматического искусства в Лондоне и начала карьеру в британском кино. В возрасте 22 лет, Коллинз переехала в Голливуд и добилась известности благодаря ролям женщин-вамп в таких фильмах как «Девушка в розовом платье» (1955) и т.д[1]. Она успешно снималась в большом американском и британском кино в 1950-х и 1960-х, и менее успешно в 1970-х.

В 1981 году Коллинз начала играть свою самую известную роль — Алексис Колби в длительном телесериале «Династия», которая принесла ей премию «Золотой глобус» в 1983 году[2]. В конце восьмидесятых она пошла по стопам своей младшей сестры Джеки Коллинз и выпустила свою первую книгу Prime Time (1988), которая стала бестселлером, несмотря на негативные отзывы критиков, а потом и ещё несколько книг и автобиографий. Также как и на экране, Коллинз и в жизни имеет образ гламурной женщины-вамп, благодаря своим пяти бракам и безупречному стилю[1]. В 2015 году Коллинз была удостоена Ордена Британской империи[3].





Ранние годы

Джоан Коллинз родилась в семье Эльзы Бессант (1906—1962), учительницы танцев и владелицы ночного клуба, и театрального агента Джозефа Уильяма Коллинза (1902—1988)[4]. Отец был еврейского происхождения и уроженцем Порт-Элизабет, чьи родители эмигрировали в ЮАР из Лондона; мать была англичанкой англиканского вероисповедания. У Джоан была младшая сестра, Джеки Коллинз, которая стала писательницей, и брат Билл. Среднее образование она получила во Франко-голландской школе, после окончания которой поступила в Королевскую академию драматического искусства. В 17 лет Коллинз подписала контракт с кинокомпанией Дж. Артура Ранка, которая в то время была очень престижна в Великобритании[5].

Карьера

Карьера в кино

В 1951 году Джоан Коллинз дебютировала в британском кино, а первая главная роль у неё появилась уже спустя год в фильмах «Я верю в тебя» и «Ночи Декамерона»[5]. Тогда же она много снималась для британских пинап-журналов и была названа самой красивой девушкой Великобритании[5]. Часто в тот период Коллинз оказывалась в центре внимания прессы, в том числе когда в 1954 году заявила, что лондонские киностудии не стараются поддерживать женщин-актёров[5].

В 1955 году Джоан Коллинз отправилась в Голливуд и подписала контракт с кинокомпанией 20th Century Fox и вскоре актриса стала их ответом Элизабет Тейлор и MGM[5]. Её первая главная роль в голливуде была в эпическом фильме «Земля Фараонов» режиссёра Ховарда Хоукса. После этого она сыграла Эвелин Несбит в картине «Девушка в розовом платье» и снялась в роли молодой конкурентки героини Бетт Дэвис в эпосе «Королева-девственница». Твердо закрепив свой статус в Голливуде, Джоан Коллинз, продолжала играть главные роли в таких фильмах как комедия «Противоположный пол» (1956), экранизация романа Джона Стейнбека «Заблудившийся автобус» (1957) и спорная, но коммерчески успешная драма «Остров Солнца» (1957). Позже она снималась с Грегори Пеком в вестерне «Бравадос», с Полом Ньюманом в «Собирайтесь вокруг флага, ребята!», с Эдвардом Г. Робинсоном в «Семь воров» и заглавную роль в религиозном эпосе «Эсфирь и царь»[5]. В 1962 году она сыграла в комедии «Дорога в Гонконг» с Бингом Кросби и после взяла небольшой перерыв в карьере чтобы родить первого ребёнка.

Спад

Во второй половине шестидесятых карьера Джоан Коллинз в большом кино зашла в тупик после нескольких провальных в прокате лент[1][5]. В то же время она открыла для себя телевидение и была приглашенной звездой в ряде популярных в тот период сериалах, среди которых были «Бэтмен», «Звёздный путь», «Миссия невыполнима», «Женщина-полицейский» «Старски и Хатч». В семидесятых она вернулась в британское кино и снялась в нескольких фильмах ужасов, в том числе «Байки из склепа», «Страх в ночи», «Рассказы, свидетели безумия» и «Империя муравьёв». Пожалуй, наибольшим успехом Коллинз в семидесятых стала главная роль в экранизации романа её сестры Джеки Коллинз «Жеребец» (1978) и его сиквел «Сука» (1979), собравшие более двадцати миллионов в прокате[6].

«Династия» и возвращение успеха

В 1981 году карьера Джоан Коллинз фактически пережила возрождение, после того как она была приглашена на роль Алексис Колби, красивой, но мстительной бывшей жены биржевого магната Блейка Кэррингтона (Джон Форсайт), в прайм-тайм мыльной опере канала ABC «Династия»[1][5]. До Коллинз сериал транслировался один короткий сезон и был на грани закрытия, но с введением её героини рейтинги резко пошли вверх. Именно ей приписывают рейтинговый рост сериала и последующее становление его полноценным хитом, а не посредственным клоном «Далласа»[7].

В 1985 году «Династия» наконец возглавила годовую рейтинговую таблицу самых наблюдаемых программ, опередив «Даллас»[5], а Коллинз — самой высокооплачиваемой актрисой на телевидении. С 1982 по 1987 год Джоан шесть раз номинировалась на премию «Золотой глобус» за лучшую женскую роль в телевизионном сериале — драма за свою роль и выиграла награду в 1983 году[2]. В 1984 году она номинировалась на премию «Эмми» за лучшую женскую роль в драматическом телесериале, а в 1985 получила награду «Выбор народа» как любимая телезвезда[2]. В 1983 году Коллинз получила собственную звезду на Голливудской «Аллее славы»[2].

В пятидесятилетнем возрасте Джоан Коллинз снялась для журнала Playboy[1][8]. В 1986 году, на волне успеха сериала, Коллинз выступила в качестве продюсера и исполнительницы главных ролей в мини-сериалах «Грехи» и «Монте-Карло»[1]. «Династия» продлилась вплоть до 1989 года, а в 1991 году был снят мини-сериал «Династия: Примирение», завершающий историю[1].

Последующие годы

После завершения «Династии» Джоан Коллинз снималась менее активно и предпочитала выступать в театре и писать автобиографии. В 1992 году состоялся бродвейский дебют Джоан Коллинз в постановке «Частная жизнь тру́сов». В 1990-е годы она продолжила свою карьеру как в кино, так и на телевидении. Наиболее известными фильмами с её участием стали «Зимняя сказка» (1995), «Флинтстоуны в Вива Рок-Вегасе» (2000) и телевизионные фильмы «Энни: Королевское приключение» (1995) и «Старые клячи по-американски» (2001), наряду с Дебби Рейнольдс, Ширли Маклейн и Элизабет Тейлор.

В 1997 году за свой вклад в искусство и благотворительную работу Джоан Коллинз был присвоен титул Офицера Британской империи. В том же году она была приглашена в новый проект Аарона Спеллинга «Тихие палисады», который хотел чтобы актриса повторила ситуацию со спасением «Династии». В 2002 году она была приглашенной звездой в нескольких эпизодах мыльной оперы «Направляющий свет».

В 2005 году актриса Элис Криге сыграла роль Джоан Коллинз в телефильме «Династия: За кулисами секса, алчности и интриг»[9].

Личная жизнь

Джоан Коллинз пять раз была замужем. Её первым мужем был ирландский актёр Максвелл Рид, с которым она была вместе с 1952 по 1956 год. Позже у неё была связь с Сидни Чаплином, братом Чарли Чаплина, Артуром Лоу и Уорреном Битти, который был младше её на 4 года. В 1963 году она вышла замуж за певца и актёра Энтони Ньюли. Она родила от него сына и дочь, а в 1971 году они развелись. В третий раз она вышла замуж в 1973 году за руководителя студии «Apple Records» Рона Касса, который стал отцом её дочери. Они развелись в 1983 году. Джоан, спустя два года, вышла замуж за шведского певца Питера Холма. После их скандального развода в 1987 году Коллинз на время покинула США и вернулась в Лондон. Её пятым мужем в 2002 году стал театральный менеджер Перси Гибсон, который младше Джоан на 32 года. На вопрос о том, не смущает ли её разница в возрасте, актриса пошутила: «Если он умрёт — значит, умрёт»[10].

Фильмография

Полнометражные фильмы

Телесериалы

Телевизионные фильмы

Продюсер

Награды и номинации

Победы

Номинации

Напишите отзыв о статье "Коллинз, Джоан"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 [movies.yahoo.com/person/joan-collins/biography.html;_ylt=AnrzzSRHiE8doJbhqQrPojv3TssF;_ylu=X3oDMTI2ajBnaDlrBG1pdANQZXJzb24gRW50aXR5IEFib3V0BHBvcwMxBHNlYwNNZWRpYUVudGl0eUFib3V0TGlua3NQYWNrYWdlQXNzZW1ibHk-;_ylg=X3oDMTE2Z2ppM3RwBGludGwDdXMEbGFuZwNlbi11cwRwc3RhaWQDBHBzdGNhdAMEcHQD;_ylv=3 Joan Collins- Biography]. Yahoo!. Проверено 20 августа 2012. [www.webcitation.org/6A4YNfWSt Архивировано из первоисточника 21 августа 2012].
  2. 1 2 3 4 [www.imdb.com/name/nm0001058/awards Awards for Joan Collins]. Internet Movie Database. Проверено 20 августа 2012. [www.webcitation.org/6A4YOKAWp Архивировано из первоисточника 21 августа 2012].
  3. [www.latimes.com/entertainment/gossip/la-et-mg-joan-collins-dame-prince-charles-20150326-story.html Joan Collins receives damehood from Prince Charles]. Los Angeles Times (26 марта 2015). Проверено 30 марта 2015.
  4. [www.geni.com/people/Joseph-Collins/6000000003209219730 Генеалогия семьи Коллинз]
  5. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.tcm.com/tcmdb/person/37169%7C83564/Joan-Collins/ Joan Collins- Biography]. Turner Classic Movies. Проверено 19 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CJxJyurF Архивировано из первоисточника 20 ноября 2012].
  6. David Gritten. [www.people.com/people/article/0,,20075142,00.html Imperfect Past Behind Her, Joan Collins Says She Likes Turning Homebody]. People (26 ноября 1979). Проверено 19 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CJxKVsby Архивировано из первоисточника 20 ноября 2012].
  7. Schemering, Christopher. The Soap Opera Encyclopedia, September 1985, pp 80-81, ISBN 0-345-32459-5 (1st edition)
  8. George Hurrell. [www.practicalphotography.net/photographer-of-the-week-george-hurrell-117.html Photographer of the Week - George Hurrell]. Practical Photography (21 июля 2008). Проверено 19 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CJxLStQg Архивировано из первоисточника 20 ноября 2012].
  9. [tv.nytimes.com/2005/01/01/arts/television/01heff.html?_r=0 If You've Got It, Flaunt It: ABC Trumpets an 80's Hit]. The New York Times (1 января 2005). Проверено 29 октября 2012. [www.webcitation.org/6CJxM0zuo Архивировано из первоисточника 20 ноября 2012].
  10. [news.bbc.co.uk/2/hi/entertainment/1853945.stm Collins laughs off age difference]  (англ.).

Ссылки

  • [www.joancollins.net/ Официальный сайт]
  • [ibdb.com/person.php?id=35898 Джоан Коллинз] (англ.) на сайте Internet Broadway Database

Отрывок, характеризующий Коллинз, Джоан

«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.