Колоратура

Колоратура (итал. coloratura — украшение) — совокупность орнаментальных приёмов в вокальной музыке, прежде всего в классической опере, особенно итальянской и французской опере периода барокко (XVII—XVIII вв.), классицизма (вторая половина XVIII века) и раннего романтизма (первая половина XIX века).

Чаще всего колоратура использовалась в партиях для высоких голосов, прежде всего сопрано — первоначально в исполнении певцов-кастратов, а затем для высокого, так называемого колоратурного сопрано в исполнении женщин. Среди характерных образцов оперных партий с широким использованием колоратуры — партии Царицы Ночи в «Волшебной флейте» Моцарта и Лючии в «Лючии ди Ламмермур» Доницетти. Красочными и чрезвычайно сложными колоратурами изобилуют оперные арии эпохи барокко (Гендель, Вивальди, Кальдара и др.). В период своего расцвета колоратуры широко использовались композиторами в партиях, предназначенных для любого другого певческого голоса помимо сопрано: женского контральто, меццо, мужского тенора, баритона и даже баса, — в частности, колоратура богато представлена в басовых партиях Базилио в «Севильском цирюльнике» Россини и Осмина в «Похищении из сераля» Моцарта.

Революция в оперном жанре второй половины XIX века, связанная с именами позднего Джузеппе Верди, Джакомо Пуччини и особенно Рихарда Вагнера, практически вывела колоратуру из активного композиторского употребления, и в дальнейшем она появлялась преимущественно в произведениях, так или иначе связанных со стилизацией (такова, в частности, партия Цербинетты в «Ариадне на Наксосе» Рихарда Штрауса).

В XX веке и по настоящее время, в связи с возникновением и популяризацией аутентичного исполнительства музыки эпохи барокко, к числу голосов, исполняющих колоратуры, прибавился и контратенор, который в рассматриваемом случае исполняет мужские сопрановые партии.

Известные певицы

• Эрна Бергер
• Кэтлин Бэттл
• Амелита Галли-Курчи
• Натали Дессе
• Арлин Ожер
• Лили Понс
• Луция Попп
• Мадо Робен
• Рита Штрайх
• Патрисия Пëтибон

Музыкальные фрагменты

• Вторая ария Царицы Ночи, Der Hölle Rache

Источники

• Колоратура // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>

Классическая музыка   Опера

Отрывок, характеризующий Колоратура

Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.