Коломийченко, Алексей Сидорович

Алексей Сидорович Коломийченко
Учёное звание:	член-корреспондент АН УССР

Алексей Сидорович Коломийченко (18 (30) марта 1898(18980330), Шпола — 17 сентября 1974, Киев) — украинский советский оториноларинголог, доктор медицинских наук, профессор, член-корреспондент АН УССР (с 20 декабря 1967 года), организатор и первый директор Института отоларингологии Академии медицинских наук Украины. Брат хирурга Михаила Коломийченко.

Биография

Родился 18 (30 марта) 1898 года в городе Шпола Черкасской области в крестьянской семье. В 1919–1924 годах учился на медицинском факультете Киевского университета. Одновременно с учебой работал проводником-фельдшером на Юго-Западной железной дороге.

С 1924 года работал врачом-стажером в Изяславской участковой больнице Шепетовского округа. С 1928 года — в Киевском институте усовершенствования врачей. Работал младшим ассистентом, старшим приват-доцентом, а с 1936 года — доцентом клиники.

В 1936 году назначен заведующим большим детским оториноларингологическим отделением, которое он организовал впервые в Украине в районной больнице имени Н. И. Калинина. На этой базе его самостоятельная педагогическая деятельность началась с чтения врачам курсантам Киевского института усовершенствования врачей лекции по оториноларингологическим заболеваниям детского возраста. Клиника стала центром развития нового в то время направления оториноларингологии — детской хирургии уха, горла и носа.

В 1937–1940 годах детально разработал актуальные в то время вопросы лечения грудных детей с заболеваниями уха при токсических диспепсиях. При этой патологии в то время был высокий процент смертности. А. С. Коломийченко предложил и внедрил в практику антро-и тимпанопункцию, которые оказались очень эффективными, способствовали снижению смертности. Впервые в Киеве и в Украине применил удаление инородных тел из гортани, трахеи и бронхов без трахеотомии и широко внедрил в практику метод прямой ларингоскопии у детей. Он также впервые использовал новые в то время препараты — сульфидин и сульфазол при лечении детей с отоантритами. Одновременно был консультантом Института охраны материнства и детства.

17 декабря 1940 года успешно защитил диссертацию, утвержден в ученой степени доктора медицинских наук 17 мая 1941 года.

Во время Великой Отечественной войны оказался в оккупированном Киеве. Работал в нескольких оториноларингологических заведениях, в основном на территории больницы имени Н. И. Калинина. Принимал активное участие в оказании помощи партизанам и участникам киевской подпольной организации. Спасал юношей и девушек от угона в Германию, помещал их в клинику под видом тяжелобольных, выдавал фальшивые справки.

С 1943 года заведовал кафедрой оториноларингологии стоматологического факультета Киевского медицинского института. В 1944-1966 гг. — заведующий кафедрой отоларингологии Института повышения квалификации врачей, в 1952-1960 гг. — начальник отделения больницы 4-го управления Минздрава УССР. В 1960 году организовал Киевский НИИ отоларингологии: в 1960–1974 годах — его первый директор, с 1974 года — научный консультант.

С 1919 года жил в Киеве по улице Рейтарской, 17. Умер 17 сентября 1974 года. Похоронен в Киеве на Байковом кладбище (участок № 1).

Научная и общественная деятельность

Внес значительный вклад в разработку тонзиллярный проблемы, диагностику и лечение сниженного слуха, воспалительных процессов среднего уха, внутричерепных осложнений, консервативной терапии основных заболеваний уха, горла, носа, лечение травматических повреждений, склеромы верхних дыхательных путей, профессиональной патологии органов слуха. Усовершенствовал старые способы проведения операций, разработал новые. Создал научную школу отоларингологии в Украине.

С 1958 года был главным редактором «Журнала ушных, носовых и горловых болезней», с 1964 года — председатель правления Украинского общества оториноларингологов.

Награды

Заслуженный деятель науки УССР (с 1955 года); лауреат Ленинской премии (1964 год; за разработку и внедрение в практику слуховосстанавливающих операций при отосклерозе).

Память

В июне 1978 года Киевскому институту отоларингологии присвоено имя Алексея Коломийченко. В институте работает Музей имени Алексея Коломийченко. Возле входа в институт по адресу Зоологическая, 3 8 мая 1978 года установлена бронзовая мемориальная доска с барельефом ученого (скульптор Н. К. Вронский, архитектор В. Г. Гнездилов). В Умани действует музей братьев Коломийченко.

В Киеве на доме по улице Рейтарской, 17, где в 1919–1974 годах жил Алексей Коломийченко, 24 апреля 2003 года установлена гранитная мемориальная доску (скульптор Н. М. Срибнюк).

Литература

• Украинская советская энциклопедия: в 12 томах = Українська радянська енциклопедія (укр.) / За ред. М. Бажана. — 2-ге вид. — К.: Гол. редакція УРЕ, 1974—1985.;
• Шидловская Т. В. и другие. Алексей Исидорович Коломийченко. К., 1990.

Источники

• [kiev-necropol.narod.ru/KolomiychenkoAI.html Некрополи Киева](рус.)

Отрывок, характеризующий Коломийченко, Алексей Сидорович

– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.