Колонны Ашоки
Колонны (столпы) Ашоки — каменные монументы в форме отдельно стоящего вертикального столба, установленные в середине III века до н.э. по приказу индийского царя Ашоки в ключевых центрах державы Маурьев.
Надписи на колоннах, выполненные на брахми и расшифрованные Дж. Принсепом в 1837 году, являются древнейшими примерами индийской письменности[1]. На вершинах колонн изначально были размещены скульптурные группы с изображениями священных животных. Также их украшали изображения колеса дхармы и свастики.
Колонны делятся на малые и большие; последние имеют 12-15 метров в высоту и весят около 50 тонн. Колонны устанавливались в людных местах, иногда удалённых на сотни миль от того места, где их изготовили. Рядом с каждым монументом стоял служитель, разъяснявший смысл надписи неграмотному населению. Установка таких колонн была эффективным средством государственной пропаганды[2].
Колонны Ашоки стали предметом подражания для последующих индийских правителей (см. колонна Гелиодора, железная колонна). За пределами Индии их копировал в XIII веке сиамский царь Менграй.
Поскольку мусульманские правители Индии систематически уничтожали изваяния животных, до нашего времени дошли фрагменты только 19 колонн и только шесть скульптурных групп. Очевидно, в древности их было гораздо больше. Поваленные колонны были реконструированы в XIX веке британскими колониальными властями.
Лучше других наверший сохранилась т. н. львиная капитель в Сарнатхе, чьё стилизованное изображение было объявлено в 1950 году национальной эмблемой Индии. Эту капитель обнаружил в 1851 году британский археолог А. Каннингем, которому принадлежит также честь открытия колонны в Санчи.
Иератические изображения животных на колоннах отмечены влиянием искусства Ахеменидов[3]. Это наиболее древние шедевры индийской скульптуры. К настоящему времени они перенесены в музеи, а на колоннах их заместили копии.
Напишите отзыв о статье "Колонны Ашоки"
Примечания
- ↑ books.google.com/books?id=pH8ZCCIZ8McC&pg=PA29
- ↑ books.google.com/books?id=gwUF11NRyT4C&pg=PA200
- ↑ Gardner's Art through the Ages (ed. Fred Kleiner). 15th edition. ISBN 9781305544918. Page 441.
Отрывок, характеризующий Колонны Ашоки
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
