Колокола (повесть Диккенса)
| Колокола | |
 Обложка первого издания 1844 года | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: | |
| Дата первой публикации: | |
 Текст произведения в Викитеке | |
«Колокола́» (англ. The Chimes, полное название «Колокола: рассказ о гоблинах некоторых колоколов[1], которые звонили в уходящий Старый год и приходящий Новый год» англ. The Chimes: A Goblin Story of Some Bells that Rang an Old Year Out and a New Year In) — повесть классика английской литературы, Чарльза Диккенса. Была написана и опубликована в 1844 году, т. е. через год после его «Рождественской песни в прозе» и за год до «Сверчка за очагом». «Колокола» — вторая из «рождественских повестей» Диккенса — сборника своеобразных нравственных посланий, публиковавшихся в 1840-е годы.
Сюжет
Накануне Нового года, главный герой повести, шестидесятилетний посыльный Трухти Вэк, погружён в мрачные думы из-за сообщений в газетах, повествующих о преступлениях и безнравственности, царящих среди рабочего класса. Трухти задаётся вопросом, являются ли рабочие злыми по своей природе или стали такими по причине бедности и угнетения.
Во время одного из таких размышлений, дочь Трухти, Мег и её давний жених Ричард объявляют ему о своём решении жениться на следующий день, т. е. 1 января. Трухти очень обрадовался этой новости, однако его радость развеялась встречей с напыщенным олдерменом Кьютом и политическим экономистом мистером Файлером, высказывающими новые взгляды на общество и, в частности, выступающие против брака среди бедных людей.
Социальные вопросы
Повесть "Колокола", как и "Рождественская песнь" была написана не только как рассказ для детей, но и затрагивала актуальные проблемы английского общества середины XIX века. В этом произведении, на примере рассуждений олдермена Кьюта и мистера Файлера Диккенс выделил три моральные проблемы:
1. Богатые люди грезят по идеализированному "золотому веку", а не стремятся, пользуясь своей властью улучшить условия жизни здесь и сейчас;
"Эх, старое время, доброе старое время, славное старое время! теперь ничего не осталось Э-эх... Доброе старое время, доброе старое время. Ах, что это было за время! Единственное время, когда стоило жить. Что уж толковать о других временах или о том, каковы стали люди в наше время. Да можно ли вообще назвать его временем? По-моему — нет". [2]
2. считают, что отдельные человеческие радости и горести не имеет никакого значения для высших сил;
3. осуждают неудачливых бедных людей и тех, кто разорился, не предлагая им ни помощи, ни жалости.
"Сейчас болтают много вздора о бедности — 'нужда заела', так ведь говорится? Ха-ха-ха! Сейчас в моде всякие жалкие словечки насчёт недоедания". [3]
Главные персонажи
- Тоби "Трухти" Вэк, старый посыльный, главный герой повести
- Маргарет "Мэг" Вэк, двадцатилетняя дочь Тоби
- Ричард, жених Мэг
- Миссис Чикенстокер, хозяйка лавки
- Олдермен Кьют, мировой судья
- Мистер Файлер, политик и экономист, член парламента
- Сэр Джозеф Баули, богатый депутат
- Уилл Ферн, крестьянин
- Лилиен Ферн, племянница Уилла, сирота
Напишите отзыв о статье "Колокола (повесть Диккенса)"
Примечания
Ссылки
- [lib.ru/INPROZ/DIKKENS/d12.txt Рождественские повести на LIb.Ru.]
- [www.archive.org/stream/goblinstorchimes00dickrich#page/n9/mode/2up Оригинальный английский текст и иллюстрации первого издания.]
- [news.webmoskva.ru/news/3549109 Ефим Барбан, Чарльз Диккенс как зеркало английского Рождества.]
|
||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Колокола (повесть Диккенса)
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
