Колонии Бельгии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Колонии Бельгии (нидерл. Belgische koloniën, фр. Colonies belges) — совокупность нескольких территорий Центральной Африки, принадлежавших этой стране на правах колониальных владений в период с 1885 по 1962 годы. Около 98 % площади всех бельгийских владений приходилось при этом на Бельгийское Конго. Кроме того, к колониям Бельгии обычно относят и концессию в китайском Тяньцзине (1902—1931).





Предпосылки

Территория самой Бельгии насчитывает много веков иноземного владычества. С 1556 года она принадлежала испанским Габсбургам, с 1713-го — австрийским Габсбургам, а с 1792-го — Франции. После разгрома наполеоновской Франции Бельгия в 1815 году оказалась в составе нидерландского королевства, но уже в 1830 году благодаря революции получила независимость.

Вместе с независимостью страна, однако, получила и проблемы: бурно развивавшаяся бельгийская промышленность нуждалась в новых рынках сбыта и новых ресурсах, а безработные, обездоленные слои и люмпен-пролетариат, не имея прежних возможностей массовой эмиграции в колонии Нидерландов, по-прежнему искали себе занятие, чем представляли опасность для государства и общества. Поэтому Бельгия немедленно приступила к поиску способов заполучить собственные колонии, порой экзотических.

Леопольд I

В планах короля бельгийцев Леопольда I было освоение Абиссинии и Западной Африки, Латинской Америки (Мексики, Никарагуа, Кубы, Гватемалы, Бразилии, Аргентины) и даже Филиппин, островов Океании и Гавайев. Ни одному из этих прожектов не было суждено воплотиться в нечто значимое. Так, в 1843 году частная компания Ladd & Co. подряжалась колонизировать в интересах Бельгии Гавайское королевство. Сделка сорвалась из-за банкротства предприятия[1]. Аналогичные переговоры велись и с новорождённой Республикой Техас, заинтересованной в притоке европейских переселенцев[2].

В 1843—1844 годах сотни бельгийцев из низших социальных слоёв были доставлены кораблями в Santo Tomás de Castilla в Гватемале для обустройства Верапаса, первой в истории бельгийской колонии в Америке. Это стало возможным в результате соглашения между сепаратистом Рафаэлем Каррерой, остро нуждавшемся во внешней поддержке после сецессии Гватемалы от Соединённых Провинций Центральной Америки, и находившейся под протекцией Леопольда I частной Compagnie belge de colonisation. Из-за массовой смертности колонистов от малярии, жёлтой лихорадки и др., а также финансовых затруднений проект был свёрнут в 1854 году[3][4].

Окончился неудачей и проект организации льноводческой колонии Nueva Belgica в мексиканском штате Чиуауа, там оказались неплодородные земли. Параллельно образовались переселенческие потоки бельгийцев на побережья Бразилии (штат Санта-Катарина) и Аргентины, особенно с 1842 по 1875 годы[5], однако они не стали массовыми и не привели к политическому обособлению. Впрочем, основанная в 1882 году в аргентинской провинции Энтре-Риос Colonia Belga (Villaguay) просуществовала до 1940 года[6].

Леопольд II

В целом, в архивах бельгийского Министерства иностранных дел и Министерства внешней торговли содержится переписка и иные сопутствующие документы, свидетельствующие о более чем пятидесяти попытках первых монархов Бельгии приобрести для своей страны заморские колонии в разных частях мира тем или иным способом, от разработки планов силового захвата до обсуждения намерений покупки[5].

Так, Леопольд II, вступивший на престол в 1865 году после смерти отца, Леопольда I, энергично принялся продолжать его дело, безуспешно пытаясь закрепиться на Крите, в Северном Борнео, на Филиппинах, Новой Гвинее и Фиджи. Однако лишь его усилиям в Африке сопутствовал бо́льший успех.

Конго

В 1876 году Леопольд II привлёк около 40 видных европейских экспертов (учёных, предпринимателей и филантропов) к созданию под своей эгидой Африканской международной ассоциации, целями которой заявлялось исследование Центральной Африки и продвижение там гуманитарных проектов. Представители различных государств образовали свои национальные комитеты, каждый такой комитет организовывал собственные экспедиции во внутренние районы Африки. Ранее их сдерживали малярийные болота и сонная болезнь, но открытие лечебных свойств хинина позволило активизировать колонизацию.

Полученная информация не распространялась среди стран-участниц ассоциации, а использовалась для объявления притязаний на ту или иную территорию. В итоге Леопольду II удалось обострить «драку за Африку» среди великих держав и, используя их противоречия (прежде всего британо-португальские — см. «розовая карта»), на Берлинской конференции (1884) закрепить за собой бассейн реки Конго на правах личного колониального владения, оформленного как «свободное государство», и выдавить оттуда португальцев.

Территория Свободного Государства Конго (ныне — Демократическая Республика Конго) размерами превышала Бельгию в 77 раз[7]. Его уникальный статус позволял королю управлять своей собственностью без привлечения парламента и норм законодательства Бельгии. С помощью наёмной военизированной жандармерии Force Publique Леопольд II организовал[8] принудительный по сути рабский труд миллионов аборигенов[9] по выкачиванию из страны полезных ископаемых, каучука и слоновой кости. Эксплуатация колонии стала одним из существенных источников накопления капиталов и развития промышленности Бельгии[7]. Как следствие, в 1920 году население Конго составляло лишь половину его 20-миллионного населения 1880 года[7].

Жестокость предприимчивого короля стала вызывать осуждение в Европе и мире. Так, австрийский император Франц Иосиф I (за сына которого Рудольфа Леопольд II выдал замуж свою дочь Стефанию) именовал бельгийского монарха «коронованным маклером», с сатирой на короля выступали Марк Твен, Анатоль Франс и Артур Конан Дойль. Внимание общественности к проблемам Конго привлёк Джозеф Конрад в повести «Сердце тьмы» (1899), а позже — доклад дипломата Роджера Кейсмента и работа основанного им Общества по проведению реформ в Конго. Незадолго до смерти, в 1908 году, Леопольд II продал свои африканские владения бельгийскому государству. Свободное Государство Конго было преобразовано в Бельгийское Конго.

Убанги-Бому

В 1892—1895 годах Свободное Государство Конго претендовало на юго-восточную часть сопредельной французской колонии Убанги-Шари — Убанги-Бому (фр. Oubangui-Bomou). Эта территория находилась под администрацией Конго до февраля 1895 года. В августе того же года между Францией и Свободным Государством Конго был заключён пограничный договор, согласно которому земли Убанги-Бому отошли первой[10].

Катанга

В 18911894 годах король Леопольд II военной силой присоединил к Свободному Государству Конго расположенную южнее Катангу, густонаселённый горнопромышленный регион, недра которого (медь, олово, уран, кобальт, радий, алмазы и др.) дают более половины ВВП всего Конго. После того как посланные Леопольдом войска свергли и обезглавили Мсири, вождя местного государства Йеке, регион погрузился в хаос и межплеменные войны[11].

Считалось, что Катанга является владением Свободного Государства Конго, но администрировалась она отдельно и находилась под прямой оккупацией бельгийской армии, охранявшей бизнес бельгийско-американских картелей. Парламент Бельгии аннексировал Катангу и присоединил её к Бельгийскому Конго лишь в 1910 году после кончины Леопольда II.

Позже история завоевания Катанги бельгийцами стала основанием для провозглашения независимого Государства Катанга в ходе деколонизации Конго в 1960 году. Вернуть Катангу в Конго тогда удалось лишь спустя три года.

Анклав Ладо

Леопольд II предпринимал попытки расширения своих владений и на северо-востоке Конго. Воспользовавшись началом восстания Махди и фактическим изгнанием британских властей из Англо-Египетского Судана, он с 1894 года оккупировал несколько областей южной части Судана, в том числе так называемый Анклав Ладо, стратегически важный для Свободного Государства Конго регион, включавший самый верхний по течению Нила судоходный порт Реджаф.

Последовала серия британо-конголезских переговоров и договоров, согласно которым спорная территория осталась за Леопольдом, но при этом была разделена на две зоны: западная часть признана суверенной частью Конго, а восточная — собственно Анклав Ладо — передана королю Бельгии во временное владение до конца его жизни, после чего подлежала возвращению Великобритании[12]. В обмен на это Леопольд согласился уступить полосу земли в восточной части Конго под масштабный британский проект Сесиля Джона Родса, строительство железной дороги Кейптаун — Каир через весь континент с юга на север.

Аренда Анклава Ладо была прекращена в 1910 году, после чего тот был снова включён в состав Англо-Египетского Судана, а в 1912 году его южная часть отошла к британскому протекторату Уганда[12].

Тяньцзинь

Наряду с семью другими европейскими державами Бельгия приняла участие в подавлении боксёрского восстания в Китае в 18991901 годах. В качестве награды за вклад в победу союзников в 1902 году ей была выделена небольшая зона в городе Тяньцзинь на восточном берегу реки Хайхэ на правах концессии. Бельгийский сеттльмент составлял всего 89 акров (для сравнения: итальянский — 126, австро-венгерский — 170, японский — 356, французский — 445 акров). Власти Бельгии не проявили особой заинтересованности в развитии обретённой территории и воспринимали её скорее символически, поэтому архитектурного отпечатка период их правления там не оставил. Однако достаточно активен был бельгийский бизнес. Так, в 1904 году Китай и Бельгия подписали контракт с Compagnie de Tramways et d’Eclairage de Tientsin, предоставивший компании эксклюзивные права на строительство и управление системой электрического освещения и трамвайными линиями на 50 лет. В 1906 году в Тяньцзине начал функционировать первый в Китае электрический трамвай[13].

В 1906 году бельгийское правительство планировало открыть почтовое отделение в Китае[14]. Для этого бы­ли подготовлены пять почтовых марок с двумя различными типами надпечатки. Существуют экземпляры марок с надпечаткой Specimen («Образец»), a также несколько марок на корреспонденции, отправленной бельгийским консулом в Китае до получения указания о выпуске этих марок в обращение. Однако отделение бельгийской почты так и не было открыто[14].

С 1929 года Бельгия приступила к переговорам о возврате концессионной территории гоминьдановскому Китаю и в 1931-м политическое присутствие бельгийцев в Тяньцзине было свёрнуто[13].

Альберт I

В 1900 году в статусе наследника престола будущий король бельгийцев Альберт I совершил поездку по Свободному Государству Конго — и по возвращении в Бельгию настаивал на изменении отношений с коренным населением. Как король он значительно гуманизировал управление колонией, ставшей после смерти дяди, Леопольда II, государственным владением.

Руанда-Урунди

В 1916 году, во время Первой мировой войны, войска Бельгийского Конго вторглись на территорию соседней Германской Восточной Африки и оккупировали два тамошних королевства, Руанду и Бурунди, ставших частями этой колонии Германии, соответственно, в 1898 и 1903 годах. По Версальскому договору эти земли были объединены под названием Руанда-Урунди, превращённой по решению Лиги Наций в 1922 году мандатную территорию Бельгии категории Б. После роспуска Лиги в 1946 году Руанда-Урунди была преобразована ООН в свою подопечную территорию под управлением Бельгии с условием подготовки этой территории к независимости.

После ликвидации Бельгийского Конго, провозглашения в 1960 году независимости Республики Конго (ныне — Демократическая Республика Конго) и сразу же разразившегося конголезского кризиса Бельгия потеряла контроль над Руандой-Урунди. Специальная сессия Совбеза ООН в 1962 году приняла решение о ликвидации бельгийской опеки. Объединение распалось: возникли Руандийская Республика и королевство Бурунди, разделённые по прежним границам.

Комачина

В 1919 году король Альберт I получил в качестве подарка от мэра коммуны Сала-Комачина (итальянский регион Ломбардия) крохотный (0,075 км²) остров Комачина на озере Комо недалеко от швейцарской границы. Комачина достигает 1 км в длину и в среднем 500 м в ширину. На год этот остров стал анклавом под суверенитетом Бельгии. В 1920 году Комачина был возвращён итальянскому государству с условием, что там будет располагаться колония художников и прочих людей искусства[15].

Танжер

В 1928—1940 и 1945—1956 годах Бельгия, наряду с Францией, Испанией, Великобританией, Италией, Португалией, Нидерландами и Швецией, принимала участие в совместном колониальном управлении Танжером, имеющим важное геостратегическое значение городом-портом на берегу Марокко в Атлантике.

В 1912 году Франция, Испания и Великобритания в результате сложных межимпериалистических противоречий между ними и с Германией (см. Танжерский кризис, Агадирский кризис) создали там Международную зону Танжер. В 1928 году Бельгия присоединилась к Танжерскому протоколу[en], учредившему Международный контрольный комитет и другие органы международной администрации при номинальном сохранении власти марокканского султана Мухаммеда V над этим африканским городом и его окрестностями.

В 1940 году Испания, пользуясь захватом Франции Третьим рейхом, оккупировала Танжер, присоединив зону к Испанскому Марокко. В августе 1945 года международный статус территории был восстановлен. Международная зона Танжер просуществовала до октября 1956 года, после чего стала частью деколонизировавшегося Королевства Марокко.

См. также

Напишите отзыв о статье "Колонии Бельгии"

Примечания

  1. [books.google.com/books?id=s2iW_IL-mlkC Report of the proceedings and evidence in the arbitration between the King and Government of the Hawaiian Islands and Ladd & Co., before Messrs. Stephen H. Williams & James F. B. Marshall, arbitrators under compact]. — C.E. Hitchcock, Hawaiian Government press, 1846.
  2. Chase, Mary Katherine Négociations de la République du Texas en Europe: 1837—1845, II. — Champion,‎ 1932. — p. 226.
  3. [www.wdl.org/en/item/168/ New Physical, Political, Industrial and Commercial Map of Central America and the Antilles]. — Library of Congress, World Digital Library.
  4. [www.worldstatesmen.org/Guatemala.htm#Santo-Tomas Santo Tomás]. — worldstatesmen.org
  5. 1 2 Ansiaux, Robert Raymond. Early Belgian colonial efforts: The long and fateful shadow of Leopold I. — Arlington: The University of Texas, 2006.
  6. [www.coloniasbelgas.com.ar/paginas2/cbarg_b.htm Belgische kolonies van Argentinië]. — coloniasbelgas.com.ar (нид.) (исп.)
  7. 1 2 3 Томилин, Ю. [www.vokrugsveta.ru/vs/article/6499/ Конго]. Вокруг света (июль 1960 года.). [www.webcitation.org/6GWQex1rB Архивировано из первоисточника 11 мая 2013].
  8. Geudens, Rudi. [www.rudi-geudens.be/html/force_publique.htm Force Publique: Organisation (1885—1918)] (англ.). rudi-geudens.be. [www.webcitation.org/6ENoTOVql Архивировано из первоисточника 22 сентября 2014].
  9. Osborn, Andrew. [www.guardian.co.uk/world/2002/jul/18/congo.andrewosborn Belgium confronts its colonial demons] (англ.). Guardian Weekly (18 July 2002). Проверено 2 мая 2013. [www.webcitation.org/6GWQe5mnQ Архивировано из первоисточника 11 мая 2013].
  10. [www.worldstatesmen.org/Central_African_Republic.html#Oubangui-Bomou Oubangui-Bomou]. — worldstatesmen.org
  11. De Pont-Jest, René [collin.francois.free.fr/Le_tour_du_monde/ L’Expédition du Katanga, d’après les notes de voyage du marquis Christian de Bonchamps]. — Le Tour du Monde, 1892.
  12. 1 2 Ascherson, N. The King Incorporated: Leopold II in the Age of Trusts. — Granta Books, 2001. — ISBN 1-86207-290-6.
  13. 1 2 [books.google.com/books?id=WTKsm1ioEksC&pg=PA27 Foreigners and Foreign Institutions in Republican China]. — Routledge, 2012. — P. 27.
  14. 1 2 Бельгия // [www.fmus.ru/article02/eu05.html Филателистическая география. Европейские зарубежные страны] / Н. И. Владинец. — М.: Радио и связь, 1981. — 160 с.
  15. [www.lalibre.be/actu/international/article/665430/comacina-l-ile-aux-artistes.html Comacina, l'île aux artistes]. — La Libre Belgique, 7 июня 2011 года. (фр.)

Отрывок, характеризующий Колонии Бельгии

Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.