Колокольцов, Николай Александрович

Николай Александрович Колокольцов
лейтенант 36-го флотского экипажа Н. А. Колокольцов
Дата рождения	1832(1832)
Дата смерти	1891(1891)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	флот
Звание	контр-адмирал
Сражения/войны	Крымская война, Кавказская война
Награды и премии	Орден Святого Владимира 4-й ст. (1854), Золотое оружие «За храбрость» (1855), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1856), Орден Святого Станислава 2-й ст. (1864), Орден Святой Анны 2-й ст. (1869)

Николай Александрович Колокольцов (1832—1891) — контр-адмирал, герой Синопского сражения.

Биография

Родился в 1832 году, происходил из старинного русского дворянского рода Колокольцовых, сын капитан-лейтенанта Александра Васильевича Колокольцова.

26 февраля 1841 года поступил в морскую роту Александровского кадетского корпуса, 16 января 1842 года переведён в Морской кадетский корпус и 15 августа 1848 года произведён в гардемарины.

В 1849 и 1850 годах на кораблях «Ингерманланд», «Фершампенуаз» и «Константин» проходил практическое плавание в Балтийском море. 9 августа 1850 года был произведён в мичманы и назначен в Черноморский флот. В 1851 году на фрегате «Сизополь» крейсировал у берегов Северного Кавказа и в конце кампании находился на яхте «Стрела» на Севастопольском рейде. В 1852 году на транспортах «Ренни» и «Днестр» плавал у берегов Абхазии.

В 1853 году Колокольцов в чине лейтенанта состоял на корабле «Ростислав» и участвовал в Синопском сражении. За отличие был награждён орденом св. Владимира 4-й степени с бантом. 22 января 1856 года он был награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 9898 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова)

В воздаяние за отличие, оказанное во время Синопского сражения, 18 Ноября 1853 года, где, состоя в 36 флотском экипаже и находясь на корабле Ростислав, при случившемся на нём пожаре, показал необыкновенное присутствие духа и распорядительность и, примером своим ободряя людей, успел потушить пожар и спасти корабль от взрыва.

В 1854 году Колокольцов находился на Севастопольском рейде, а после затопления Черноморского флота он вошёл в число защитников Севастополя и сражался на Малаховом кургане, а затем командовал батареей на 5-м отделении. 13 апреля 1855 года он был награждён золотой саблей с надписью «За храбрость». 26 мая того же года он при отражении общего штурма Севастополя был ранен в шею штуцерной пулей.

По окончании Крымской войны Колокольцев был переведён на Балтийский флот и заначен командиром винтовой лодки «Дым», плавал междйу Кронштадтом и Санкт-Петербургом. В конце 1856 года он был назначен в 35-й флотский экипаж в Николаеве. В 1857 году он на пароходе «Ординарец» ходил из Николаева до Дуная и оттуда вверх по реке до Галаца. В 1858 году на корвете «Рысь» находился в крейсерстве у Кавказского побережья Чёрного моря и неоднократно принимал участие в десантных высадках на берег и перестрелках с горцами.

В 1859 году Колокольцов был вновь переведён на Балтику, где командовал винтовыми лодками «Порыв» и «Ёрш» и плавал в финляндских шхерах. 1 января 1863 года он был произведён в капитан-лейтенанты и 12 ноября того же года назначен младшим помощником капитана над Петербургским портом. Затем он до 1867 года заведовал Новым Адмиралтейством и Новой Голландией, за отличное исполнение служебных обязанностей в 1864 году он получил орден Святого Станислава 2-й степени с императорской короной. В 1867—1873 годах Колокольцов заведовал Гребным портом, причём в 1869 году он получил орден св. Анны 2-й степени (императорская корона к этому ордену пожалована в 1873 году) и 1 января 1871 года произведён в капитаны 2-го ранга. В 1873—1883 годах он заведовал Галерным островом и лоцманской командой Санкт-Петербургского порта, 1 января 1875 года получил чин капитана 1-го ранга.

26 ноября 1883 года Колокольцов вышел в отставку с производством в контр-адмиралы.

Скончался в 1891 году. Похоронен в Вышневолоцком уезде Тверской губ. (ныне кладбище у д. Касково-Сигово Удомельского р-на). В настоящее время здравствует большое число его потомков, несущих фамилию Колокольцовы и Колокольцевы.

Его брат Александр был контр-адмиралом и генерал-лейтенантом, начальствовал над Обуховским сталелитейным заводом и входил в число членов Адмиралтейств-совета.

Источники

• Волков С. В. Л—Я // Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. — М.: Центрполиграф, 2009. — Т. II. — ISBN 978-5-9524-4167-5.
• Исмаилов Э. Э. Золотое оружие с надписью «За храбрость». Списки кавалеров 1788—1913. — М.: «Старая Басманная», 2007. — 544 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-903473-05-2.
• Скрицкий Н. В. Русские адмиралы — герои Синопа. — М.: Центрполиграф, 2006. — 463 с. — ISBN 5-9524-2279-9.
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). — СПб., 1869.
• Знаменитые россияне в истории Удомельского края /Составитель Подушков Д. Л. — Тверь: изд-во «СФК-офис», 2009. — С. 62—87

Отрывок, характеризующий Колокольцов, Николай Александрович

– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.